Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 61

В любом случае, для меня засада.

В целом чувствую себя так, будто по мне танк проехал и гусеницами посчитал все мои косточки. А тут еще надо бегать, искать кого-то, вызванивать. А мне позарез надо услышать голос Вали, чтобы знать — она не в беде по моей милости.

— Алло, — на шестой мой забег к тете Рае — вахтерше — трубка оживает.

— Валентина, ты дома?

— Кто это?

Неужели голос не узнала? — Неприятно, однако. Забыла обо мне за неделю. Короткая девичья память.

— Сомов Макар, — говорю жестко.

— Я узнала, хотела убедиться.

— Какие планы на сегодня? Может погуляем?

— Не могу.

— Брось, не обижайся. Ну смотрел я на эту пучеглазую Клавку, подумаешь.

Демонстративное молчание мне в ответ.

— Не хочешь говорить, не надо, — собираюсь повесить трубку. Бросить не могу, тетя Рая уничтожит одним взглядом за порчу советского имущества, на Колыму сошлет.

— Я на Смоленскую поеду к сестре, нужно пару книг у нее забрать. Если хочешь, можем встретиться после.

— Давай я тебя у метро «Смоленская» встречу, — предлагаю я.

— В 18.30?

— Идет, — быстро соглашаюсь и отключаюсь.

* * *

Оглушенный собственными мыслями, я смотрю на часы и ни черта не понимаю. Время 18:23.

Я опоздал на свидание?

— Молодой человек, чего встали как истукан?

— Так очередь впереди.

— Что случилось?

— Не знаю. Но там милиции много. Проводится проверка документов.

— Похоже, что-то случилось где, — перешептываются люди.

Похоже на то, только мне нужно выбраться из подземки, меня девушка ждет.

Я выдохнул, подавая паспорт милиционеру.

— Сомов Макар, зарегистрирован в Зарайске. Что делаете в Москве?

Копаюсь в карманах, выуживаю студенческий.

— Учусь. А что случилось-то?

— Понятно, — проверив меня страж переходит к следующему, не отвечая мне на вопрос. Значит, точно что-то стряслось. Покрываюсь испариной.

Кто-то дал мне еще один шанс? Что всё это значит?

Меня предупредили, что неправильно живу в новом мире, что не за этим они меня сюда такого хорошего и пригожего отправили.

А зачем тогда? Почему не объяснили.

Даже если бы я знал о том, что произойдет сегодня или завтра в этом новом для меня мире, то не смог бы предотвратить.

Скажи я, что из будущего, и меня упрячут в психушку. Мне не поверят, или хуже того, загребут как слишком осведомленного товарища. А в застенках КГБ никогда не докажешь, что ты прав, что ты всего лишь гость из 2024 -ого.

«- Простите, товарищи, но я из будущего, поэтому знаю очень много». Звучит нелепо. В Советах подобное поведение не прокатит.

Я же взглянул на часы, чиркнув спичкой, фонарик я снова где-то забыл, или кто-то из парней позаимствовал. Время 18:23.

Остановились, — отмечаю про себя. Что за день сегодня такой? 8 января 1977 года. Всё идет через пень колоду.

— Макар! Сомов! — женский крик оглушает меня, едва выхожу из дверей метро.

Валентину узнаю сразу. Одетая в светлую искусственную шубку и вязаную шапчонку, с варежками, которыми она прикрывает рот, и кажется беззащитной.

— Ты меня напугал! Я думала, что не придешь. А потом узнала, что всех проверяют, закрыли станцию на вход и выход. — Девушка тянется ко мне, шепчет на ухо. — Говорят, по всем городу проверяют. Ты как? Кажется, лоб у тебя горячий. Не заболел?

— Не-е, я в норме. А вот от лекарства в виде ласки не отказался бы, — подмигиваю ей.

— Нудаешь! — Валька смахивает белыми варежками слезы со своего лица.

— Время позднее, завтра тяжелый день. Надо обдумать, как до дома добраться. Метро-то закрыто.

— Переночуем у моей сестры. Мне всё равно к ней возвращаться, я тетрадку забыла.

Топаем по заснеженной Москве к дому, где живет сестра.

Входим в теплую квартиру. Пока я разуваюсь в маленькой и тесной прихожей, снимаю куртку и шапку, ищу глазами, куда их деть, Валя сбрасывает проворно шубку, скидывает сапожки и уносится на кухню вслед за сестрой.

— Только не спрашивай его ни о чем, — говорит она, когда я вхожу вслед за ними на кухню. Увидев меня, Валя улыбается через силу, и говорит: — Сейчас чайку поставлю.

