Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969 (СИ) - Мартенс Лорна. Страница 42

Сравнение двух изданий демонстрирует разницу между тем, что можно было публиковать в 1937 и 1988 годах. Полное издание 1988‑го создает впечатление, что Баттс писала о своих чувствах, глубочайших убеждениях, интересующих ее темах, и, что не менее важно, о своих родителях и родственниках именно так, как ей нравилось. Из здания 1937 года в первую очередь удалена большая часть рассказов Баттс о ее плохих отношениях с матерью. Например, Дэвидсон не включил в издание подозрения Баттс, будто мать подстроила нападение на нее друга их семьи, известного развратника, или же что мать считала, что Мэри пыталась соблазнить отчима. Удалил Дэвидсон и другие упоминания о сексе. Но даже цензурированная таким образом версия 1937 года оставалась глубоко личной.

На переднем плане – сама Баттс. Она пытается воскресить сознание ребенка, девочки. Она ищет воспоминания, и ее интересует сам процесс их возвращения. Обладательница беспокойного и пытливого ума, она ищет правду, пытается воссоздать то, как и почему происходили события в ее детстве и юности. Баттс останавливается на определенных мистических моментах внезапного озарения, но также пытается аналитически собрать воедино реальную историю членов своей семьи и выяснить, что сделало их теми, кем они были. «Кристальный кабинет» – образ, который она заимствует у поэта Уильяма Блейка, у нее – метафора разума. Она представляет свое сознание кабинетом со множеством ящиков, полок и шкафов, и она стремится оказаться внутри и снаружи одновременно. Как автор, она позволяет себе щедрый комментарий. Она проявляется как отдельная личность рассказчицы со своеобразными взглядами и предрассудками. Она блестящая, холодная, аналитическая, несентиментальная, очень критичная, иногда ехидная, часто едкая и иногда глубокомысленная.

В отличие от экстравертки Лухан с ее сильными симпатиями и антипатиями Баттс производит впечатление человека, которому в целом не нравятся люди. Она относит себя к поколению, покалеченному Первой мировой войной, и она критикует свое настоящее за утрату ценностей. Она холодно анализирует принятый тогда подход к воспитанию детей и особенно девочек.

Баттс горячо ненавидит «развитие» – застройку, которая разрушила пейзаж ее детства. Это становится предметом жесткой полемики. Тема уничтожения пейзажа Дорсета является центральным элементом книги в обеих ее версиях. В частности, Баттс глубоко сожалеет о потере Солтерс – дома своего детства, который, как она намекает, ее мать позволила выманить у нее после смерти отца Мэри и нового замужества. Неудивительно, что в книге преобладает меланхолический тон.

В десять лет у Мэри появился брат, до этого момента она была единственным ребенком: одиноким, наблюдательным, своенравным и, по меркам детей, растущих в окружении братьев и сестер, избалованным. Ее родители были состоятельными и владели великолепным домом на лоне чудесной природы.

Ее пожилой отец, умный, проницательный и начитанный, выступает самой положительной фигурой в книге. Мэри не только любила отца, но и верила в свое с ним сходство. Напротив, с матерью она не в ладах и не видит ни объединяющих их черт, ни проявлений материнской любви (фрагмент, касающийся матери, был удален из первой редакции). Ее критика в адрес матери не прекращается. Отец Мэри был на тридцать лет старше супруги и женился на ней, чтобы иметь наследника.

Мать, прекрасная и очаровательная, имела пуританские взгляды и совсем не была интеллектуалкой, что Мэри постоянно ставит ей в упрек. «Переступив порог, я оказалась в саду, и увидела не деревья, как это сказано в стихах, а Дерево. Растущая Золотая ветвь, Древо познания, еще не добра и зла, но чистого знания; и я уже видела, что человек, не небо, запрещает мне познать его плоды» 46. С матерью нельзя было обсуждать секс. Она пыталась заставить Мэри почувствовать, что в том, чтобы быть девочкой, есть что-то особенное, но не говорила этого вслух. Она внушала ей страх перед знаниями. Хуже того, мать предостерегала Мэри от книг, которые читал ее отец («мужчины») – книг, которые сегодня в значительной степени считаются классикой литературы: «Радости и горести знаменитой Молль Флендерс» Даниеля Дефо, «Опасные связи» Шодерло де Лакло, произведения Оноре де Бальзака, Стендаля и Гюстава Флобера.

Главное преступление ее матери – решение сжечь «ужасные книги» отца 47 после его смерти и заставить Мэри участвовать в экзекуции, чего Мэри впоследствии стыдится. Она отмечает, что книги горели медленно. При этом Баттс не держит зла на мать за решение повторно выйти замуж через год после смерти первого мужа, по-видимому, ради романтики, которой у нее никогда не было. Мэри даже нравится ее симпатичный отчим.

