Арсен Люпен против Херлока Шолмса - Леблан Морис. Страница 7

Шарль от ужаса вскрикнул: неожиданно тело барона свело последней судорогой, оно вытянулось, но вновь скорчилось на ковре. Еще одна конвульсия – и все было кончено.

Шарль склонился. Из тонкой раны на шее била кровь, оставляя на ковре черные пятна. На лице застыло выражение дикого ужаса.

– Его убили, – прошептал лакей, – его убили.

И внезапно вздрогнул, вспомнив, что жертв могло быть две, ведь компаньонка легла в соседней комнате! Убийца мог прикончить и ее!

Шарль толкнул дверь в соседнюю комнату: она была пуста. Видимо, Антуанетту похитили, если только она сама не ушла еще до убийства.

Лакей вернулся в комнату барона и, взглянув на секретер, убедился, что он не взломан.

Мало того, на столе, возле связки ключей и бумажника, который барон туда клал каждый вечер, лежала груда золотых монет. Шарль схватил бумажник и осмотрел его содержимое. В одном из отделений лежало тринадцать банкнот. Он сосчитал: тринадцать стофранковых купюр.

Это было сильнее его: инстинктивно, механически, словно голова не ведала о том, что творила рука, он вынул тринадцать банкнот, запихал их в карман, а потом, сбежав по лестнице, откинул крючок, снял цепочку, захлопнул за собой дверь и бросился в сад.

Но Шарль был честным человеком. Едва захлопнув калитку, от свежего ветра и капель дождя в лицо он опомнился. И, осознав, что наделал, пришел в ужас.

Мимо проезжал фиакр. Шарль крикнул вознице:

– Эй, друг, поезжай в полицию и привези комиссара… Галопом! Здесь человека убили!

Кучер стегнул лошадь. А Шарль, сочтя за лучшее вернуться в дом, не смог этого сделать: ведь он сам запирал ворота, а снаружи они не открывались.

И звонить не было смысла, в особняке никого больше не оставалось.

Тогда он начал ходить вдоль садов, окаймлявших авеню со стороны Мюэт веселым бордюром аккуратно подстриженных зеленых кустов. И лишь спустя час дождался наконец комиссара и смог рассказать о том, как было совершено преступление, а заодно и передать тринадцать банковских билетов.

Потом стали искать слесаря, который с превеликим трудом отомкнул калитку и парадную дверь.

Комиссар поднялся наверх и, бросив в комнату взгляд, вдруг обернулся к лакею:

– Вы же говорили, что в комнате все было вверх дном.

Шарль, казалось, так и замер на пороге: вся мебель стояла на своих обычных местах. Круглый столик красовался между окнами, стулья располагались вокруг стола, а часы заняли свое место посредине каминной полки. Осколки канделябра куда-то пропали.

– А труп?.. Господин барон… – только и мог выговорить он.

– Действительно! – воскликнул комиссар. – Где же жертва?

Он подошел к кровати. Под широким одеялом покоился генерал барон д'Отрек, бывший посол Франции в Берлине. Широкий генеральский плащ, украшенный почетным крестом, накрывал тело.

Лицо было спокойно, глаза закрыты.

– Кто-то приходил, – забормотал лакей.

– Каким образом?

– Не знаю, но кто-то приходил, пока меня не было. Вон там, на полу, валялся маленький стальной кинжал. И потом тут еще был окровавленный платок… Нет больше ничего… Все забрали… И навели порядок.

– Но кто?

– Убийца!

– Все двери были заперты.

– Значит, он оставался в доме.

– Тогда он и сейчас еще здесь, ведь вы все время были на тротуаре!

Лакей подумал, потом медленно произнес:

– Правда… правда… не отходил от ограды… И все же…

– Скажите, кого вы видели последним у барона?

– Компаньонку, мадемуазель Антуанетту.

– А где она?

– Раз постель ее не разобрана, по-видимому, воспользовалась отсутствием сестры Августы и тоже ушла. Оно и понятно, девушка молодая, красивая.

– Но как она вышла?

– Через дверь.

– Ведь вы же сами заперли на крючок и цепочку!

– Так это было позже! Она тогда, должно быть, уже ушла.

– И преступление совершилось после ее ухода?

– Конечно.

