Скуф. Маг на отдыхе 3 (СИ) - Злобин Максим. Страница 42

Короче… вот так.

Хорошо хоть, что Фонвизина с Болховской до сих пор просто молчали, и воевать приходилось не с тремя гусынями сразу. Иначе даже не знаю, во что это могло вылиться.

Но едем дальше:

Осмотр дома альтушек был ещё более тщательным и дотошным. Там Суматохе не понравилось вообще всё. Ни сам дом, хотя девки вылизали его до блеска. Ни придомовой участок, потому что в охранном кактусе Стекловой баронесса углядела опасность. Ни соседи…

Но тут, конечно, косяк. Очередное совпадение. Ни позже и ни раньше, Женька Данилов решил зайти в гости и обсудить производство вискаря. Орать про это, как не трудно догадаться, он начал, ещё будучи за забором. А образцы продукции принёс с собой.

К обеду немного реабилитировались.

Фонвизина-младшая взяла подруг под постоянный контроль и как могла вливала в них жизненной силы и энергии, чтобы те хотя бы не падали при ходьбе. Кузьмич организовал роскошный стол, который уважаемая комиссия просто не смогла не оценить по достоинству.

Ну и я…

Подумал: собственно говоря, а перед кем я тут выплясываю и зачем? Расслабился и включил душку-обаяшку. Умею же, как говорится, и практикую.

Рассказал несколько забавных историй из егерского прошлого, шуток несколько пошутил, блеснул знанием вин, аристократки оценили, ну и предложил в качестве культурного досуга выехать на новеньких квадроциклах в чисто поле, полюбоваться красотами.

Фонвизина со второй княжной после всего этого явно ко мне потеплели. Мы даже начали односложно переговариваться. А вот Суматоху — не пронять. Хрен там плавал. У меня сложилось такое чувство, что Вероника Витальевна умудрилась пронести сквозь всю жизнь то самое недовольство, которое случается у младенца во время родов, когда его из тёплой уютной утробы выгоняют в злой, холодный и крайне неприветливый мир.

Заноза, короче говоря. И это я ещё ласково.

— Так, Кузьмич, — после обеда я отошёл на улицу пошептаться с камердинером. — С квадроциклами я сам управлюсь, а ты пока думай ужин.

— Что-то изысканное?

— Само собой. И вино! Про вино мы с княжной языками зацепились, так что пускай поймёт, какой я внимательный к мелочам. Нужно поставить в стол несколько бутылочек…

— Думаю, для барышень нужно что-то полегче. Лучше всего белое. Рислинг или Грюнер Вертлинер подойдёт?

— Рислинг подойдёт, — кивнул я, — его в Крыму выращивают. А национальные сорта к следующему кабачковому спасу подготовишь. Ну всё, погнали ублажать наших гостий?

— Скуфидонский!

Внезапно, крик принадлежал не Суматохе. Уверенной и прямо-таки злой походкой — если походка вообще может быть злой — из дома мне навстречу вышла Её Сиятельство Фонвизина-Старшая. Сдобная Болховская семенила следом.

— Скуфидонский, это последняя капля!

— Простите?

— Я смолчала, когда поняла, что организация у вас явно хромает! Я смолчала, когда поняла, что занятия у девочек идут чёрт-те как и прогресса ждать не приходится! Я смолчала, когда почувствовала в доме некромантку… хотя это, наверное, больше вопрос не к вам, а к Державину. Но это!

— Да что случилось-то, Ваше Сиятельство?

— Охранные артефакты в доме! Вам никто не говорил, что это опасно⁈ Что вы там такого важного прячете у себя на чердаке⁈

— Что? — я аж чуть не поперхнулся.

— Веронику Витальевну ударило сырой магией, когда она решила проверить чердак!

Твою-то мать! Резонный вопрос: а на кой-хрен Вероника Витальевна суёт свой нос туда, куда собака не совала… да ничего она туда не совала⁈

— Я еле её откачала! А если бы туда девочки полезли⁈ Вы… Вы… Вы безрассудный и легкомысленный! — Фонвизина аж ножкой топнула. — Теперь я могу ожидать от вас чего угодно! И будьте уверены, что я сегодня же буду ходатайствовать в Институт о прекращении этой вашей так называемой «практики»!

— Да! — не удержалась Болховская и тоже топнула. Не так грозно, конечно, потому что у неё при этом щёки дрогнули, но всё равно.

