Предел обороны - Огай Игорь. Страница 37

– Я вижу, вижу… – вздохнул гиперборей. – Это все твой неизменный скепсис. Ты можешь смеяться сколько угодно, но творцы никогда не ошибаются. Просто часто они сами не понимают истинного смысла своих предсказаний. Вот и мой брат… Бедняга Помыслав тоже, оказывается, был прав, когда говорил об исходящей от тебя угрозе.

– Ты!.. – Приступ чистой, не замутненной рассудком злости придал Павлу силы. – Ты начал… все это!

– Конечно, – кивнул Градобор. – Ведь слова Помыслава слышали только мы с тобой. Я подсказал творцам Общины направление для поиска, и они легко подтвердили его туманное предсказание. Жаль только, что не сумели прояснить детали.

– Зачем… Уний? – выдавил Павел, почти не заметив, что каждое новое слово дается ему все легче.

– Вот именно за этим. – Гиперборей постарался вежливо скрыть удивление его непонятливостью. – Я понадеялся, что материалистический подход атлантов даст более четкий прогноз. Иногда это срабатывает, но в этот раз надежда не оправдалась. Однако не к инкам же было стучаться в самом деле…

– Не к инкам, – согласился Павел. – Надо было… сказать мне.

– В конце концов мы так и сделали, – напомнил Градобор. – И посмотри, что из этого вышло.

Ответить Павел не счел нужным. Он демонстративно отвернулся к другому окну и принялся потихоньку массировать правое предплечье. Российские дачные проселки непредсказуемы зимой, с большим и тяжелым «Мерседесом» здесь может произойти все что угодно. И тогда… Главное, не позволить атланту выстрелить себе в спину, потому что Градобор убивать землянина все-таки не станет…

Через три минуты водитель притормозил и съехал с шоссе на… Проклятие! На добротно асфальтированную, почищенную и посыпанную реагентом дорогу! Павел хлопнул пару раз ресницами и оглянулся, сверяясь с местностью. Местность была та самая, только дорога новая. Когда ж успели-то, блин?..

– Подарок лично Сергею Анатольевичу после вашей победы в «деле смарров», – серьезно объяснил гиперборей. – «Стройтрест» организовал подряд, Ассамблея оплатила. А ты думаешь, откуда я знаю, где у Потапова дача?

– Да-а… – выговорил Павел. Произнести что-то более осмысленное он оказался не в состоянии, и электрический шок был тут уже ни при чем.

По-европейски ровное асфальтовое полотно с идеальной свежей разметкой на две полосы, с шишечками световозвращающих элементов перед обочинами и аккуратными стальными бортиками на поворотах кончалось словно ножом отрезанное ровно в двух шагах за покосившейся калиткой потаповского коттеджа. Дальше тянулась обычная, заваленная снегом дачно-деревенская улица с одинокой колеей такой глубины, которая могла быть прокатана разве что трактором. На работу «Стройтреста» все это действительно очень походило. Грандиозность замысла и скрупулезность исполнения удивительно сочетались с общим идиотизмом ситуации.

Атлант заглушил мотор прямо посреди проезжей части, соблюдать вежливость в это время года здесь было не с кем.

– Я не буду ни о чем тебя предупреждать, Павел, – сообщил Градобор. – Ты и сам все понимаешь.

Он дождался, пока атлант выйдет из машины и откроет перед землянином дверь. И только тогда полез наружу сам.

Павел послушался молчаливого приглашения. Ступив на мокрый асфальт, он огляделся. В одну сторону дорога и заснеженное поле. В другую – улица дачного кооператива: сугробы и заборы. Градобор прав, предупреждать здесь особенно не о чем. Побег предстояло сперва подготовить.

Втроем они протиснулись через полуоткрытую кривую калитку, протоптали дорожку к крыльцу и поднялись на ступеньки. Шедший впереди гиперборей молча уступил дорогу атланту. Тот пересек пустую веранду с перевернутой зачем-то ножками вверх плетеной мебелью и приложил руку к замку двери. Секунду он медлил, сосредотачиваясь, а потом несложный механизм дважды провернулся, уступая наведенным магнитным полям, и дверь распахнулась.

– Отлично, – пробормотал Павел, проходя в дом. – Только здесь с самой осени ни души. А я, между прочим, почти не завтракал…

– У нас все с собой, – сообщил Градобор. – Недельный запас продуктов. Больше, надеюсь, не понадобится.

