Трудно жить в России без нагана (СИ 7.01.2012) - "Nazgul". Страница 30
Видели, как ходят по земле пресловутые "профи" из охранных организаций? Корпус напряженный. В любой момент готов за оружие схватиться… на землю броситься или в ближайший мусорный бак нырнуть. Ручками подергивает, глазки бегают из стороны в сторону. Прикидывает варианты, сердешный. Откуда на него, такого вооруженного и тренированного, смертельная напасть выпрыгнет? Внешнее впечатление, ага… Мелкий уголовник, первый раз в незнакомом месте. Ищет чего схватить-украсть, да поскорее убежать. Кто такое чудо, рядом с собственным жильем потерпит? С ним, "вечно перепуганным", рядом-то стоять боязно. Стрельнуть из укрытия, тихонько, что бы не мучился… ободрать и в суп… Тьфу! Заклинился на людоедах… Кажется, трусов они не едят вообще. Любой упитанности. Даже с голодухи. Боятся заразиться, однозначно.
Сравните с нами. Разномастный люд шагает по тропе открыто. Глазами, по сторонам, не зыркает. Вид имеет если не бравый… тьфу, чертова мошкара, то пристойный. Опять же, не с пустыми руками… Пахнем вкусно. Опять же, с новостями… они, для уцелевших — важнее еды. Любые новости. Ждать стрелы, в глаз или в спину? Да ни в коем случае! Как вам это "послезнание"? Элементарная житейская мудрость? Тогда почему не применяется? В школе не учили? Книжек не читали? В компьютерных играх такого нет? М-мдя…
От нервов, как в прошлой жизни, зудят и дребезжат в черепе голоса бесконечных производственных совещаний. Сколько там моей крови выпили! Разве комары-мошки с ними сравняться… По любому поводу, кто-то непременно вякнет — "А какое право вы имеете?". Или — "А насколько вы компетентны?". Бу-га-га, как любил говорить один знакомый майор в отставке. Наплевать… и забыть! Спасает только старое русское правило — "При гибели командира в бою, его место занимает тот, кто первым это заметил". Нечеловечески мудро. Если нет душевных сил, принять ответственность за судьбу погибающих товарищей — сделай вид, что ничего не заметил. Чувствуешь силу и знаешь, что делать — приказывай. Тебе подчинятся, без вопросов. Кончился бой — руководство подхватит другой, более компетентный. И так — до самого конца. Помнится, в ходе Крымской войны, которую на Западе называют Восточной, метод работал крайне обидно. Любая армия мира, лишившись 50 % офицерского состава, становится стадом. Кроме русской. Даже потеряв от огня дальнобойных штуцеров всех командиров, "серая скотинка" продолжала ходить в атаки, а ошметки русских полков, к ужасу интервентов, сохраняли управляемость. Иностранцам это всё казалось чудом… А по-нашему — обычная артельная смекалка. Взаимовыручка. В ратном труде — конкуренты не выживают, хе… Мы — общество "с недостаточным прибавочным продуктом" (читайте ликбез "Почему Россия не Америка?" Андрея Паршева), да вдобавок — "северный тип развития", нам прокормить одного профессионального воина труднее, чем поднять в ополчение всех.
Осенью 1917 года, после издания безумного "Приказа N 1", которым Керенский уничтожил в армии единоначалие, немцы шалели, наблюдая, как наступающая, под пулеметным, огнем цепь русской пехоты вдруг замирает, перекликается, поднимает руки и продолжает ползти вперед. Солдаты (!) голосовали за продолжение атаки, а затем сами выполняли своё коллективное решение. Без команды офицеров. Смешно? Вспомним митинги, на которых до хрипа спорили о высокой политике рядовые и унтеры. Тоже смешно? А выборность командиров и полная ответственность за судьбу подчиненных — это вам весело? Хе-хе… Опыт нашей Гражданской войны, зверски убедительно, показал разницу между сознательной и слепой армиями. Инициативная дисциплина, мгновенная замена выбывающих командиров, знание каждым (!) бойцом задачи и маневра, творили чудеса. "Артельные мужики" долбали собственных, ещё недавно, гордых и чванливых угнетателей, весело, нагло, беспощадно… Тех не спасли, ни военные училища, ни университетский лоск… И в последнюю войну принцип работал, четко… Для сравнения — немецкое подразделение, сохраняло подобие порядка, пока в нем оставался хоть один, пусть самый завалящий, ефрейтор. Совсем без командиров, даже немецкое войско (это лучшая армия Европы!), исчезало. Каждый спасался, как мог. У русских можно было перебить начальников поголовно. Не помогало. Всегда, кто-то из живых, рядовых, кричал — "Слушай мою команду!" и боеспособность сохранялось. В современных академиях России такое не преподают… Наивные "низкопоклонники перед Западом", хе… Русскому народному архетипу, на ваши фобии — плевать. Обидное "господам офицерам" знание, явочным порядком, сочли несуществующим. Вредная память об анархии, ага.