Через десять минут уже пили чай с баранками у Наташи. Молодая женщина с пышными формами, под тридцать, мать десятилетнего сына, который уже давно спал в спальной комнате, она всё продолжала причитать, узнав, что по городу розыск идет.

— Что же это делается⁈

— Наташа, мы очень устали, — прервала ее стенания Валя, — спать жутко хотим.

— Я уже постелила вам в гостиной, тебе на диване, а ему на полу раскладушку поставила, но смотрю, ноги у него как у дяди Степы, лучше матрас киньте, пускай на полу спит.

Едва остаемся одни в комнате, как я усмехаюсь, глядя на хлипкий диван:

— Надеюсь, он не скрипит.

— Тебе сказали, ты должен спать на полу.

— Что ты милая, мне ласка требуется. Я готов на полу, если ты ко мне придешь.

— Ты только о «нем» думаешь!

— О ком? — округляю глаза.

— О чем — о сексе, — тихо говорит девушка. И слово «секс» из ее красивого ротика звучит, как-то не страстно и не умело.

— Сейчас ты будешь меня лечить.

— Я не доктор, я — журналист, — смеется она игриво.

Молочные щеки девушки покрываются ярким румянцем, когда мои руки ложатся на ее плечи, и гладят их.

— Раздевайся, я свет выключу, — командую. — Как ты любишь — будем заниматься сексом в полной темноте.

В этот момент из спальной комнаты раздается громкий храп мужа Наташи, и мы хихикаем.

— Макар, ты действительно весь горишь.

— Ну приболел немного, с кем не бывает.

— Тебе сейчас наркомовские сто грамм не помешают, — тихо произносит девушка, и снова одевается. — Я принесу, у Гришки есть заначка.

— Спасибо тебе, товарищ Синичкина, — говорю с теплотой в голосе.

Пока Валя бродит по квартире в поисках лекарства от боли в груди, я лежу в темноте, смотрю в потолок.

Если 1976 год мне запомнится тем, что я родился по новой, когда мне подарили жизнь. А еще выпуском грузовика КАМАЗ, появлением в моей жизни специализированных магазинов «Океан», зимними Олимпийскими играми в Инсбруке, которые мне не удалось посмотреть, премьерами фильмов «С легким паром или ирония судьбы», «Аты-баты шли солдаты», мультфильмом 38 попугаев, то этот год я запомню иначе.

Не хотелось бы верить в плохое, думать о таком, но предзнаменование такое себе. Вчера на меня наехали, сегодня я заболел, и менты меня шмонали. А я лежу тут, и не могу задать Вале главный вопрос, ради которого ехал через весь город.

— Я вернулась, — Валя тихо проскакивает в комнату, и в темноте протягивает мне стакан. — Держи.

— Спасибо, Валюш.

— Ты впервые назвал меня Валюшей, — прошелестела она, раздеваясь где-то там в ночи.

— Валь, забери стакан, — я прокашлялся хрипло. — Надо кое-что обсудить, чтобы не было потом всяких недомолвок между нами. Я это… в ЗАГС не хочу. Рано мне еще…

— Прозвучало так, что тебе рано умирать, — произнесла тихо девушка.

— Обиделась?

— Нет. Мне тоже рано. Тем более, я не уверена в тебе.

— Вот тебе на, приехали, — привстаю, опираюсь на локте. — Что я не так сделал?

— Я помню, как ты на Клавдию смотрел.

— Как?

— Как на женщину!

— А должен был? — всё еще не понимаю.

— Как на человека!

— А-а, понял, иди сюда. Холодно тут одному лежать. Одиноко.

Ощупываю презервативы под подушкой — на месте.

Валя раздевается до сорочки, и белым привидением проскальзывает в постель. Лежим под одним одеялом, как пионеры.

Понимаю, что нужна прелюдия — после такого вечера. Глажу Вальку по руке, спрашиваю:

— Почему ты не уверена во мне?

— Бабник ты!

Очень хочется сказать, что у меня в последнее время так много проблем и забот, что времени не хватает на поиск женщины специального назначения — для секса.

Девчонки в общежитии вешаются на шею, но что толку от них, не выгонять же парней из комнаты, чтобы сексом заняться. Конечно, можно приспособиться, порешать вопрос, но глупости не хочется творить. Сплетни поползут, комсорг Лидия узнает, со свету сживет, проведет свое собрание, где меня обвинят в аморальном поведении и вытолкают в спину из университета.