Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 43

— Пожалуйста, Макар, садись. Я не за этим тебя позвала, за другим…

Становится интересно. Неужели гроза всех студентов Лидия желает о чем–то меня просить, но не решается. Вместо этого характер мне свой несносный показывает.

— Зачем же? — в ожидании ответа постукиваю пальцами об стол.

— Устрой меня в газету, замолви за меня словечко.

— А самой слабо?

— Я ходила, по всем известным журналам и газетам, меня не взяли, сказали, чтобы через пару лет приходила, когда научусь профессии. А как я научусь, если они меня не берут?

— Советское образование самое лучшее в мире, — разве не ты недавно так говорила? Вот выучишься, и тебя даже в ТАСС возьмут.

— В ТАСС? — округляет удивленно глаза.

Глава 19

— Я когда– то мечтал заниматься фотографией и работать в ТАСС корреспондентом, — впервые делюсь с Веселовой своим сокровенным. Копошился понемногу, готовился к поступлению на журфак, но не верил до последнего, что можно поступить. Чудеса, да и только.

Ничему меня сегодня история с Зинкой не научила, я так и продолжаю верить женщинам. Делюсь с ними сокровенным. А Лидия между прочим, не простая девушка, а комсорг, опасная личность. Ее же в любой момент может повести в неверном направлении. Она слишком идеализирует то, во что ее научили верить. А еще Веселова наша оказалась чересчур амбициозной. И амбиции эти какие–то неправильные.

А жить надо так, чтобы самому было хорошо, другим — чудесно, и при этом чтобы не было стыдно перед другими за свои идеалы. Если они окажутся, не как у всех.

В целом, жизнь — сложная штука. Чтобы себе и другим угодить одномоментно, это надо еще изловчиться.

Хотя… гляжу на Лидию. Не такой уж она пропащий человек, раз думает о работе и славе.

— Лидия, я обязательно уточню, нужен ли им сотрудник. Замолвлю за тебя словечко.

— Ты не подумай, я не из– за денег. А потому что мне есть, что сказать, — смотрит на меня многозначительно.

Ах ты бестия. Это что же ты полагаешь, что я ради денег, мне нечего сказать людям рабочим, а ты — комсорг, тебе есть что сказать, в отличие от меня.

Вспоминаю, что Лидия — женщина, и прибыла из того же чистилища, что и Зинка.

Улыбаюсь. Складываю продукты, тетрадку с конспектами, заворачиваю всё это добро в полотенце, ухожу к себе, а Лидия — к себе.

— Угощайтесь, — расстилаю перед засыпающими парнями скатерть– самобранку.

— Ну даешь, — мигом просыпаются, набрасываются на еду.

— Завтра можно поспать подольше, теперь завтрак не готовить, — радостно потягивается Серега.

— Это точно, — беру учебник, тетрадь, лампу ставлю рядом со своей кроватью.

Парни засыпают, а я зубрю литературу, пока не вырубаюсь перед рассветом.

Просыпаюсь, будто не спал вовсе. Два часа сна — это не сон, это издевательство над природой советского человека.

Лежу, гляжу в потолок, пытаюсь вспомнить и проговорить про себя последние вопросы по литературе, а мысли словно тараканы по черепной коробке разбегаются.

Одно умиротворяет — что по лицам парней заметно, в их головах тоже полный сумбур.

Каждый раз студенты клянутся, что в следующий раз начнут подготовку к зачету заранее, и каждый раз это заканчивается зубрежкой накануне или в ночь перед «стартом».

Одеваюсь без энтузиазма, натягиваю на себя что попало.

— Завтракать кто будет? — спрашивает Миша.

— Да бросьте, мы ночью поели, — подмечает Серега.

— Кому завтрак нужен в шесть утра, когда желудок ещё спит? — гундосит Колян.

— Тому, у кого мозг требует подзарядки, — бурчу я.– Чёрный чай, три ложки сахара — глюкоза, говорят, мозгу полезна.

Хотя, если честно, сомневаюсь, что даже чефир спасёт меня на зачёте по античной литературе.

Всё–таки пьем чай с сахаром, жмуримся от приторной сладости, но упрямо допиваем. Вдруг поможет сдать зачет? Нам сейчас любая помощь нужна — хоть извне, хоть изнутри.

Спустя пять минут, собираемся с ребятами, топаем на первую пару. Ноги сами несут по длинным коридорам, навык за четыре месяца учебы отработан до автоматизма.

