Выпускник (СИ) - Купцов Мэт. Страница 64
— Да, действительно странно, — понимаю, что после боя я до сих пор нахожусь в боевом настроении, и отпустил меня ментально. Несу всё, что созревает в мозгу. Не контролирую. Может, всё-таки словил удар по голове.
Нет, не то. Я словил азарт, и не желаю его отпускать.
Успокаиваемся, занимаем свои места.
— Макар, когда ты занялся боксом? — интересуется все та же нимфа с кудряшками и аппетитной грудью.
— Дай посчитаю, мне восемнадцать, на дворе 1976 год.
— Чего гадать? В тринадцать лет, — выдает за меня Колян. — Раньше тебя бы не взяли в секцию.
— Так я не в секции начинал, а во дворе с пацанами. Лет десять мне было. Помню, кто-то из старших парней принес книгу Булычева «Бокс».
— Это желтенькая такая?
— Да. И еще синенькая была «Современный бокс» Огуренкова. Вот по ним и занимались. А потом, когда в секцию пришел, сразу умудрился выиграть первенство секции. Мне тогда сам Борис Терешин сборник подарил «На ринге».
Фото осталось в домашнем архиве. Я на той карточке смешной — худой длинный нескладный. В белой майке, черных шортах, коротко стриженный.
— Посмотреть бы твои фото, — тихо подмечает Маша.
Мазнув по девушке взглядом, продолжаю.
— Потом один из парней из двора решил завязать с боксом, что-то другое нашел. Ну он предложил мне за «недорого» купить стопку старых методичек про бокс. Покупка оказалась выгодной. Я там нашел фотографии зарубежных боксеров-чемпионов, программу соревнований по боксу территориальной спартакиады. Вот по ней я и занимался. Позже, тренер всё подправил.
— Теперь я знаю, что подарить тебе на день рождения, — радостно восклицает Маша.
— Что?
— Справочник по боксу!
— У меня уже есть, — показываю на стопку книг у себя на тумбе. Там и синенькая книженция’Бокс' справочник, и коричневая «Всё об олимпийских играм», с атлетами, бегущими на обложке.
Дома я вырезал фотографии боксеров отовсюду — из книг, из журналов и газет. Из библиотечных книг подрезал. Уж простят меня библиотекари. Не со зла делал.
— А у меня есть книга Михайлова «120 встреч на ринге» — тут же похвалился Коля.
— Вот бы и занимался по ней, — тут же отметила Маша. — Чего она у тебя пылится, наверное, даже закладок в ней нет.
Прыскаем в кулаки, а Колян снова краснее.
— Всё! Застолье закончилось. Гости дорогие, вы засиделись, — Коля поднимается и начинает выгонять девчонок из комнаты. — Брысь отсюда!
— Больно надо. Вредный ты, — девочки уходят.
— Ты чего? — прет на Коляна Серега. — Мы же только начали.
— Да, ты так не найдешь себе девчонку. К ним нужно с лаской, с добром. Они же как кошки, — говорю я со смехом.
— Кошки? Ты сравнил девушек с кошками? — Миша смотрит на меня внимательно. — Тебе по голове не прилетело сегодня?
— Прилетело, только не сегодня. А в мае 1976 года, — снова усмехаюсь.
Убираем со стола. Выбрасываю банку с красной икрой, думаю о новом деле, в которое я вновь впутался. И на этот раз даже Ника не помогала мне.
Я сам справился.
Глава 28
Утром просыпаюсь, чувствуя горечь во рту, но не от горячительных напитков, не подумайте. Я такие напитки не употребляю — смешивать спорт, учебу, работу и спиртное — загнешься быстро.
Чувствую себя неуютно в комнате, Коля уже проснулся, собирается идти умываться. Вроде как надо поздороваться, а он стоит ко мне спиной, делает вид, что не знает, что я уже проснулся и смотрю на него.
Видимо, не только внутри меня что-то свербит, и кто-то невидимый шепчет, что день будет непростым.
Вспоминаю, что вчера порол в горячке Коля, сидя на стуле рядом со мной.
— Второе место — это почти как третье, а третье — вообще ни о чём. Понимаешь, Сом, есть только первое место. Это как Советский Союз — он один и первый во всём! Не зря же наш человек первым в космосе побывал. Гагарин! — однокурсник почти кричал, махая руками, будто вот-вот сам собирался взлететь.
