Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 41

Тут же отвечаю на свой вопрос — чтобы стать достойной кандидатурой в мужья для Марины.

А из этого следует, что Игнат меня надул — чувства его не угасли, а только набрали обороты.

Остается выяснить входит ли он в банду Звонаря или я вышел на него случайно?

Мысленный поток иссякает, и я возвращаюсь в реальность.

Твою ж мать!

На улице темным–темно. Смотрю на наручные часы «Стрела», подаренные мне дядей на восемнадцатилетие. Кое–как разглядываю стрелки в темноте. Время десять ноль–ноль вечера. Через час общага закроется, и я останусь ночевать на улице.

Выхожу на дорогу, поднимаю руку, возле меня останавливает автомобиль копейка.

Открываю дверь и едва открываю рот, чтобы спросить, не подкинут ли меня до МГУ, как вижу за рулем Костю.

— Спасибо, нет, — захлопываю дверцу со стороны улицы. Делаю два шага в сторону.

— Садись, подвезу. Не показывай характер, иначе на улице заночуешь! — рявкает он, открыв водительскую дверцу.

— Я лучше на скамейке заночую, чем с тобой сяду в одну машину! — огрызаюсь я.

— Чего такой дерзкий? Думаешь, тебя там сегодня только кэгэбэшники «сфотографировали»? Да тобой уже валютчики интересуются. Зинка донесла на тебя. Не понравился ты ей!

— Курва крашенная, — руки непроизвольно складываются в кулаки.

Ну почему так несправедливо жизнь устроена? Как только встретишь красивую бабу, губу раскатаешь, подумаешь, что ангела увидел, так тут же узнаешь, что баба эта дьявол в юбке, поднявшийся из Преисподней, чтобы нагадить именно тебе?

Тяжело выдыхаю. Если Зинке я не понравился, то встречи с Гришей мне завтра не видать, как собственных ушей. Спугнул я дичь.

— Ты еще зеленый, чтобы расследования вести. Не понял этого? Садись, я тебе расклад раскатаю по полной. Мне не жалко.

Озираюсь по сторонам — дорога пустая, проходят мимо лишь одинокие машины, и настороженно объезжают нас. Никто не остановится.

Выдохнув, занимаю переднее пассажирское место. Резко закрываю дверцу.

— Дома будешь хлопать дверьми холодильника, а здесь аккуратнее. Как с женщиной, — лыбится Костя, трогаясь с места.

— Что вам надо от меня? — спрашиваю спокойно, разглядывая в переднее лобовое стекло засыпающий город.

— Связи твоего отца и дяди.

— Думаешь, стану я работать на бандитов?

— Твой отец по краю закона ходил, почему бы его сыну не перейти красную черту?

— Может, потому что у меня есть выбор?

— У тебя был выбор — пойти в курсанты. Носил бы погоны, мы бы от тебя отстали. Но ты не захотел стать ментом или военным, значит, сделал свой выбор.

— Я — журналист, — говорю грубо, чтобы донести смысл до безмозглого бандюгана.

— Ты уже влез не в свое дело. Тебя не трогают только из–за того, что ты не мент, так бы давно по рукам надавали, ноги переломали и в больничку отправили. А так, все забавляются, глядя на твои расследования. Ты ни черта не узнал, зато наследил уже прилично. Бегаешь по городу, болтаешь со всеми подряд о том, о чем бы помолчать.

— О чем ты?

— О тебе в наших кругах уже интересуются, говорят. А это плохо, парень. Раз попал на заметку, два, и всё.

— Послушай, я внештатный корреспондент, хочу раскрыть преступление.

— На органы работаешь? Если выяснится, что ты стучишь. Тебе хана.

— Иди, знаешь куда? Останови, выйду. Ни на кого я не работаю, кроме самого себя. Если получится хороший материал, мне заплатят.

— Зачем тебе это расследование? Ради денег? Не верю. Выслуживаешься перед главредом. Он не оценит твоего порыва раскрыть грязь, которая, оказывается, есть в нашем социалистическом обществе. Если ты еще не понял, то твое расследование «мутных вод» никому не сдалось. Не те времена, парень. Может ты соскочишь, не доучишься на журфаке, и до сессии не дотянешь. Раскроешь дело, и со следующего года пойдешь в курсанты. Может, ты сразу с дядькой своим сговорился на эту тему? Если нет, то тебе мой совет — не станешь работать на нас, сваливай из столицы. Житья тебе здесь не будет.

