Невеста из империи Зла (СИ) - Барякина Эльвира Валерьевна. Страница 60

В конце концов, все происходящее было совершенно закономерно. Разве Марика с самого начала не знала, что общаться с иностранцами могут только те, кому это специально разрешено? Знала. Стало быть, теперь настала пора расплачиваться за свои грехи.

Марика смяла в кулаке пустой фантик от шоколадки. Она и не заметила, как подъела все свои запасы сладкого. Как это расточительно — есть шоколад от нервов! Ни вкуса не чувствуешь, ни запаха.

«Надо в комнате убраться, — решила она. — А то я с ума сойду, если буду просто сидеть и ждать».

Резкий телефонный звонок заставил Марику вздрогнуть. «Алекс!» — подумала она, стремительно кидаясь к телефону.

Но это был не он.

— Здравствуйте, — произнес спокойный мужской голос. — Комитет государственной безопасности беспокоит…

— А больше вас ничего не беспокоит? — рявкнула Марика и бросила трубку.

Пошли к черту! Если хотят, то пусть арестовывают ее, но общаться с ними она больше не будет. Точка.

ГЛАВА 22. ТАЩИ С РАБОТЫ КАЖДЫЙ ГВОЗДЬ

Переговоры с чиновницей из Дворца бракосочетаний были проведены успешно. Миша действительно разыскал ее сына и с его помощью сумел договориться.

— Вас зарегистрируют вне очереди, если вы раздобудете сто метров электрического кабеля. Им надо свет на дачу провести, а проводов нигде недостать.

Услышав это, Алекс сник.

— Для меня что сто метров кабеля, что ковер-самолет. Где ж я его возьму?

Жека посмотрел на записку с описанием требуемого.

— Кажется, я знаю, где такой украсть, — сообщил он. — У меня есть один знакомый...

Жека от всей души сочувствовал Алексу и Марике, но, когда дело пахло керосином, ему ужасно хотелось сбежать с поля боя. Но как сбежишь? Не объявишь же ребятам, что боишься? Боишься лишиться своего беззаботного образа жизни, боишься загреметь на допрос на Лубянку…

С тех пор как стало известно, что Степанов сотрудничает с первым отделом, Пряницкий впал в депрессию. Они не ссорились с Мишей. Они просто перестали разговаривать.

Еще ни разу в жизни Жеке не доводилось сталкиваться с предательством. Люди вокруг могли быть глупыми, хитрыми, эгоистичными, но не подлыми. И уж тем более подлым не мог быть его друг.

Жека подробно расспросил Марику насчет всего, что произошло с ней на Лубянке. Он хотел удостовериться, что она ничего не напутала. Марика не напутала. И тогда Жека враз разочаровался в человечестве. Беспечный и нахальный ранее, он начал бояться чужих ушей. Даже родственных, даже маминых… Кто знает, кто тебя заложит в следующий раз? Сосед? Однокурсник? Говорящий попугай Кеша? В Советском Союзе нет человека, который хотя бы единожды не нарушил закон: кто ругает на кухне власть, кто кофточки продает по спекулятивной цене, кто во время рабочего времени по магазинам шастает… А уж на Жекиной совести было столько правонарушений, что хватило бы на целую колонию общего режима.

Несколько дней назад он застал Мишу в гостях у Алекса и поначалу даже не поверил своим глазам.

— Ты что, помирился с ним?! — воскликнул Жека, когда Степанов вышел из комнаты.

Алекс виновато кивнул:

— А что делать? Лежачих-то не бьют. Просто представь себе, что ты тоже кого-то заложил, не подумав.

Жека уже не раз пытался просчитать, мог бы он оказаться на месте Миши или не мог. Например, вдруг его арестуют и начнут давить на психику? Жека очень боялся грубых хамов и совершенно не выносил ора. Вывод напрашивался неутешительный: если его будут бить или запугивать, то он выдаст всех с головкой. Просто охренеет от боли и страха и… того.

В результате пришлось сделать вид, что он поверил в Мишино раскаяние.

Знакомым Жеки, который знал, где украсть кабель, был Вовка Коровин, их бывший однокурсник. После того как его выгнали из института за написанный на парте анекдот, он устроился на завод «Красный электроник» и уже там продолжил уголовные традиции своей семьи: регулярно тырил с завода все, что весило меньше полтонны.