Зато я сам, среди данного чуда обитаю. Удостоился. Черт побери, почти начинаю забывать, как бывает иначе… Нам некогда рефлексией страдать. Надо дело делать… Тропинка стала круче. Натоптанной. Похоже на складку местности, из тех, что любили использовать партизаны, в Отечественную войну, для устройства лагеря. Здесь, лагеря на водоразделах. В продуваемых ветрами прогалинах. Единственных местах, годных для жизни в теплый сезон. Мошка вьется, зудит, лезет в глаза, мешает смотреть. Варнаков останавливается, резко, словно с разгону уткнулся в стену. Сзади на меня налетает Елена. В хвосте колонны слышны глухие звуки, похожие на нецензурные. Народ, как водится, "брел на автомате", ориентируясь на спину впереди… Пришли? Наверное, уже скоро. Примета — "чем дальше, тем страшнее". Вокруг, словно в этнографическом музее, по обе стороны от тропы, мерно постукивают и поскрипывают, десятки длинных кулей, из черной от ветхости, распадающейся кожи. Зловещие погремушки качаются на подвесах в кронах деревьев. М-м-дя… Готично! Мертвецы охраняют покой живых. Прямо как у нас, при въезде на дальний таежный хутор. Там, правда, на кольях — черепа, прибитые сквозь темя гвоздями. Да не родни, а посторонних воров и бандитов… Ну, и чем, спрашивается, мы лучше этих самых тунгусов? В каждой избушке — свои игрушки.
— Что это за хрень? — Старшина, палкой самострелоискателем, цепляет ближний "гроб Магомеда".
— Покойники… Пфе-тьфу! — Елена чуть подняла сетку накомарника, посмотреть вокруг, а мошке этого хватило. Опустила. Поясняет, — Хоронят тунгусы так… Между небом и землей, пока не рассыплется прахом.
— А врали — чурки своих мертвецов жрут… — басит Варнаков… Тьфу! Чуть не вывернуло… Сквозь прореху в кожаном куле торчат волосы и край истлевшего черепа, — А они — эвона… Вот и верь людям!
Видимо Варнаков воображал себя путешественником к дикарям-каннибалам. Ждал отравленных стрел из лесной чащи… Ужасных обрядов и кровавых оргий. А нашел — кладбище. Мирный деревенский погост… Чему удивляться? Ну, висячие гробы. Подумаешь! Не хуже и не лучше наших колумбариев, в крематории… Хе! Чем верзила недоволен? Приключений хочет? Будут тебе… переживания. Я чувствую! Я всегда, такое, чувствую! В душной тишине скрип… вниз сыплется труха. Высоко над невидимыми кронами гуляет ветер.
— Продолжать движение! — командует… Сам-то чего стоишь? Крутит головой, машет руками, разгоняя насекомых, — Стоп! Кто ещё слышал? — а что "слышал"? И ведь действительно! Слабо бумкнуло… ещё раз…
— Колокол? — по тембру — скорее сухая кожа. Очень сухая… Бубен? Впереди ещё и шаманское капище? Типа, деревенская церковь? Хе… "К заутренней звонят…" А солнце — на закат. Какого черта? Это же набат!
— В натуре, стучат? — говорить (и потом отплевываться) никому не хочется. Варнаков получает в ответ хоровое нестройное "угу" и срывается почти на бег. Словно тоже что-то почувствовал. Мы — за ним следом. Прогалина между деревьями, на выходе из леса, встречает нас заполошным собачьим лаем… Всё?!
— Стоять! — спина Варнакова, всю дорогу надежно заслонявшая от меня суровую реальность, пропала. Сдвинулась в сторону, как театральный занавес. Прибыли! М-м-мать! Здравствуйте наши девочки, блин…
— Старшина, кхе-хе-хе! — колонна рассыпалась на краю обширной поляны. Надсадный кашель (мошка тоже не зевает) мешает спрашивающему продолжать. Чужим голосом он ухитряется прохрипеть, — Мы где?