А вот бабушку по материнской линии она не щадит: «Представительница старой породы, которая принесла дурную славу викторианской эпохе… Ее желанием было жить, как пчелиная матка в окружении своих работников, своих бесплодных детей» 48. Баттс откровенно (и в значительной степени положительно) описывает своего отчима, а его сестер – отрицательно. Она несентиментальна и даже холодна по отношению к себе самой, в какой-то момент она называет себя «очень противной маленькой девочкой» 49. Однако она так же последовательно и сочувственно изображает себя как человека, стремящегося к знаниям. Баттс заявляет, что у нее было глубокое желание учиться «как мальчик» (то есть правильно). Она неоднократно позиционирует себя как человека, который любит слова, человека, который хочет стать поэтом; она говорит о своей «фантастической чувствительности в отношении языка» 50. Книга имеет феминистский подтекст. Рассказ о шотландской школе-интернате, куда Мэри отослали после смерти отца, и проведенных там годах занимает более трети книги.

Пусть Мэри была там несчастна и одинока и мало чему научилась, разве у своей обожаемой учительницы литературы, она одобряет относительно недавнее учреждение школ для девочек в Великобритании, целью которых было дать девочкам такое же образование, как и мальчикам.

Как Рейтер до нее, как Салверсон, Аллинсон и Крестон (которые писали примерно в то же время и о которых я пишу ниже), но в более выраженной степени, чем они, Баттс пишет о моментах прозрения. Она обладает склонностью к мистицизму. Озорения поощряют ее мистический настрой, и она философски обосновывает их в пересказе. Чаще всего такие моменты происходят с Баттс на природе. Для малышки Мэри причудливая форма пня – постоянный источник фантазий; школьницей она испытывает момент прозрения на пляже Файф; девушкой она узнает о своем призвании в видении, посетившем ее в Бэдбери Рингс *. Вслед за Уильямом Вордсвортом *, она считает, что страх и благоговение – это спасительное возвращение к естественному человеческому существованию, ставшее казаться еще более драгоценным с тех пор, как человечество утратило естественное состояние в результате потери веры в Бога.

По своей откровенности, едкости и пламенной вере в духовные ценности, которые, по мнению автора, современное общество утратило, книга Баттс напоминает произведение Лухан. Но ей не хватает сладострастия Лухан, ее интереса к людям и жажды новых впечатлений. В отличие от Лухан Баттс не сторонница психоанализа – наоборот, она выступает против «модной психологии» 51, а настроение книги в основном негативное и унылое. В тексте от начала и до конца ощущается гнев на то, во что превратился мир.

Третья автобиография-исповедь, появившаяся в 1930‑х годах, – это «Признания иммигрантской дочери» Лоры Гудман Салверсон, впервые опубликованная в 1939 году. Эту книгу нередко упоминают вместе с «Вырубкой на Западе» МакКланг, которая вышла на четыре года раньше. Как и МакКланг, Салверсон пишет о взрослении в Манитобе в конце XIX века, хотя описанная ею картина существенно отличается. Будучи младше МакКланг на двенадцать лет, Салверсон была дочерью исландских иммигрантов, и свои детские годы в Манитобе она провела в основном в Виннипеге. Салверсон познакомилась со знаменитой МакКланг после Первой мировой войны, и они подружились. Ее автобиография даже длиннее, чем у МакКланг (523 страницы в оригинальной версии), и, как и ее старшая подруга, она не заканчивает рассказ на моменте завершения детства, а останавливается на своей первой книге «Сердце викинга», опубликованной в 1923 году. Почти половина книги посвящена ее детским годам в Манитобе, до того, как семья переехала в Дулут, штат Миннесота, а главы о годах в Дулуте (от девяти до двенадцати лет) доводят общий объем детского нарратива до 60 процентов. Для Салверсон, как и для МакКланг, написание книги оправдано необыкновенной историей их детства. Наибольший интерес для читателя представляет картина жизни в Западной Канаде. Однако картина эта сильно отличается от нарисованной МакКланг, поскольку Салверсон родилась не в энергичной фермерской семье обедневших иммигрантов. Ее родители приехали в Канаду ни с чем. Двое из их четырех детей погибли во время плавания. Поэтически настроенный отец нашел работу в виннипегском цехе, где шил седла по четырнадцать часов в день. Он страдал от серьезных заболеваний, как и сама Лора на протяжении всего детства. Семье не хватало пропитания, а мать продолжала терять детей. Так что детство Лоры было необычайно трудным. Канада изображается как ориентированная на прибыль страна, живущая по волчьим законам. Растущее сообщество исландских иммигрантов держалось вместе, но их труд нещадно эксплуатировали.