— А Веронике Витальевне не говорили, что не стоит лезть туда, где её не звали? — холодно ответил я. — Это мой личный дом, на территории которого я сам обеспечиваю как безопасность гостей, так и приватность отдельных помещений. Или когда она к вам в гости приходит, то в будуаре копается?

— Вы — самодур, Скуфидонский! — взвизгнула Фонвизина-старшая. — Я никогда в жизни не доверю вам безопасность собственной дочери!

Глава 20

Прекращение практики.

Неожиданно.

Честно сказать, я предполагал, что будут придирки и капризы. Даже, возможно, жалобы.

Что появление новых людей, да ещё и с полномочиями совать нос во все дела внесёт хаос и дискомфорт в наше только начавшееся складываться сосуществование с «альтушками».

Но чтобы вот так радикально.

Возможно ли такое?

Примерно представляя себе масштаб личности Елизаветы Фонвизиной, вполне допускаю, что она действительно сможет такое провернуть. Надавит на Державина, пригрозит перекрыть поток финансирования от благородных семейств, а тот сразу же и сдастся.

В этом я его прекрасно понимаю. Ему сейчас срочно нужно вбухать кучу денег в программу по освоению трещин, и каждый рублик на счету. Государевы все давно расписаны, можно оперировать только средствами попечителей. Не свои же туда вкладывать, верно? И уж точно не мои.

Всё, что ли? Закончилось наше весёлое приключение? Девки уезжают восвояси и-и-и-и… не того ли я сам добивался всё это время? Не того ли хотел?

Того! Именно того я и хотел! Ах-ха-ха-ха! Взрывайте шампанское! Доставайте икру! Вешайте гирлянды и палите салюты! Василию Ивановичу вернули его спокойную жизнь!

Так!

Это стоит обсудить и даже отметить.

И я даже знаю с кем.

Лёха. Дружище мой закадычный. Когда жизнь вдруг резко виляет в сторону и за одним горизонтом внезапно появляется другой, будь то оно к добру или к худу, к кому же первым делом идти, как ни к друзьям? Тем более Алексей Михалыч — мужик на первый взгляд чудаковатый, но по факту нереально глубокий и мудрый. У него же всегда и на всё есть ответ, даже если вопроса не было.

Так что к нему я перво-наперво и направился. Даже если не за советом — чего тут теперь советовать-то? — то хотя бы просто новостью поделиться.

— Лёха! Лёх, пляши!

Друид сидел неподалёку от землянки. Сидел прямо на сырой земле, привалившись спиной к дереву, и кормил с руки сипуху.

— Всё, Лёх! — я упал на пенёк рядом. — Закончилась практика! Сегодня-завтра группа «Альта» покидает Удалёнку!

Кажется, Чего был в шоке. Так прямо не сказал, но аж застыл без движения. Переваривал, по всей видимости.

— В дом свой можешь через неделю перебираться, — продолжил я. — Его как раз к приезду родительского комитета отдраили. И огород расчистили, можешь снова свою смородину там разводить, ну или что угодно.

Лёха смотрел в пространство.

И тут я кое-чего догнал.

— Ты из-за Стекловой переживаешь? — догадливо кивнул я. — Ну да. Выходит так, что не получится у тебя её доучить.

Дружище молчал.

— Вы ж с ней сработались, насколько я понимаю, да?

Лёха в ответ вздохнул. Стало быть, сработались. Все эти друидские ритуалы для меня — тёмный лес, и я даже не берусь рассуждать о том, что там и как строится.

Но, кажется, эти двое как-то магически побратались. Если не сказать «породнились». Да ещё и кактус этот.

— Кактус я тебе новый найду, — пообещал я Лёхе. — Да и вообще, что сделано, то сделано. Зато перспективы-то какие, Лёх! Министры мне бильярдный стол обещали, вот у тебя дома и поставим, как освободится! Катать будем до посинения, пока тошно не станет! Квадроциклы опять-таки! Снегоходы! И не нужно вечно думать, что кто-то накосячит!

— У-ху! — сипуха вспорхнула с Лёхиной руки и унеслась в лес. Полетела на все четыре, прямо как мои альтушки.

— А, с другой стороны, конечно, да-а-а-а, — протянул я. — Танюху лучше тебя никто не обучит. Империя, конечно, тут потеряет.

Я вздохнул полной грудью, поднял взгляд к небу, на кроны деревьев, и крепко задумался о судьбах Отечества. Ну вот помрёт Лёха. Нажрётся по ошибке своих бриопердонов, Мишаню сиротой оставит и отъедет в мир иной на ПМЖ.