Первая лекция — история журналистики.

Неинтересно? Очень даже интересно, но как– то невовремя.

Ещё как невовремя! Новая информация наслаивается на старую, вызубренную ночью, мешает.

К тому же переварить лекции мешают другие мысли, которым наводнен мозг — про девушек, их лисью хитрость и непостоянство, про мужское соперничество.

ВотЛида Веселова, к примеру. Вечный комсорг, и даже ей нужна моя помощь, придумала, чтобы я помог устроиться в газету. Будто бы у неё язык подвешен лучше, чем у меня, и есть что сказать народу.

Ха! Я тоже комсомолец, а не салага какой– то.

Все мы тут на светлое будущее работаем, которое ещё лет через пятьдесят наступит. Ну, может, не для всех. Но для кого–то точно наступит.

К черту всех, — мысленно выгоняю незваных товарищей из головы.

Сейчас надо сосредоточиться на лекции. Ну, или сделать вид, что я здесь, и в теме. Чтобы преподаватель мог видеть и читать мой внимательный взгляд издалека.

Профессор монотонно вещает о великих журналистах прошлого, а я ручку кручу, пытаюсь выбросить из головы все эти лишние мысли о «лидках» и «машках».

Буду как все, слишком умным тут быть рискованно.

Впрочем, получается так, что о будущем я знаю очень много, а о настоящем не так, чтобы ведущим журналистом куда– нибудь взяли. А это значит, что надо выбросить всякую чушь из головы, и учить то, что здесь дают, чтобы строить то самое «светлое» будущее, в котором меня переедет какой– то мерзавец на внедорожнике, тот самый, чей предок всё– таки дойдет до своего «светлого» завтра, и поможет внуку или сыну разбогатеть и купить тот самый дорогущий автомобиль.

Бухчу как старик.

Конечно, я озадачен из–за предстоящего зачета, но не настолько, чтобы обвинять в этой мелочи весь белый свет, и коммунистов, в том числе.

Все равно надо сдать античку. Преподаватель — серьезная особа, к ней не подъедешь на улыбках и грамотных речах.

Вот и открываю окно на перемене, вместе с ребятами ору:

— Халява, приди!

Но вместо халявы появляется она — преподавательница.

Вся в чёрном. Водолазка до самого подбородка, юбка чуть ниже колена, сапоги — угольно– чёрные.

Внешний вид как– то не вяжется с лекцией по античности, но всё равно жутковато. Волосы собраны в строгий пучок, лицо — серьёзнее некуда. В принципе, почему не вяжется? Очень даже. Все эти древние писатели– философы тоже кажутся не от мира сего.

— Халява вам не поможет, — усмехается она, и зовёт нас в аудиторию. Вид у неё такой, будто она знает нечто большее, чем мы. И это явно не античная литература.

Я, конечно, внутренне напрягаюсь. Вопросы– то по античке ночью штудировал. Слава героям прошлого, вытягиваю билет с темой, которую знаю на зубок. Рассказал всё так, будто сам с Гомером за одним столом сидел. Но педагог не верит. На лице написано: «Этот–то хитрец откуда всё знает?»

— Лекции покажите, — командует.

— Забыл в общежитии, — улыбаюсь как можно безобиднее. — Принесу на следующем занятии.

Молча соглашается, но взгляд такой, будто коварные планы строит. Ладно, выкручусь. Придётся ночью корпеть над переписыванием лекций. Это неприятно, но лучше, чем пересдача.

Зачётка у меня в кармане, заветный вензель поставлен — что ещё надо для счастья?

Выхожу из аудитории, вдыхаю полной грудью.

Свобода! А вот и солнце, привет!

Но недолго музыка играла, недолго свобода длилась.

На работу пора. Срочно надо найти Нику — барышню, которая думает, что все внештатники — её рабы, карманные девочки и мальчики на побегушках. И не переубедить ведь ее никак.

Снова придётся бегать по городу, добывая для неё материалы. А она, небось, сидит на работе, в тепле, с кружкой чая, и ждёт, пока мы, гончие псы, принесём ей очередную сенсацию.

Не выношу её, и одновременно без неё никак. Так уж выходит.

Добираюсь до редакции вовремя. Успеваю перекинуться парой слов с коллегами. Выпить чайку с печеньем с бухгалтером Ниночкой. Обсудить мою маленькую зарплату и невозможность прибавления к ней и копейки.