Шеф-повар Александр Красовский 3 - Санфиров Александр. Страница 14
– Да, вот, мне роль Куллерво, дали в Финском театре, буду там играть в спектакле. – в таком же тоне ответил я.
Бабах! Пашкины ноги упали на кровать, а учебник на пол.
– Сашкец, врешь!?
– Чего врешь, на, погляди, вот роль, видишь сверху написано Финский драматический театр.
Брат взял в руки листки, запинаясь, прочел несколько слов и передал бумаги обратно мне.
– Забери, я все равно ни хрена не понимаю, что там написано. Это ты у нас фиником заделался. Расскажи хоть, как тебя в театр занесло?
Ну, я и рассказал. Потом рассказал еще и маме.
На маму мой рассказ особого эффекта не произвел. И это было вполне понятно. Ну не пользовался Финский театр особой популярностью среди горожан. И хотя для зрителей в зале имелись наушники с синхронным переводом, все места были заняты редко, чаще всего в дни премьер.
– Так и не поняла, что тебе обещал этот режиссер, – скептически произнесла маман. – Актером хочет на работу взять?
– Мам, ничего он мне не обещал, – в третий раз устало повторил я. – Он попросил выучить роль и после этого придти на репетицию. Думаю, что режиссер хочет посмотреть, как я буду вести себя на сцене, а уж потом что-то решать, а на настоящий момент ничего еще не ясно.
– Сынок, а тебе то хочется стать актером театра? Не такое это простое дело, там талант нужен. А мне кажется, что с ним у тебя проблема.
Я молча пожал плечами, никак не удавалось забыть странное волнение, охватившее меня, когда я читал стихи. И я тогда буквально чувствовал эмоции слушающих меня актеров.
Во время разговора с мамой я вдруг вспомнил позабытую встречу с финской девушкой Тууликки которой в прошлой жизни читал стихотворение Брюсова. После чего её мать, саамская ворожея, назвала меня колдуном, забравшим сердце дочери.
Так получилось, что в той жизни мне не приходилось больше кому-то читать стихи кроме жены. Но почему-то от Люды не исходило такой эмоциональной отдачи, какая была сегодня. Может, в той жизни я просто не заметил второго подарка судьбы и именно поэтому меня отправили на третий круг Сансары.
Мама, удовлетворенная тем, что еще ничего не решено, ушла смотреть телевизор. А Пашка слушавший наш разговор со смехом заметил:
– Ну, Сашкец, ты меня классно подловил. Я ведь и вправду подумал, что тебя взяли на главную роль. Хотел уже завтра похвастаться в группе, какой у меня крутой брат. Плохо, придется хвастовство отложить, а то я надеялся к Жанке Михайловой подкатить, она у нас любительница всяких ансамблей «Кантеле», да классической музыки и уговорить её на поход в театр, посмотреть на тебя. Она девушка любопытная. А потом, к ней в общагу на чай напроситься.
Следующим днем в коридоре дома радио мне навстречу попался Колька Воронин. Обычно он ходил с гордо поднятой головой, выставляя свой вороний, или лучше сказать, индейский профиль. Но сейчас в его движениях чувствовалась некая растерянность.
Увидев меня, он явно обрадовался.
– Сашка, привет, слушай, мне надо с тобой срочно посоветоваться.
– Коля, что-то случилось, у тебя вид какой-то болезненный?
– Саша, ты эфир заканчиваешь раньше меня, подожди минут двадцать, пожалуйста, пока у нас запись закончится.
– Лады, подожду, – согласился я и потопал в студию.
Отработав утренние новости, я глянул на часы, минут тридцать нужно было подождать Воронина и, я решил выпить чашечку кофе в буфете.
Когда я заканчивал второй бутерброд с сыром, в дверь торопливо зашел Коля.
Сев ко мне за столик он вытащил из кармана двойной тетрадный листок, исписанный каллиграфическим почерком.
– На, почитай, – Колька передал мне в руки эти листки.
