Десять ли персиковых цветков - Ци Тан. Страница 74
Чаша со звоном разбилась об пол. Четвертый брат в испуге отпрянул в сторону. Хлопнув в ладоши, он кивнул и сказал:
– Да ты действительно ревнуешь!
Я пребывала в недоумении. Беспомощно взглянув на Четвертого брата, я с отчаянием произнесла:
– Нет! Этого не может быть! Я старше его на девяносто тысяч лет. Если бы я в свое время была порасторопнее, боюсь, у меня не то что внуки, правнуки были бы старше него. Мне действительно казалось, что я виновата перед ним, и поэтому всем сердцем желала, чтобы он взял себе несколько младших супруг. К тому же позавчера, когда он признался в своих чувствах, я не ощутила никакого волнительного трепета. У меня совсем мало опыта в делах сердечных. Если бы я действительно чувствовала к нему что-то особенное, у меня должно было замереть сердце, разве не так?
У Четвертого брата заблестели глаза:
– Он все-таки признался тебе в любви? Надо же, с первого взгляда полюбил мою воспитанницу! Этот малец умен, весьма умен.
Четвертый брат еще долго громко поражался происходящему. Затем без обиняков заявил:
– Что касается возраста, то это никогда не было проблемой. Разве наш отец не старше матушки больше чем на пятнадцать тысяч лет? Главное – подходить друг другу. На мой взгляд, вы с принцем Е Хуа прекрасно смотритесь вместе. Что касается твоего предложения насчет наложниц… Помню, прежде Чжэ Янь всем сердцем желал найти мне жену. Его поиски длились много лет, но, как видишь, я все еще не женат. Ха-ха, он думает, что во всем мире ни одна бессмертная не заслуживает такого мужа, как я.
Похлопав меня по плечу, с видом опытного холостяка Четвертый брат продолжил:
– Волнительный трепет – красивая фраза и красивая история, но история женщины чувствительной и нежной. Хоть ты и моя родная сестренка, скажу тебе правду: соображаешь ты туговато, в своих чувствах вечность разбираться будешь. Вечность у тебя есть, так что подобная твердолобость, может, и не навредит сильно. Но вот в нежных чувствах ты ничего не смыслишь. Для волнительного трепета в тебе слишком мало страсти. У таких твердолобых, как ты, чувства что маленький ручей – скудны, но постоянны.
На виске у меня вздулась и запульсировала вена.
Четвертый брат взял со стола чашу и, повертев ее между пальцами, со смехом сказал:
– Ми Гу обмолвился, что принц Е Хуа около четырех месяцев прожил в Цинцю. Что тут сказать, этот «ручеек» посообразительнее и бежит пободрее. Однако позволь тебя спросить, если он больше никогда не появится в Цинцю, ты станешь об этом сожалеть? Ай, ладно, до таких недалеких, как ты, только спустя десять тысяч лет дойдет, сожалеют они или нет. Скажем так: если он уйдет, ты будешь чувствовать себя неуютно?
Вена на моем лбу запульсировала с новой силой.
Когда Е Хуа только поселился в Цинцю, первые несколько дней мне действительно было непривычно. Однако затем я подумала: нам все равно предстоит вступить в брак, и рано или поздно придется жить вместе, поэтому будь что будет.
Каждый день он тащил меня с собой на прогулку. Когда он готовил, я подбрасывала хворост, когда занимался бумагами, я сидела рядом, щелкала семечки и читала, а по ночам мы играли в вэйци. Поскольку я думала, что после нашей свадьбы так будет продолжаться всегда, то постепенно привыкла к этому. Так пролетели четыре месяца, и теперь, когда Четвертый брат упомянул об этом, я не могла понять, как жила раньше, до того, как Е Хуа поселился в Цинцю.
Сердце ухнуло куда-то вниз.
Рассмеявшись, Четвертый брат сказал:
– Когда закончишь выхаживать Мо Юаня, попроси отца, чтобы он напомнил Небесному владыке об уговоре: пусть тебя и принца Е Хуа поженят как можно быстрее. По скромному мнению твоего мудрейшего брата, то есть меня, ты совершенно точно влюблена в него. Небесный владыка наконец открыл глаза, что привело в движение твое созвездие Красной птицы [107], и пусть ее движение бесшумно, так или иначе, я все видел. Не стоит так терзаться, ведь принц Е Хуа добивался тебя, объяснился в чувствах. Неужели он осмелится нарушить клятву вечной любви?
