Ворожей Горин – Посмертный вестник (СИ) - Ильичев Евгений. Страница 14

Нечисть, тем временем, продолжила беседу:

— Через Вас я обращаюсь к руководству Совета и поступаю так исключительно в целях сохранения хрупкого мира между нашими организациями. Вы пять раз к ряду преступили Канон, за что мое руководство и спросит завтра с руководства Совета. И молитесь вашему всепрощающему богу, чтобы ваш друг действовал с санкции своего руководства, а не творил отсебятину, как это бывало ранее.

— И все же я не понимаю, что именно вам или вашему руководству мешало обратиться к Совету напрямую. Вы же сами сказали, что человек я маленький…

— Уже не человек, — с улыбкой поправил меня Владлен.

— Да не суть важно. Я только-только приобщился к вашему миру, вы об этом и сами в курсе, судя по всему. Так зачем же использовать меня в качестве связного?

— Вы правы, Григорий Олегович, но есть на то свои резоны. Я хочу, чтобы вы со своим другом дьяком Евгением не лезли со своими чистками в нашу вотчину. Вот-вот произойдет очередная инициация. Девушка эта представляет для нас особую, так сказать, ценность. И если выйдет так, что мы лишимся и ее по вашей милости, мое руководство будет вправе требовать куда большую контрибуцию, нежели запросит завтра. Вам ясна наша позиция?

И вот же говорил Владлен вроде бы спокойным тоном — не срывался ни на крик, ни на угрожающий шепот, а все одно от его слов у меня по спине мурашки забегали. Был в его голосе какой-то нюанс, который заставлял подчиняться. Что, собственно, я и сделал.

— Я все понял и передам ваше предложение…

— Это не предложение, — уже более ледяным тоном сказал Владлен, что заставило меня отступить на шаг назад. — Это ультиматум.

Пяткой я уперся в бордюр, отчего мне пришлось отвлечься от беседы и поймать равновесие, чтобы не упасть — очень уж не хотелось показаться этому типу слабаком. И без того моя заминка выглядела, как малодушие. Я даже хотел ответить что-то резкое, но когда вновь повернулся к тротуару, то никого уже не увидел. Этот хмырь попросту испарился, словно и не было его. Он-то пропал, а вот то чувство леденящего страха, что поселилось у меня где-то внизу живота, осталось.

И кто это был? Как вообще понимать его «ультиматум»? Неужели Совет действительно использовал меня втихую в какой-то своей тайной игре? Обо всем этом мне предстояло поговорить сегодня после работы с отцом Евгением, и настроен я был куда решительнее, чем раньше. На сей раз священник не отвертится. У меня очень много вопросов, и он даст мне на них ответы.

Глава 5

Однозначно, день был испорчен. Встреча с этим то ли вампиром, то ли зомби окончательно вывела меня из равновесия. Пораженческие мысли, и так терзавшие меня вот уже с месяц, всплыли вновь и с удвоенной силой принялись подтачивать мою уверенность в завтрашнем дне. Работать в таком состоянии было крайне трудно. Из рук все валилось, перчатки рвались от неосторожной работы с острыми предметами, каналы не желали проходиться, пасты не хотели замешиваться до нужной консистенции. Последняя «удаляшка» так и вовсе показалась мне адом: коронка нижней шестерки развалилась сразу после наложения щипцов, пришлось распиливать бифуркацию и удалять корни элеватором по одному.

Мое состояние заметила главврач клиники, Наталия Владимировна. Решив, что я приболел, она велела мне переодеваться и заканчивать на сегодня прием. Святая женщина. Получив заплату за день, я пулей выскочил из стоматологии и направился в особняк Совета в центр столицы.

— Хорошо, что в драку не полез, — выслушав мой рассказ, заключил отец Евгений.

— И тут же первый вопрос, — взял я с места в карьер, — это был вампир?

— Вурдалак, — кивнул мне священник и тут же уточнил. — Вампирами их называют обыватели. И слово это пришло к нам из Европы. Знающие люди их так не называют.