— Останови машину. Выйду.

— Время десять тридцать. Общага закрывается.

— Ничего. Как–нибудь где–нибудь перекантуюсь.

— Женщина появилась? К ней поедешь?

— Почему нет.

— Разве ты не слышал, что бабам не стоит доверять? — усмехается, будто мои мысли читает.

— Не все такие гадины продажные как твоя Зинка.

— Дело говоришь.

— Ни на кого я не стучу, — буркаю зло, чуть успокоившись. — Мне работа нужна была, любая, меня взяли внештатным корреспондентом в «Правду». Барышня одна поручилась за меня.

— Уже знаем, Королева, — перебивает меня Костя.

— Всё–то вы знаете, — говорю с негодованием. — Так вот, она поручилась, и сказала начальству, что возьмет меня в помощники. Будет направлять, так сказать. Какие статьи она пишет, по тем я материалы для нее и собираю.На самом деле задания редакционного я от нее не получил, разрешения заниматься сбором информации в университете также, она хотела от меня одного — чтобы я нашел ее очень близкую подругу Марину Ольховскую. Провел расследование, опросил людей, вышел на след исчезнувшей бесследно сотрудницы. Всё. Никаких тайн я из этого не делаю. Ищу по заданию начальницы пропавшую женщину.

— Так ее менты ищут! Ты здесь при чем?

— Знаю. Они отдельно работают над делом, всё–таки человек пропал, не катушка ниток. А я — сам по себе.

— Приехали, — Костя останавливается далеко от МГУ. — Дальше сам дойдешь. Покумекаешь, стоит ли тебе нарываться.

— Вроде не нарываюсь, — хмыкаю я.

— Парень, ты пошел работать в «Правду», газеты для партийцев, ты уже показал им, что ты вроде как с ними. А ты — коммуняка?

— Я верю в коммунизм и светлое будущее, — говорю очень воодушевленно.

— Партийный билет есть?

— Есть студенческий билет, — отрезаю я.

— Тебе уже восемнадцать. Если ты с ними, то позаботься о вступлении в коммунистическую партию. А если стучишь ментам на нас, то лучше убирайся подальше отсюда. Поступай в их учебное заведение. Поверь, если Дед узнает, что ты сливаешь информацию о валютчиках и фарцовщиках своим знакомым ментам, тебе голову оторвут, и отправят мамке посылкой. Мы ведь о тебе всё знаем, ты у нас на заметке.

— С чего бы вам следить за мной — простым парнем? — впервые меня начинает беспокоить данный вопрос. Внезапно в голове всплывают слова Кости «про эти времена», то есть ему есть с чем сравнивать?

— Мы следим за такими как ты, — выдыхает он, смотрит многозначительно.

— Какими такими? — допытываюсь до него.

— За шустрыми, охочими до больших денег и чужих тайн, скрытых от глаз советских людей. И если ты начнешь болтать, придется закрыть тебе рот… навсегда.

— Не пугай меня, я пуганый, — шиплю зло.

Я так зол, что готов наброситься на Костю и порвать его на тряпки.

Понятное дело, его подослали ко мне, чтобы запугать.

В первый раз они меня били, или я их… Поняли, что не сработало, пытаются по–человечески поговорить, но получается это у них это из ряда вон плохо, потому что они сами нелюди.

— Я уже сказал тебе, — цежу сквозь зубы. — Так и передай своим, что работать на вас не буду. И на ментов не буду. И в партию я не собираюсь. Всё чего хочу — вести честные журналистские расследования. Хочу, чтобы люди наши советские знали, что на самом деле происходит в стране. Понял? Я — сам по себе.

Выхожу из копейки, громко хлопаю дверцей, так чтобы Костя оглох. К чертям собачьим.

— В общаге холодильником так хлопай. Упырь, — ревет Костик, срываясь с места.

С минуту смотрю вслед автомобилю.

Внезапно меня озаряет, что время не резиновое, и его скорее всего ни черта у меня в запасе не осталось.

Смотрю на циферблат. Подсвечиваю спичками, положенными в карман, взамен утерянному карманному фонарю.

Мне конец. Время 22–55.

Ускоряюсь, трусцой бегу к зданию.

22–59

Вваливаюсь, запыхавшись, в теплое помещение.

— Успел, шельмец, — охранник пропускает меня.

Спустя семь минут захожу в комнату. У парней горит настольная лампа, и они собрались вокруг письменного стола, разложили учебники, тетради с конспектами, чего–то зубрят.