Письмо, а это было письмо, начиналось следующими словами:
Здравствуй, Коля, давно собиралась тебе написать, но все не могла решиться. Сегодня собралась с духом, и, как видишь, пишу. Я знаю, что ты был ко мне неравнодушен все десять лет нашей учебы в школе. К сожалению, ты был очень нерешительным мальчиком, и я зря ждала от тебя инициативы. Самую большую обиду ты нанес мне, когда в десятом классе написал записку с просьбой о встрече. По почерку я сразу догадалась, кто её автор. Я так ждала этой встречи. Но вы, жестокие мальчишки, решили посмеяться надо мной. Я так плакала, когда пришла домой. Но мама мне сказала, что я должна быть гордой и не показывать никому свою обиду.
Наверно поэтому на следующий год после школы, я вышла замуж за Арво и уехала с ним в Таллин.
К сожалению, ничего хорошего из этого брака не вышло, оказалось, что мы с ним совершенно чужие люди. В прошлом году я развелась и хочу уехать из Эстонии.
Коля, я знаю, что ты до сих пор один, у тебя никого нет, мне Света Шитикова регулярно пишет обо всех одноклассниках. Я бы очень хотела начать новую жизнь с тобой. Мы оба одиноки, нравились друг другу, давай попробуем, может у нас все получиться.
Дальше письмо я читать не стал, потому, что вспомнил, как это было тогда.
Действительно в первой жизни, Коля получил это письмо и так же подходил ко мне с вопросом, что делать?
Мне тогда был всего двадцать один год, что хорошего я мог посоветовать? Ничего.
Матильда, все же приехала в Петрозаводск, но с Колькой так и не встречалась. О её дальнейшей судьбе ничего не знаю, а вот Коля, как тонкая артистическая натура, начал прикладываться к бутылке, сначала понемногу, пока окончательно не спился. В его квартире не проданными оставались только ободранные стены, даже унитаз он ухитрился продать. Если бы в те времена можно было продать квартиру, наверно, он бы продал и её.
Поэтому сейчас я в своих советах даже не сомневался. Колька слабовольный парень, а Матильда Тикке сильная женщина, чистокровная финка. Колян будет за ней, как за каменной стеной.
– Коля, ты дурак, такая красивая одинокая девушка пишет тебе письмо, а ты не знаешь, что делать. Сейчас приходишь домой, и пишешь Матильде покаянное письмо с извинениями и признаниями, что ты страдал все эти годы и любил только её одну. – внушал я другу, отдав обратно письмо.
– Сашка ты уверен, что надо написать? – робко спросил тот.
– Конечно, уверен, заживешь, как солидный, женатый человек, наконец.
– Сам-то чего тогда не женишься, раз так хорошо быть женатым? – спросил Колька.
– Так мне, в отличие от некоторых, никто пока не пишет и признаний в любви не делает, – отмазался я от наивного вопроса.
– Хорошо, – согласился Воронин. – Последую твоему совету, напишу письмо. Посмотрим, что из этого получится.
Как ни странно, заучивание роли Куллерво меня захватило. Текст укладывался в голове намертво. Буквально за неделю я его одолел. И уже собирался звонить в театр, как неожиданная встреча выбила меня из равновесия.
Нет, в принципе я ожидал интерес ко мне со стороны органов безопасности, но почему-то думал, что это случится намного позже.
Вечером, когда я вышел из проходной на безлюдный темный перекресток, ко мне подошел молодой парень и негромко произнес:
– Александр Владимирович, пожалуйста, уделите минутку, я вас надолго не задержу.
– Внимательно слушаю, – эхом отозвался я, начиная понимать, в чем дело.
Парень показал раскрытое удостоверение, в темноте зимней ночи в нем не было видно ни единой буквы, и продолжил:
– Александр Владимирович, я сотрудник комитета государственной безопасности, лейтенант Евгений Ильин. Мне необходимо с вами переговорить по многим вопросам. На улице, сами понимаете, этого мы делать не будем. Я дам вам номер телефона, вы можете позвонить по нему в любое удобное время, мы договоримся, когда и где встретимся для беседы. Если меня не будет, вы можете обговорить все вопросы с человеком, поднявшим трубку. Единственно, попрошу не тянуть со звонком. Вы, как комсомолец понимаете, что враги нашего государства не оставляют своих планов и вредят нам, где только могут, и ваш долг помогать органам в раскрытии таких оборотней.