Я напрягла слух, чтобы услышать, что будет, если Е Хуа осмелится нарушить данный мне обет, но Четвертый брат, со звоном опустив чашу на стол, произнес:
– Ну, проведал тебя, и на сердце спокойно стало. Мне пора.
Сказав это, он выпрыгнул в окно и мгновенно исчез.
Я прокрутила в голове слова Четвертого брата. Именно в это мгновение мое, обычно равнодушное к нежным чувствам, сердце вдруг забилось быстрее.
Четвертый брат был прав. Хотя я и желала найти Е Хуа симпатичных супруг, однако втайне считала, что среди молодых бессмертных нет девушки, которая была бы достойна принца.
Если я действительно полюбила Е Хуа… Я, Бай Цянь, в свои сто сорок тысяч лет, стала совсем плоха, раз влюбилась в бессмертного, что моложе меня на девяносто тысяч лет… Я же ему в прабабушки гожусь…
Я долго сидела в опустевших покоях, сокрушаясь и вздыхая, но так и не смогла прийти ни к какому решению. Большую часть дня я провела в метаниях, что изрядно меня вымотало. Хотя на сердце по-прежнему было неспокойно, я, не раздеваясь, легла в кровать. Однако мне не удавалось заснуть. Стоило закрыть глаза, как в непроглядной тьме тут же появлялось бледное лицо Е Хуа.
Около двух часов я ворочалась в постели, размышляя, влюблена ли я в Е Хуа. Слова Четвертого брата дали мне понять, что связанный со мной брачным договором принц занимает в моем сердце особое место. Поразмыслив, я решила, что могу повременить с разрывом помолвки и посмотреть, что будет дальше. Его странные слова о Мо Юане… Стоило вспомнить, как начинала болеть голова. Я рассудила, что пока не буду спорить с ним на эту тему. Сегодня ночью я буду вести себя как образцовая высшая богиня. Когда я приду к нему за лампой Сплетения душ, то, невзирая на свой высокий статус, первая предложу помириться.
Той ночью, войдя в отведенный Е Хуа зал, я застала его сидящим на каменной скамье во дворе и пьющим вино. На каменном столе стоял чайник из дунлинского нефрита, а под столом валялись кувшины с вином, которые, отражая свет стоявшего сбоку коралла, мерцали ярко-зелеными бликами.
Вчера, когда Колобочек опьянел, Най-Най то и дело сокрушалась, что юный господин, как и его отец, совсем не умеет пить. Мне никогда не приходилось выпивать с Е Хуа, поэтому мне не было известно, правда ли это.
Сейчас у него под ногами лежало – один… два… три… четыре… нет, пять пустых кувшинов из-под вина, однако рука его, державшая чашу, по-прежнему была тверда. Похоже, он все-таки умеет пить.
Заметив меня, принц замер. Подняв левую руку и помассировав висок, Е Хуа медленно поднялся и произнес:
– Ах да, вы пришли, чтобы забрать лампу Сплетения душ.
Он слегка пошатывался. Я тут же протянула руку, желая помочь ему, но принц лишь отстранился и сухо сказал:
– Со мной все в порядке.
Владыка Западного моря отдал в его распоряжение роскошный зал. Место, где он сидел, находилось примерно в ста шагах от дворца.
На лице принца не отражалось и тени эмоций, разве что он стал бледнее, чем раньше. Лицо Е Хуа, обрамленное спутанными черными волосами, рассыпанными по плечам, выглядело изможденным.
Когда он, повернувшись, направился в сторону зала, я последовала за ним, держась на расстоянии в три-четыре шага. Е Хуа был чрезвычайно серьезен. Складывалось впечатление, что это кто-то другой только что чуть не потерял равновесие. Он двигался лишь немного медленнее, чем обычно, и время от времени потирал виски. По всей видимости, принц все еще был пьян, однако старался не показывать этого, что вполне соответствовало его гордому нраву.
В зале никого не было. Я уселась на первый попавшийся стул и, подняв голову, встретилась с его угрюмым выражением лица. Взгляд принца казался мне прекрасным в своей ярости. Его глаза были словно бездонная черная бездна. Когда он не улыбался, его взгляд пронизывал холодом, и, само собой разумеется, в нем сквозила надменность, свойственная всем обитателям Девяти небесных сфер. Хотя я хорошо читала по лицу, читать по глазам не умела. Но сегодня я, как ни странно, долго рассматривая принца, увидела в его глазах разочарование и горечь, что были надежно спрятаны под маской холода.