О началах и концах света: Рождение и гибель мира в мифологии, религии и науке - Ивик Олег. Страница 46

Таким образом, тексты, повествующие, как в некой протовселенной некая еще не сформированная сущность впервые стала осознавать себя и творить мир «из ничего», могут относиться лишь к началу каждой 101-й кальпы. Это время, когда после практически полного разрушения Вселенной и смерти предыдущего Брахмы его новорожденный тезка (или кто-то из отождествляемых с ним демиургов) творит мир «с нуля». Поскольку нынешнему Брахме идет 51-й год {514} (естественно, речь о годах Брахмы), то сотворение Вселенной, описанное в древних источниках, резонно будет отнести к году его рождения, каковое состоялось более 155,5 триллиона лет назад [121]. Или к году рождения любого из ранее существовавших Брахм.

Впрочем, в древнейших текстах индуизма, таких как «Ригведа», теория кальп еще не была разработана. В них, вероятно, речь идет просто о «начале мира вообще». Но, рассматривая эти тексты с точки зрения уже сложившегося индуизма, надо иметь в виду, что в них говорится не о том сотворении мира, которое происходит на заре каждого дня Брахмы, а об изначальном, точнее, одном из бесчисленных изначальных актов творения.

Итак, начало времен, согласно 129-му гимну X мандалы «Ригведы», выглядело следующим образом:

В протовселенной не существовало ничего, кроме воды и некоего начала, которое называется «Нечто Одно». Отметим, что вода как самый первый, извечный элемент традиционно присутствует во многих протовселенных. Это и водный хаос египтян Нун, и первичные воды шумеров Апсу и Тиамат, и море, в котором плавала карело-финская праматерь-Ильматар… У индуистов тоже имелась своя изначальная вода – «бездонная, глубокая», – и в этой воде (но одновременно «заключенное в пустоту») существовало «Нечто Одно», в котором таилась потенция грядущего развития. Этот прообраз будущего творца начинал с мысли, семенем мысли стало желание, и его жар породил жизнь.

Первое желание, поразившее первое существо индуистской протовселенной, имело сексуальный характер. Но если в подобной ситуации египетскому Ра пришлось прибегать к мастурбации, то у индуистов мир каким-то непостижимым образом сам разделился на мужское и женское начала.

Впрочем, все попытки разобраться в этой непростой истории натыкаются на скепсис автора мандалы.

этого (мира).

Другой, 121-й, гимн X мандалы хотя и сообщает некоторые космогонические подробности, но тоже предлагает вопросов больше, чем ответов. Гимн этот обращен к неизвестному богу-демиургу, причем автора живо интересует, кто же тот безымянный бог, которого он воспевает. Из 10 стихов гимна девять [122] завершаются словами:

И лишь в последнем стихе возникает попытка идентифицировать загадочного демиурга: «О Праджапати! Никто, кроме тебя…» Но этот стих считается позднейшей вставкой {516}. Кроме того, Праджапати вообще бог весьма неопределенный. Имя его переводится как «господин потомства», «господин существ» – а так могли называть многих богов. Позднее, в эпосе, Праджапати становится эпитетом Брахмы и некоторых других богов-творцов {517}. Поэтому трудно сказать, какого же именно демиурга воспевает этот гимн. Но деяния его описаны.

Известно также, что им «установлено солнце» и небосвод, что он – «родитель земли», что он «породил небо» и «высокие сверкающие воды».

«Золотой зародыш», который упоминается в этом гимне, в более поздних текстах превратится в золотое яйцо. Что же касается Агни, божества огня, то с ним у демиурга возникли очень серьезные проблемы. Они описаны в другом тексте – «Шатапатха-брахмане» [123].

Там говорится о том, как Праджапати, в полном одиночестве пребывавший в протовселенной, задумался: «Как бы теперь народить мне потомство!» Бог стал изнурять себя, «распалялся пылом» и в конце концов породил из своего рта Агни. «Вот потому, что породил он его изо рта, Агни из-за этого поедатель еды». Действительно, для того чтобы существовать, огонь должен непрерывно что-то поглощать.

«Задумался тогда Праджапати: “Поистине, из себя самого я породил вот этого Агни как поедателя еды. Нет ведь здесь кроме меня еды, которую, поистине, ему не надо бы есть”. Была тогда земля сплошь голой. Не было ни трав, ни деревьев. Именно это не выходило у него из ума. Развернулся на него потом Агни (своим) зёвом [124]. Испугался он – собственное величие его ушло прочь. Поистине, собственное его величие – это речь. Речь ушла у него прочь» {519}.

Надо сказать, что потеря речи грозила неприятностями не только самому Праджапати, но и всему грядущему мирозданию. В другом месте «Шатапатха-брахманы» рассказывается, как этот демиург творил элементы Вселенной с помощью слов: «Поистине, (сказав): bhūḥ, – Праджапати породил здешнюю (землю); (сказав): bhuvaḥ, – промежуточный мир; (сказав): svar, – небо». Даже собственное тело он сотворил путем произнесения соответствующего слова {520} (с помощью какого органа издавались звуки до того, как Праджапати обзавелся телом, для авторов настоящей книги осталось загадкой). На момент появления Агни еще далеко не все было сотворено, поэтому зарождающийся мир крайне нуждался и в самом демиурге, и в его речевых способностях.

И находчивый бог, осознав свою немоту, нашел выход из положения. Он потер волосатые ладони (тело вышеописанным вербальным способом уже было сотворено им ранее) и получил молоко, смешанное с волосами. «Вылил он его (в огонь) (со словами): “Пей, сжигая (oṣaṁ dhaya)!” Отсюда возникли травы». Второе возлияние Праджапати совершил тем же способом, но уже чистым молоком, так как волос на ладонях у него не осталось. В результате этого акта возникли солнце и ветер. Но главное: огонь-Агни был удовлетворен полученной пищей, и демиург остался жив. «Шатапатха-брахмана» сообщает: «Совершив возлияние, Праджапати и рождение обрел, и себя от Смерти спас – от Агни, намеревавшегося съесть (его)» {521}.