При всем при этом Коровин считал себя крайне порядочным человеком.

— А нам партия велела воровать, — убежденно говорил он. — Вон вчера по телевизору говорили: «Благосостояние советских людей постоянно увеличивается». А за счет чего оно будет увеличиваться, если не красть? Зарплату-то нам никто не повышает!

За помощь в краже кабеля Жека пообещал Вовке свести его с полезным человечком во Внешторге, и тот немедля приступил к разработке операции.

В своем деле Коровин был выдающимся специалистом.

На его совести лежал вынос из столовой свиной туши под видом подгулявшего товарища: натянув на свинью телогрейку, брюки и шапку, Коровин с друганом преспокойненько «вывели» ее за проходную.

Транзисторы он вывез с помощью знакомой бригады «скорой помощи». санитары накрыли его окровавленной простыней и погрузили в машину. А вместе с Вовкой за ворота выехала и целая куча дефицитнейших запчастей.

Спирт Коровин воровал, замораживая его жидким азотом: шел себе, ледышку перед собой пинал…

«Жалко, что я не женщина, — сокрушался он, угощая Жеку ворованным добром. — А то бы прикрепил себе грелку со спиртом на живот — вот тебе и беременность. А еще в лифчик можно было бы по клизме положить. И глаз радует, и пользу приносит».

Разведка местности показала, что искомый кабель на «Красном электронике» имеется.

— Целая катушка стоит во дворе, — пояснил Коровин.

— Ну а вынести мы ее сможем? — нетерпеливо спросил Жека.

Вовка почесал косматый затылок.

— Помощники нужны. Своих я привлекать не буду — они долю потребуют. Так что пригони мне двух бойцов завтра к полвосьмого утра. Я им скажу, что и как делать.

— Я и Степанов подойдем?

— Сойдете для сельской местности.

Известие о том, что ему придется участвовать в краже, повергло Мишу в глубокую печаль. Пойти на попятную он не мог, иначе весь его план шел псу под хвост: ему обязательно нужно было помириться с Марикой и Пряницким, а через них — со всем остальным миром.

Дурные предчувствия терзали Мишу хуже зубной боли. А что, если Вовка что-нибудь не предусмотрит? А что, если их поймают? Ведь это верный путь за решетку!

— Надо было Алекса позвать, — сказал он Жеке, едва удержавшись, чтобы не добавить «вместо меня».

Но бессердечный Пряницкий лишь покачал головой:

— Нельзя. Его акцент может навести на подозрения. Да и какой из него, к черту, работяга? С его-то хвостом на затылке?

«А из меня какой?!»— хотел было оскорбиться Миша, но промолчал.

Ему уже доводилось бывать на действующем предприятии: во время школьной производственной практики их водили на фабрику.

Мишин тогдашний шок трудно передать словами. Он был интеллигентным мальчиком; его родной стихией были глаженые рубашки, книжки о пиратах, котлеты на обед и выжигание по дереву. А тут его кинули в пыль, грязь, грохот. Десятки дребезжащих станков, рабочие ходят в каких-то страшных халатах, чтобы сказать что-то, нужно орать…

— Ты еще не видел, что творится в кузнечных цехах, — «утешил» его руководитель практики. — Вот там работать — это да…

Производственная практика преподнесла Мише множество открытий. Он вдруг понял, что совершенно не разделяет восторга страны перед пролетариатом. И это было очень странным ощущением. Он чувствовал, что не понимает рабочих: они разговаривали матом, они пили водку и дрались, они халтурили и не особо заботились о качестве своей продукции. А переходящие красные знамена и почетные грамоты, столь важные для Миши, были им до лампочки. Одним словом, они были для него настолько чужими, что он даже боялся их.

Усилием воли Миша пытался сбить с себя спесь по отношению к рабочим, но у него ничего не получалось. Каждый раз, входя в фабричные ворота, он вспоминал роскошное здание обкома, куда однажды заезжал вместе с папой. Там были мраморные лестницы, красные ковры и полированные двери кабинетов. Там обитали настоящие хозяева жизни. Это ведь только в книжках труд работяг считался самым почетным. Любой ребенок знал, что главное в жизни — должность и связи.