Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой - Савельева Ольга Васильевна. Страница 12

– Ну а как же? Ведь сопли лечить потом вам? Неужели хочется?

– Не хочется. И я не буду этого делать, потому что не кликаю беду, а значит, сын не упадет, не отморозит ноги и не заболеет.

У нас за спиной стоит ангел-хранитель и записывает все то, что мы произносим. Если произносить «упадет» и «сопли», то ваш заказ будет тут же выполнен, а значит, ваш сопливый ребенок немедленно упадет. Если же говорить: «Прыгай, сынишка, смотри, какие брызги!» – то всем будет весело. Даже ангелу-хранителю.

– Весело и мокро…

– Ну и мокро, да. Куда ж деваться! Весна все-таки. Весна-а-а! А мы сегодня купили эти чудесные желтые резиновые сапоги!

Тортила молчала. Думала о своем.

– На самом деле эти сапоги по акции стоят совсем не дорого, – говорю я в сторону, будто просто рассуждаю. – Вот в том магазине, через дорогу, на втором этаже… Вы знаете размер ножки внука? Может, купить ему резиновые сапожки, позвонить дочери и сказать: «Привези на выходные мне внучка, а то мы весну пропустим, а у нас тут такие чудесные лужи!»

– Она не привезет…

– Хм. Ангел-хранитель записал… Не привезет.

– Куда я их потом дену, эти сапоги?

– Вот опять. Самурай. Вы думаете о плохом. Еще ничего не случилось, а уже все плохо. Не привезет в эти выходные – привезет в следующие. А если не успеет весной, привезет летом. Резиновые сапоги – это вообще вещь внесезонная. Я бы на вашем месте купила. И сказала бы: «Дочка, милая, я люблю тебя. Я очень хочу видеть внука. У меня для него подарок, который будет ждать его столько, сколько нужно…» И дочка услышит. И привезет внучка. А даже если и нет, то, знаете, эта тысяча рублей, потраченная на сапоги надежды, того стоит. Надежда, знаете, вообще бесценна.

Тортила отвернулась, смотрела вдаль. Не хотела, чтобы я видела ее слезы.

Мимо пронесся мой счастливый сын. Он немного подслушал нашу беседу. Спросил у меня:

– Мам, а что такое ангел-хринитель?

Я засмеялась.

– Ангел-хринитель – это тот, кто исполняет только плохие мечты и запросы…

Тортила уже смотрит на моего сына и улыбается:

– Ну как там, в луже?

– Вон в той лутьсе всего, – машет ладошкой Дася. – Там глубоко…

– Может, скоро к тебе друг приедет. Ванечка. Будешь с ним играть?

– Буду! Я люблю длузей. А сколько ему годиков? А у него есть самоёт? Или лего?

– Ему три годика, а про самолет я не знаю… – растерялась Тортила.

– А ты узнай! – дал задание Дася.

– Хорошо. Обязательно узнаю. – Тортила машет Дасе рукой, подхватывает свою сумку и уточняет у меня: – На втором этаже, да?

– Да, магазин через дорогу, – киваю я. – Очень хотим познакомиться с Ванечкой! И даже если у него нет самолета, мы будем с ним дружить.

– Спасибо, – говорит женщина.

Тортила – это хороший и добрый персонаж. Надеюсь, она будет такой же бабушкой.

– Дась, домой идем?

– Есе пять минуточек, – торгуется сын.

– Хорошо. – Я киваю ему и, пока он самозабвенно с разбегу прыгает в лужу, звоню мужу.

– Ну как вы там? – спрашивает муж. Он скучает, пока мы гостим у бабушки.

– Мы отлично. Шастаем по лужам в новых желтых сапогах. Планирую завтра купить сыну лего и самолет. Он хочет, как у соседа.

– Хорошо, что у соседа нет «Бентли» и сапфирового колье, – шутит муж, – а то есть риск, что сын тоже захотел бы…

Я смеюсь. Я очень люблю мужа за легкость и чувство юмора.

Тут Дася с разбега, не рассчитав сил, спотыкается и падает в лужу.

Я подбегаю и, убедившись, что он не ударился, а только испугался, начинаю звонко причитать:

– Ну Да-а-ася, ну сколько мо-о-ожно говорить: не надо купаться в луже, в луже купаются поросята, а мальчики – дома, в ванной, а ты опять все перепутал! Хрю-хрю!