Обыскали весь дом сверху донизу, облазили чердаки и подвалы, но убийца, видимо, сбежал. Как? В какой момент? Он ли или сообщник счел за лучшее вернуться на место преступления, чтобы уничтожить то, что могло на него указать? Все эти вопросы мучили служителей правосудия.

В семь часов появился судебный медик, в восемь – шеф Сюртэ. За ними – прокурор Республики и следователь. Особняк так и кишел агентами, журналистами, приехал и племянник барона д'Отрека, члены его семейства.

Снова искали, изучали положение трупа по показаниям Шарля, допросили, как только она пришла, сестру Августу. Безрезультатно. Разве что сестра Августа удивилась, что исчезла Антуанетта Бреа. Она сама наняла девушку две недели назад, у той были отличные рекомендации, и монашенка отказывалась верить, будто компаньонка могла бросить оставленного на ее попечение больного и сбежать на ночь глядя.

– К тому же, в таком случае, – уточнил следователь, – она должна была бы уже вернуться обратно. Значит, придется выяснить, что же с ней стало.

– Мне кажется, – вставил Шарль, – ее похитил убийца.

Разумная гипотеза, к тому же подтвержденная некоторыми обстоятельствами.

– Похитил? Очень даже вероятно, – изрек начальник Сюртэ.

– Это не только невероятно, – вдруг возразил кто-то, – но и полностью противоречит фактам, результатам расследования, короче, противоестественно.

Это было сказано таким резким тоном, что все сразу узнали Ганимара. Ему одному было простительно выражаться столь непочтительно.

– Ах, это вы, Ганимар? – удивился господин Дюдуи, – а я вас и не заметил.

– Я здесь вот уже два часа.

– Значит, вы все-таки заинтересовались чем-то, что не имеет отношения к лотерейному билету номер 514, серия 23, к делу на улице Клапейрон, к Белокурой даме и Арсену Люпену?

– Ха! Ха! – проскрипел старый инспектор, – я вовсе не уверен, что в занимающем нас деле Люпен ни при чем… Так что оставим пока, до новых распоряжений билет номер 514 и посмотрим, в чем тут дело.

Ганимар вовсе не был из тех знаменитых полицейских, чьи методы составляют отдельную школу, а имя навсегда остается в анналах юриспруденции. Ему не хватало тех гениальных озарений, коими славятся Дюпоны, Лекоки и Шерлоки Холмсы. Тем не менее инспектору были присущи многие отличные качества, такие, как наблюдательность, проницательность, упорство, а в некоторых случаях даже и интуиция. К достоинствам его можно было отнести то, что в работе он абсолютно ни от кого не зависел. Ничто не влияло на Ганимара, не смущало его покой, если, конечно, не считать какого-то завораживающего действия, оказываемого Люпеном. Но, как бы то ни было, в то утро он показал себя с блестящей стороны, любой судья одобрил бы такую помощь следствию.

– Во-первых, – начал он, – следовало бы попросить Шарля уточнить один пункт: все ли разбросанные или перевернутые вещи, которые он видел сначала, заняли потом свои обычные места?

– Абсолютно все.

– Следовательно, разумно будет предположить, что к ним прикасался человек, знакомый с их местоположением.

Такое замечание просто поразило всех присутствующих. Ганимар продолжил:

– Еще один вопрос, господин Шарль… Вас разбудил звонок… Как вы решили, кто вам звонит?

– Да черт возьми, господин барон же!

– Ладно, но когда именно он мог позвонить?

– Ну, после борьбы… перед смертью.

– Невозможно, ведь вы обнаружили его лежавшим без движения на расстоянии более чем четырех метров от кнопки звонка.

– Ну, значит, он позвонил во время борьбы.

– Невозможно, поскольку, как вы сами сказали, звонок был долгим, упорным и продолжался около восьми секунд. Не думаете же вы, что противник позволил бы ему спокойно звонить?

– Тогда еще раньше, как только на него напали.

– Невозможно, так как вы говорили, что от звонка до того момента, как вы вошли в комнату, прошло самое большее три минуты. Значит, если барон позвонил раньше, то убийце, для того, чтобы сразиться с ним, заколоть, дождаться агонии и сбежать, необходимо было уложиться в эти самые три минуты. Повторяю, это невозможно.