Безымянные боги (СИ) - Жеребилов Иван. Страница 35
— Так, это, значит, ты! — прошипела карга, примериваясь к прыжку. — Тебя, значит, ОН ищет!
Ждан хотел спросить, кто, но ведьма уже кинулась на него, снова безошибочно метя в горло.
Не на того напала. Ждан увернулся от когтей, перехватил лапу и рванул на себя. Хрустнуло. Ведьма взвыла так, что, кажется, стены вздрогнули. Ждан выругался и врезал кулаком в скулу карге так, что голова мотнулась, добавил ещё локтем, опрокинув тварь на пол, и навалился, стиснув шею мёртвой хваткой.
— Не убивай, богатырь! — просипела ведьма. — Не убивай! Всё скажу!
— Говори, тварь! — прорычал Ждан, злясь на собственную глупость ещё больше чем на ведьму. — Где княжна? Сожрала?
— Всё скажу! — провыла ведьма. — Жива княжна! Живёхонька! Схоронена в тайном месте!
— Зачем?
— Князя надо в узде держать. На него ворожба не действует.
— А ты приставлена за ним следить?
— Я и другие тоже!
— Обещали дочерь отдать?
— Обещали.
— Где, то место, говори!
— В лесу Волотском. Там овраг с севера, а в овраге камень чёрный резной. Как ударишь по левому знаку, так камень в сторону и отвалится, как по правому ударишь, так он на место закатится.
— Что в тайнике?
— Клады, грамоты для людей верных, и княжна спит мёртвым сном. Пока в тайнике лежит, спит. Вынесешь наружу, так и проснётся. Теперь отпустишь?
— Отпущу, — ответил Ждан и резко крутнул тощую шею.
Раздался хруст, и ведьма затихла. А снаружи уже стучали в дверь. Тварь, похоже, перебудила все хоромы.
Не дожидаясь, пока вышибут дверь, Ждан бросил обмякшее тело на ложе, плеснул туда же масла из светильника и чиркнул кресалом. Полыхнуло так будто ведьма была соломенной и тут же комнату сотряс такой дикий вой, что Ждан в ужасе попятился, с облегчением понимая, что теперь-то уж твари точно конец. Огонь разгорался всё сильнее, воздух мгновенно закончился, но Ждан, всё же заставил себя подскочить к окну, распахнуть ставни, а потом, что было уж совсем жутко — метнуться обратно в самую дымную гущу и сбить с двери засов. Створка с грохотом отворилась, и огонь, получив новую порцию воздуха, полыхнул с новой силой. Ввалившиеся было стражники кинулись обратно, и в суете никто не заметил, как выскользнул из охваченной пламенем комнаты Ждан. До одури хотелось рвануть от княжеских хором во все лопатки, но заставил себя остановиться, заорал:
— Пожар! Баб спасайте!
Сейчас главное — суеты побольше.
Вот чего-чего, а этого в женских хоромах хватало: крики, ругань, всхлипы, хлопанье дверей и топот десятков ног, всё слилось в один сплошной гул, который не стихнет теперь до самого утра.
Ждан утёк, незаметно, присыпав свой путь остатками порошка, забранного у лиходея. Пробрался через стражников, окруживших хоромы, обошёл патрули, и только на тёмных улицах слободы рискнул снять шапку-невидимку, которая к слову сказать, от огня совсем не пострадала, в отличие от его собственной одежды.
Конечно, всё пошло не по плану — чуть жизнью не расплатился за собственную глупость, спасибо живоцветам, спасли, отвели морок. Припомнив ведьмины поцелуи, Ждан почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота, хотя, казалось, всё вышло ещё после схватки с бандитами, но, стоило только припомнить жуткий смрад, как его вывернуло, мало что не наизнанку. Жутко захотелось залезть в баню и седмицу париться, не выходя, чтобы вся скверна вышла с потом.