Сын смеется вместе со мной, я подхватываю его из лужи и бегом бегу домой.

Мама открывает дверь, видит грязного и мокрого сына у меня на руках, который весело ей говорит:

– Хрю-хрю!

Мама закатывает глаза:

– Я так и знала! Быстрее в ванну!

Я раздеваю хохочущего сына прямо в прихожей. Он прямо заливается. У детского смеха часто нет причины. Просто смешинка счастья в рот попала.

– И ничего смешного, – говорит моя мама. Гасит хорошее настроение.

Я беру сына на руки и, громко топая, бегу с ним в ванную.

– Мама, не бегай и не топай, как слон. Мы у бабы. Это опасно и бойно.

– Что? Что он говорит? Ты настроила внука против меня?

– Мам, успокойся. Я никого не настраивала, он, наоборот, имеет в виду, что нужно выполнять твои правила на твоей территории.

– Все ясно, – причитает мама. – Мать у тебя плохая, мать мегера, бессовестная ты, неблагодарная… – Мама уходит в комнату плакать над своей тяжелой судьбой.

Я вздыхаю и засовываю ребенка под горячий душ, даже намыливаю ему голову… Ну а что? Вместо вечернего купания сразу…

Дася ловит языком капельки воды и говорит задумчиво:

– Наверное, у бабы тозе ангел-хринитель…

Балет

В детстве я страдала от лишнего веса, сутулости и косолапия.

Я вся как бы стремилась нырнуть внутрь себя: ручки в замочек, ножки – носочек к носочку, неосознанно ссутуленная спина, голова вжата в плечики, будто в ожидании подзатыльника.

Мне никто никогда не давал подзатыльников. Максимум могли отшлепать, поставить в угол, сказать что-то досадное. Тем не менее я все равно словно пряталась от всех в свою раковинку, где цвела рассада для будущих комплексов и психологических проблем.

Сегодняшние взрослые, свернутые на понятиях «синдром дефицита внимания ребенка», «гиперактивность» и тому подобных нюансах, обязательно считали бы эти симптомы с поведения ребенка и увлеченно принялись бы их лечить, но раньше такого не было: ребенок хорошо ест и нормально учится, а значит, здоров.

Бабуся придумала отдать меня на хореографию: в Доме пионеров как раз открылся такой кружок, а для льготников – бесплатно.

Я живу без родителей, хотя они живы, здоровы и проживают в столице, но об этом говорить не обязательно: важнее статус льготника, чем торжество справедливости.

Работаем на прибеднение. Как не принять в кружок балета девочку-сиротинушку?

Хореография была призвана убить сразу трех зайцев: выпрямить спину, развернуть стопы и скинуть лишний вес.

Бабуся позвонила маме в Москву будто бы посоветоваться. На самом деле смысл звонка был совершенно другим: «Смотри, кукушка, как много мы с дедом делаем для внучки».

Мама горячо поддержала идею с хореографией. Ей, как любой маме, нравилось думать, что ее дочка не просто сказочно хороша, но еще и стройна, как балеринка, танцующая в старой шкатулке под плачущие звуки шарманки.

Я слушала разговор, точнее приговор, и сокрушалась: мама, видимо, совсем забыла, какая я толстая и как нелепо я буду смотреться в балетной пачке.

Хотя пару месяцев назад дедуся водил меня в фотоателье, где меня фотографировали за руку с зубастым, но улыбчивым крокодилом Геной.

На фотографии я вышла особенно толстенькой, напуганной и невероятно грустной, и бабуся, отправляя фото маме в конверте с маркой, все причитала:

– Ну что, сложно было улыбнуться? А то выражение лица, как будто тебе еще год срок мотать на каторге добавили, а семь уж отмотала…

Я жила с бабусей и дедусей восьмой год…

Учительницу хореографии звали Инга Всеволодовна. Мне это имя казалось холодным и отталкивающим. Как будто с лестницы скинули рояль, и он скачет по ступенькам, тренькая: «Все-во-ло-дов-на…» И сама учительница, стройная, тонкая, с длинной морщинистой шеей и зачесанными в тяжелый седоватый пучок волосами, производила впечатление неприступной и высокомерной женщины.