'— Хочешь быть как Юра? Первый? Так занимайся! Не скули, — хотелось сказать ему в ответ. Но я лишь криво усмехнулся, осознав, что говорить подобное человеку в беде — не по-товарищески, не по-комсомольски.
Не в моих привычках ронять морально товарищей, и самоутверждаться за счет них. А Николай, как ни крути, комсомолец с искрой, но… иногда вспыльчивый. Но это даже к лучшему, Лидия говорит, что из него получился ответственный дружинник, и прекрасный театрал. Уж не знаю точно, какое дерево он играет и в каком ряду в их самодеятельности, но рад, что всё получилось, и Коле в принципе, не нужно больше переживать за плохие оценки и возможное отчисление.
Сегодня утром он хмурый как туча, дуется на всех.
Идём вместе на учебу в учебный корпус, я решаю, что надо разрядить обстановку. Останавливаю его, толкаю легонько в плечо, чисто по-дружески.
— Лидка говорит ты отличный дружинник, когда ты в ее смену выходишь, она спокойна, — гляжу прямо ему в глаза.
— Ну да… — он пожимает плечами, сдерживая злость. — Хоть где-то сгодился.
Напоминать ему о том, что как у «дерева» у него тоже всё в полном порядке, и он одобрен, я не намерен. Получится, что смеюсь. А глумиться надо товарищем — не по-мужски.
— Молодец! — говорю, и замечаю, что между нами как будто бетонная стена, которая была, стала тоньше. Видно, что Колян уже не так злится. Идём дальше молча, но в воздухе нет того напряжения, что было раньше.
— Может, ты, Макар, позанимаешься со мной? — вдруг предлагает он. — Обсудим мои ошибки. Я наверное, тактику не ту выбрал в бою.
— Запросто, — соглашаюсь я, — только не в эти выходные. У меня планы, понимаешь?
Колян тут же начинает прикалываться, позабыв об обидах:
— Клава? Валя? Или та, что снабжает тебя икрой?
— Замолчи, — рычу я, потому что его голос слишком громкий, а мимо нас как раз проходит Лидия Веселова. Ну конечно, кто же ещё! Она бросает на меня многозначительные взгляды, как всегда.
Твою мать! Лидка — как цербер на посту, всегда где-то рядом. Стоит мне засмеяться или пошутить с кем-то — она тут как тут. Ей бы в милиции работать. Вот и сейчас мы с Колей говорим о красной икре, которой я в последнее время «снабжаю» всех своих ребят, а она подслушивает.
Подходим к аудитории, и там уже скопились ребята с нашего потока. У меня в горле пересыхает, когда парни замечают меня. Я заранее знаю, что сейчас начнётся. И точно.
— Вот он, наш чемпион! — кричит Костя и устремляется ко мне с такими глазами, будто я только что олимпийское золото выиграл. Ещё секунда, и меня уже подбрасывают в воздух.
И чего они такие взбудораженные, будто впервые видят победителя?
— Что за Гагарин в полёте? — слышу голос профессора Калякина.
Меня быстро скидывают на пол. Приземляюсь на ноги, отряхиваюсь, словно ничего и не было, но взгляд Калякина уже сверлит меня, как дрель.
— Марш в аудиторию! — командует он.
Заходим, занимаем места. Я сажусь у окна, так, чтобы видеть улицу. Калякин берёт мел, и я понимаю, что сейчас будет что-то необычное. Он не из тех, кто просто так мелом машет.
И вот он пишет на доске большими буквами: «Сомов, поздравляем!» Я сначала не верю своим глазам, но потом понимаю — это его способ поздравить меня с победой. Всё по делу. Конечно, я бы не отказался получить от него зачет на халяву, но знаю, что не светит. Калякин — человек идейный, как многие наши преподаватели. Он не станет раздавать халявные оценки, как конфеты на утреннике. И правильно. Получим твёрдые знания — станем настоящими советскими людьми.
— Макар, поздравляю, — говорит он мне, серьёзно глядя в глаза. — Но не думай, что теперь всё тебе будет легко даваться.
— Конечно, товарищ Калякин, — отвечаю я, кивая. Он прав. Победил — молодец, но на лаврах почивать не стоит.
Занятие начинается, но мысли мои далеко от учебы. Я ловлю себя на том, что снова думаю о Коле. Вот он сидит рядом, ковыряет ручкой в ухе, затем что-то строчит в тетради, хмурится, не улавливая материал, который надиктовывает преподаватель.