Десять ли персиковых цветков - Ци Тан. Страница 72
Е Хуа прижал меня к стене таким образом, что я не могла сопротивляться. Он тяжело дышал, пока скользил губами вниз по моей шее. Хотя я и сохранила остатки разума, мое тело предательски трепетало. Меня охватили невыразимые чувства – я забилась сильнее, пытаясь освободить руки, но не для того, чтобы оттолкнуть принца, а… чтобы его обнять.
Звуки с трудом проникали в разум, словно пробивались сквозь толщу воды. Смутно я расслышала чей-то голос. Он спросил:
– Если бы я всего лишился, ты бы осталась со мной?
Девушка тихо улыбнулась ему в ответ:
– Я бы не отвергла тебя, даже если бы у тебя не было ничего, кроме того меча, что висит на стене и ни на что не годится – разве только для рубки дров и охоты на зверей.
Эти непонятно откуда всплывшие в моем сознании слова превратили мой ясный разум в клейкую кашу. Тело от макушки до кончиков пальцев ног отказывалось мне подчиняться. Из потаенных уголков сердца хлынуло сдерживаемое на протяжении нескольких десятков тысяч лет желание. Оно сковало меня по рукам и ногам.
Одной рукой Е Хуа распахнул мое одеяние, его обжигающие губы проделали путь от ключицы до груди. Поскольку я на протяжении семидесяти тысяч лет поила Мо Юаня кровью из своего сердца, моя грудь была обезображена глубоким шрамом. Его левая рука, державшая мои запястья, слегка напряглась, и хватка усилилась. Губы Е Хуа снова и снова очерчивали круги вокруг моего шрама. Я откинула голову, с моих губ сорвался приглушенный стон. Кожу нещадно кололо от его поцелуев, боль была сильнее, чем от удара кинжалом. Боль вернула мне ясность сознания. В теле совсем не осталось сил, и я сползла по колонне вниз.
Е Хуа наконец-то отпустил меня. Как только мои руки освободились, я, не задумываясь, замахнулась, чтобы ударить его по лицу. Однако пощечина не достигла цели, ему удалось перехватить мою руку и снова притянуть меня в свои объятия. Он просунул правую руку под распахнутую полу одеяния и прижал ее к моему сердцу. Лицо Е Хуа все еще было бледным, но глаза горели огнем. Он спросил:
– Бай Цянь, есть ли в твоем сердце место для меня?
Он уже дважды спрашивал меня об этом, но я не знала, что ответить. Конечно, в моем сердце было место для него, но я не была уверена, что мы оба имеем в виду одно и то же. Последние два дня я размышляла о том, какое же место, в конце концов, принц занимает в моем сердце, но от этих размышлений у меня только разболелась голова. Его горячая рука, что покоилась на моей груди, медленно остывала. Свет, горящий в его глазах, постепенно потускнел, сменившись тьмой. Спустя время он убрал ладонь и медленно произнес:
– Ты столько лет ждала его возвращения и теперь, когда он вернулся, конечно, не можешь найти в своем сердце место для кого-то другого. Это лишь мои несбыточные мечты.
Я резко вскинула голову и посмотрела на него:
– Откуда ты знаешь о возвращении Мо Юаня?
Я не совсем понимала, что он имел в виду, ведь Мо Юань – мой наставник, а Е Хуа – это Е Хуа. Возвращение моего наставника не имело никакого отношения к чувствам, которые я испытывала к принцу. Однако о возвращении Мо Юаня знали только я, Чжэ Янь и Четвертый брат, ну еще Ми Гу и Би Фан. Откуда же об этом узнал Е Хуа?
Принц обернулся к дверями зала, затем безразличным голосом произнес:
– Высший бог Чжэ Янь поведал мне об этом. Я отправился за тобой в Цинцю, на полпути встретил его, и между нами состоялся небольшой разговор. Я знаю не только об этом, мне также известно, что ради скорейшего пробуждения высшего бога Мо Юаня ты отправишься в Небесный дворец, чтобы добыть лампу Сплетения душ.
Он помолчал, а затем спросил:
– Что будешь делать, когда получишь лампу?
Похоже, Чжэ Янь рассказал ему все: что следовало и что нет. Приложив руку ко лбу и вздохнув, я ответила:
– Я отправлюсь на остров Инчжоу [106], отыщу траву бессмертия и передам наставнику все свое самосовершенствование, что я накопила за семьдесят тысяч лет, чтобы он поскорее пришел в себя.