– А телогрейка у вас там найдется? – хмуро осведомился Павел.

Гиперборей критически оглядел его наряд.

– Да, здесь прохладно, – заметил он. – Но мы скоро прогреем дом. Поднимайся наверх, второй этаж в твоем полном распоряжении.

Он повернулся к атланту и добавил пару фраз на его родном языке, нещадно коверкая произношение. Тот кивнул и указал землянину в сторону лестницы.

Второй этаж – слишком сильно сказано. Обширная мансарда под треугольной крышей, почти без внутренней отделки и с парой пыльных слуховых окон. Из мебели здесь была только невесть как втащенная по крутой и узкой лестнице железная кровать с провисшими пружинами.

Воин широким жестом окинул полутемную комнату, демонстрируя землянину его апартаменты. Затем он проследовал к ближайшему окну и сильным ударом вогнал в узкий облупленный подоконник блестящий колышек. В благородности металла этого странного изделия сомнений не оставалось: сделав несколько пассов, атлант отступил назад, и Павел увидел, что колышек светится голубым электрическим сиянием.

– Правильно, – проговорил землянин. – Вторым этажом меня не удержишь…

Над другим окном воин проделал точно такую же операцию и в заключение вколотил орихалковый стержень в первую ступеньку лестницы. С многозначительным видом он указал на последнее охранное устройство, затем ткнул землянина пальцем в грудь и отрицательно помахал перед его лицом пальцем.

– Да пошел ты… – буркнул тот. – Язык бы лучше выучил. Как тебя в город-то пустили, чурку?

Приняв сказанное за знак согласия, атлант с чистой совестью повернулся и зашагал вниз. А Павел с раздражением пнул кучу какого-то тряпья и повалился на кровать – прямо на жесткие скрипучие пружины. Мышцы все еще непроизвольно подергивались, но теперь уже нельзя было понять, последствия ли это электрошока или просто холод.

Ничего, дом прогреют, шок пройдет… А побеги обычно совершаются под утро, когда самых стойких сторожей смаривает дремота… Жаль только, что рожденный в длинной полярной ночи гиперборей видит в темноте лучше кошки…

Под ребрами что-то отчаянно мешалось. Поворочавшись, Павел сдвинул в сторону острый конец распустившейся пружины кровати. Н-да, если на этом придется спать, то… Нет, конечно, бывало и хуже, чего там. В горящем бэтээре, например, десять лет назад. И после, в вонючей яме заброшенного горного аула из пяти домов. И еще позже, в собственной пустой квартире наедине с бутылкой, тоже, в общем, было не сладко. Но тогда Павел хотя бы понимал, за что. Или на крайний случай – почему. Теперь же ничего, кроме циничного расчета, за спиной у его «тюремщиков» не было. Даже у того, кто все еще признавал себя должником…

– Сволочь! – выдавил Павел в остром приступе раздражения, почему-то адресуя мысленно эти слова одному лишь Градобору. – Хрен ты от меня дождешься, а не участия, понял?! Дай только срок…

– Срок у тебя будет, Павел, – раздался за спиной голос гиперборея. Поступь его тоже могла быть тише кошачьей. – Но я все еще надеюсь, что ты согласишься с нашим планом и мы не станем окончательными врагами.

– Скорее сдохну здесь от холода, – отозвался Павел, не оборачиваясь. – На ужин разбуди, начальник.

Градобор шумно вздохнул и, демонстративно топая, спустился на первый этаж. Когда его шаги затихли в прихожей – правда, что ли, за едой пошел? – Павел все-таки обернулся. И, не выдержав, расхохотался во весь голос. Что может быть нелепее прислоненной к электризованному орихалковому стержню таблички с черепом, молнией и надписью «Не влезай, убьет»?

Отсмеявшись, Павел вытер проступившую слезу и занял прежнее положение. Разговор у гипербореев занял не больше двадцати минут. Поездка через всю Москву – еще часа полтора. Ни часов на руке, ни телефона в кармане, конечно, не оказалось, но Павел и так мог поклясться, что день едва перевалил за половину. Однако упускать случай вздремнуть было глупо: солдат спит – срок идет. К тому же неизвестно, что еще будет за ночка…