Плохо, что выведать удалось не так много, но ясно одно — княжну надо спасать срочно. Если тот, кто извести его решил, прознает, что ведьма сболтнула лишнего, мигом перепрячет девицу, а за Ждана пуще прежнего примется. Значит, надо действовать без промедления.
Когда он уже почти подошёл к дому, из темноты под ноги метнулась мохнатая тень.
— Беда, хозяин, — проскулила Жужка. — Чужой в дом заявился…
[1] На руси бабой называли только замужнюю женщину, которая смогла родить ребёнка. Если рождалась девочка, то женщину звали «молодуха», если мальчик, то «баба».
[2] Баляба – рохля, разиня
[3] Мужской половой орган
[4] Вымесок – выродок
[5] сапфиры
Глава 11
Он терпеть не мог стольный Богорад — сияющий, чистый, просторный, наполненный силой и величием Государя, так непохожий на суровые крепости северных рубежей — родную Вежу и Хоронь. Но неприязни бы не было и в помине, если бы в столице царили только благодать да свет, но в светлых хоромах Государя хватало и змей, и ядовитых пауков, пусть и прикидывались они людьми.
Две седмицы Твёрд провёл в седле, и пусть его совсем ещё не одряхлевшее тело и не болело по-стариковски, устал он изрядно, поэтому не стал сразу, идти к Государю на поклон, а направился в свой дом, пустынный и одинокий, по причине вечного отсутствия хозяина. Единственное помещение, за которым много лет тщательно следил старичок Твердята, голубятня. В ней не было и следа запущенности — идеальная чистота и все птицы как на подбор, накормлены и постоянно готовы к работе. Других слуг волхв постоянно не держал, так что к запустению прибавилась изрядная захламлённость и запущенность. Но на это главе Вежи было наплевать, он привык жить в куда более худших условиях, поэтому приказал одному подручному принести из трактира чего-нибудь съестного, второго отправил закачивать воду в большой металлический бак, чтобы помыться с дороги, а сам сразу же засел за разбор писем, полученных по дороге. Последнюю седмицу они особенно торопились, и прочитать всё не было ни сил, ни времени.
О том, что его посланника в Хоронь кто-то ловко извёл, обставив всё, как грабёж, он узнал почти сразу, но верные люди в крепости докладывали, что мальчишка-десятник жив, да ещё и бегает туда-сюда по крепости, привлекая к себе внимание, лезет на рожон и вообще ведёт себя как будто ему сам Государь сватом приходится. Это немало удивило Твёрда, он-то считал, что молокососа прикончат сразу, по приезде, но вышло иначе. Зарезали его товарища, так же хитро, как и посланца, обставив всё как простой грабёж, а этот вывернулся, правда, чуть с жизнью не расстался, получив отравленным кинжалом, но справился. Большой надёжи на него, конечно, нет, но это лучше, чем ничего. Глядишь, отвлечёт кого требуется, пока умные да опытные дело делают.
Вторая весть уже седмицу назад нагнала его в пути. Радим изловчился послание передать. Писал, что весь их десяток в поруб посадили в Хорони. Желёзом калёным, конечно, не пытают, но словом выпытывают, по какой-такой надобности из самой Вежи пешим ходом дошли. Никто ничего, не рассказывает, понятное дело, потому, как, кроме самого Радима и девки Цветавы никто ничего и не ведает — дозор как дозор, нередко такое бывает, что следопыты до соседней крепости доходят. Кстати, девку Радим потерял, пока по горам ходил, о том винился в письме. Писал, что послали её колдунов выслеживать с ещё одним отроком, да оба так и запропали. Жаль, если пропала, смышлёная была и ловкая. В самом письме Твёрда насторожило то, что Радим побоялся Цветаву по имени называть, а упорно именовал просто «отроком». Значит, не доверял уже и верным людям в самой крепости, хоть волхв и был уверен, что среди них предателя нет. Но Радиму оттуда виднее.