Е Хуа пристально смотрел на меня. На фоне бледной как полотно кожи его глаза казались еще темнее. Он долго не отводил глаз, а затем процедил:
– Ты сошла с ума.
Поскольку ци каждого бессмертного уникальна, то, если отдать слишком много совершенствования, есть риск нарушить ток ци, что может привести к безумию. Трава бессмертия с острова Инчжоу способна очистить ци, и раз уж я собираюсь передать Мо Юаню семьдесят тысяч лет моего совершенствования, дабы не потерпеть крайне болезненную неудачу, мне потребуется эта трава. Если я очищу с ее помощью свою ци, выплавлю из нее пилюлю и дам Де Юну, то, по моим подсчетам, не пройдет и трех месяцев, как Мо Юань проснется.
Из-за того, что трава бессмертия обладала такой силой, Бог-Отец беспокоился, как бы молодые бессмертные не предпочли простой путь правильному, поэтому полностью уничтожил траву бессмертия в четырех морях и восьми пустошах, оставив лишь малую ее часть на острове Инчжоу в Восточном море. Ее охраняют четыре лютых зверя: хуньдунь, таоу, цюнци и таотэ. После того как Бог-Отец возвратился в Первозданный хаос, четыре зверя получили половину его силы и стали весьма грозными существами.
Я помню, как тогда, в пещере Разноцветного пламени, когда матушка собиралась передать мне годы своей культивации, отец отправился на остров Инчжоу, чтобы раздобыть для меня траву бессмертия. Когда он вернулся, его тело покрывало множество ран. Мало кто мог сравниться с отцом по уровню самосовершенствования, однако и он был ранен чудовищами, что охраняли траву бессмертия. Если я отправлюсь туда, то, как верно заметил Е Хуа, это будет безумием. После полученных ран мне придется очень долго восстанавливаться, так что это путешествие дорого мне обойдется.
Принц стоял всего в двух шагах от меня. После того как он отпустил меня, я прислонилась к большой колонне и больше не двигалась с места. Принц, протянув руку, прижал меня к колонне. В его глазах по-прежнему плескалась тьма, когда он, стиснув зубы, сказал:
– Каков же он, если ради него ты готова пожертвовать собственной жизнью?
Я почувствовала себя в ловушке. Но выражение его лица было таким, будто бы мы поменялись местами и это он оказался в ловушке.
Е Хуа говорил странные вещи. Конечно, если я не смогу одолеть свирепых зверей, я кинусь наутек. Нет никакой нужды жертвовать собой. Я все тщательно продумала. Если мне не удастся раздобыть траву бессмертия, то следующие семь или восемь тысяч лет я просто буду ждать пробуждения наставника, заботясь о принце Де Юне, вот и все. Однако, взглянув в бледное и строгое лицо Е Хуа, я вдруг вспомнила кое-что важное. Если взять в расчет скорость моего самосовершенствования, потерю сил, накопленных за семьдесят тысяч лет, и тяжелые раны, которые я получу, на восстановление мне потребуется где-то двадцать или тридцать тысяч лет. В течение этого времени у меня не будет шанса выжить после восьмидесяти одного удара огнем и девяти ударов молнией, которые необходимо выдержать, чтобы стать следующей Небесной владычицей. Я ни разу не слышала, чтобы Небесный владыка вступал на престол без главной супруги. В таком случае я не могу допустить, чтобы этот проклятый брачный договор снова привязал меня к нему.
Прочистив горло, я подняла голову и, глядя Е Хуа в глаза, произнесла:
– Я хочу расторгнуть брачный договор.
Принц был потрясен:
– Что ты сказала?
Оттолкнув его, я направилась к чайному столику и, наполнив чашу, сделала несколько глотков, а затем услышала собственный голос, прозвучавший очень сухо:
– Это не имеет к вам никакого отношения. Все это с самого начала было виной принца Сан Цзи, он своим поступком опозорил нас и все Цинцю. Небесный владыка, ради примирения двух семей, заключил этот ужасный договор. Но если я сама расторгну его, мы мирно разойдемся, и об этом больше никто не вспомнит.
Принц долго стоял без движения, затем отвернулся от меня и сказал:
– Сегодня ночью приходите ко мне. Лампа Сплетения душ не на Небесах, я взял ее с собой.