Отец Евгений говорил так, словно цитировал выдержку из википедии, словно всем вокруг уже давно все известно о вампирах, упырях и вурдалаках, и только я один до недавнего времени оставался в неведении. Причем невежество мое было сугубо личным пробелом в саморазвитии. Возможно, его менторский тон был призван поскорее внушить мне мысль о том, что для меня теперь подобные вопросы навеки вечные станут обыденностью и чем проще о них говорить, тем быстрее я въеду в тему. Так или иначе, но я решил, что не стану показывать своего изумления. Внешне я постарался остаться спокойным, но самого себя не обманешь — внутри меня бушевал шквал эмоций. То есть все эти истории про Дракулу и саги о вампирах, вроде «Сумерек», не на ровном месте появились? Получается, что тот мир все же прорывался в наш, пусть и под напускной небрежностью поп культуры?

— А упырь и вурдалак — не одно и то же? — начал устранять я пробелы в своих познаниях про обитателей Ночи.

— Нет. Суть одна — потребность в крови. Точнее, в эритроцитах и гемме. Но, в отличие от вурдалака, упырь себя не контролирует. Им движет лишь голод, банальный животный инстинкт. Да и жизненные циклы у них отличаются в корне. Вурдалак — практически бессмертное существо. Вернее, вечно мертвое. Упырь же через некоторое время погибает сам.

— От чего же это зависит?

— Для появления вурдалака нужен обряд инициации. Зараженный укусом вурдалака человек без инициации превращается в упыря. Пребывая в этом посмертном состоянии, он какое-то время кошмарит округу, то есть некий район, отведенный ему его же прижизненной памятью, а затем погибает от передозировки кровью или же развоплощается нами.

— То есть мы с вами…

— Да, Григорий, те девушки в парках были упырями. Только что укушенными и готовыми открыть свой счет смертям ни в чем не повинных горожан.

— Большое спасибо, что сразу сказали, — саркастично заметил я. — Очень признателен.

— Нашей вины в том нет, Григорий, — священника мой сарказм никак не задел. — Для тебя и твоего дара нет никакой разницы, кого упокоить — простого смертного или же только народившегося упыря. Наша задача — не пустить в этот мир зло. А стал бы ты заниматься этим, открой я тебе правду, это большой вопрос. На данном этапе твоя психика слишком лабильна, а дело нужно было делать здесь и сейчас.

— Почему же вы не упокаиваете и вурдалаков? Они разве не зло?

— С ними все сложнее, Григорий. Упыри, как я уже говорил, не живут в привычном смысле слова — они существуют, повинуясь инстинктам. Какое-то подобие сознания в них еще тлеет, они имеют мышечную память, некоторые даже способны узнавать близких. Были случаи, когда упырь не нападал на родственников, но эти случаи единичны, можно сказать, из разряда казуистики. В целом же упырь — существо без тормозов и моральных принципов. Это даже не животное. Это зло во плоти, зло как оно есть.

— А вурдалаки?

— А эти обитатели мира Ночи — существа, способные на чувства и мысли. После инициации к ним возвращается память, они начинают ощущать себя частью этого мира. Суть у них с упырями одна — нежить, но, в отличие от последних, вурдалаки — существа социальные. Они имеют свое, как говорят сейчас, комьюнити. То есть это уже отдельный вид детей Ночи, с которыми возможно договариваться и иметь определенные отношения.

— То есть их мы не убиваем.

— Просто так — нет. Только если кто-то из них преступит черту и совершит преступление против живого человека. Все, как и в мире людей. Мы же не убиваем тех, кто нам не нравится. Люди придумали для себя законы, которым стараются следовать, и наказывают только тех, кто эти законы грубо попирает.

— Ладно, оставим этот вопрос, — сказал я, понимая, что вступать сейчас в полемику — не самая разумная тактика. Существенной разницы между упырями и вурдалаками я так и не увидел. Все одно — нежить, которая рано или поздно начнет убивать. Или уже убивает, но только так искусно, что их не могут поймать на горячем. Сейчас меня больше волновал вопрос ультиматума общества вурдалаков. — Так что насчет предупреждения? Что за правила такие, по которым люди не могут защищаться от упырей?