Закон Арены - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 14

Я увидел, как длинная молния словно арканом оплела ноги жуткого мутанта… и тут мо́рок спал с моих глаз.

И я увидел, что в бой со мной вступил не ужасный суперктулху, а крепкий парень лет восемнадцати с виду.

И не было у него ни автоматов в руках, ни щупалец, ни рогов.

Парень как парень, одетый в плотную кожаную куртку и штаны из того же материала. И из оружия у него – только древнерусский меч, при первом касании молнии выпавший из руки. Потому что это очень больно, когда мощный разряд аномалии мгновенно прожигает твое мясо до кости…

Парень попытался закричать, но тут до него дотянулись еще две изломанные молнии, коснувшиеся его плеч. Обхватили, рванули, повалили, потащили к электрическому шару, громко трещащему от предвкушения пира…

А я, осознав, кого «электрод» тащит по бетонному полу Арены, рванулся было вперед… и остановился, понимая, что ничего не смогу сделать. Еще не родился на свете человек, способный отобрать добычу у электрической аномалии.

«Электрод» же, сытый наполовину, был настроен посмаковать добавку к рациону. Я немало походил по Зоне и знал, что это такое, когда электрическая аномалия неспешно так оплетает конечности жертвы, прожигая лишь одежду и нежно начиная обугливать кожу…

Люди порой умирали так часами, пока создание из другого мира, словно гурман в дорогом ресторане, дегустировало то одну часть тела, то другую, медленно сжигая мышцы, кости, глаза…

Я не знаю, есть ли у аномалий слух и способны ли они улавливать эманации боли и ужаса, но почти уверен, что среди них – как и среди людей – встречаются как нормальные, так и маньяки.

Первые убивают быстро, чтобы раздобыть себе пропитание.

Вторые – кайфуют от многочасовых страданий жертвы, и нет в нашем мире силы, чтобы остановить этих тварей…

Парень лежал на бетонном полу Арены и смотрел, как медленно обугливаются ногти на его пальцах, бережно поглаживаемых одной из многочисленных молний «электрода». Потом повернул голову, посмотрел мне в глаза и одними губами попросил:

– Помоги.

В его глазах не было страха.

И я узнал этот взгляд – слишком часто видел его в зеркале.

Спокойный, решительный.

Взгляд человека, готового к смерти в любую секунду – и втайне мечтающего о том, чтобы, когда придет время, эта самая смерть наступила быстро.

– Конечно, я помогу тебе, сын, – прошептал я, вскидывая автомат.

И, сморгнув внезапно набежавшую слезу, нажал на спусковой крючок…

Надо же, а я думал, что давно разучился плакать. Хотя, наверно, это просто пылинка залетела в глаз. Кусочек черного пепла, которых много плавает в воздухе, когда «электрод» сжигает свою жертву…

Аномалия недовольно затрещала.

В мою сторону дернулась длинная молния – но не дотянулась, я стоял слишком далеко. Рассердилась, тварь, что я не дал ей насладиться пиршеством, вдоволь поизмывавшись над беспомощной жертвой. И что будет дальше, я тоже знал. В ярости «электрод» сейчас сожжет дотла свежий труп, не оставив от него даже обугленного скелета. Достойная кремация для сталкера, умершего достойно…

Сверху над притихшей Ареной разнесся страшный женский вопль.

Пробился сквозь щели в бронестеклах, эхом отразился от бронированных стен ангара, резанул по ушам, заставив сердце замереть на мгновение…

Мать всегда остается матерью, и кем бы ни был ее ребенок, будет его оплакивать.

Мне – проще.

Я не знал своего сына, первый раз увидел его на Арене – и последний.

И при этом мне было реально больно, словно в грудь кинжал вонзили и провернули, расковыряв рану. Одного последнего взгляда сына было достаточно, чтобы душа была серьезно ранена, и вряд ли эта рана зарастет когда-нибудь… А что чувствовала сейчас его мать, даже представить было трудно…

Я повернулся и медленно пошел к выходу с Арены. А вслед мне неслось сверху, с зрительской трибуны:

– Будь ты проклят, Снар! Клянусь, я отомщу тебе за смерть моего ребенка!!!

– Ты ж не знал, что это твой сын, – философски заметил Климентий. – А если б и знал, то что? Стормозил бы ты сто процентов, и он бы тебя грохнул. А потом плюнул на твой труп, забрал хабар и пошел бы на следующую Арену. Я видел, как он убивал. Будто колбасу ножом резал на потеху публике. И не всегда сразу. На позапрошлой Арене скромсал мясо с груди раненого финалиста, потом срезал лицо и только после этого воткнул нож в сердце, которое было видно, как бьется под ребрами.

– М-да… – вздохнул я. – Не везет мне с детьми.

– Бывает, – пожал плечами выпускающий. – Некоторым вообще не везет по жизни. У тебя хоть со сталкерской удачей порядок. О тебе по Зоне легенды ходят.

И, перехватив мой взгляд, усмехнулся.

– Ты как в прошлом бою нож свой вытащил, все всё сразу и поняли. Но у нас законы Арены уважают. Если человек вышел на бой, никто ему не помешает его закончить. А вот после боя – уже как получится.

Словно в подтверждение его слов двери предбанника распахнулись, и в помещение вошли трое вольных, держа автоматы наперевес.

– Лучше не шевелись, Снайпер, – сказал тот, что был посредине. – В момент маслину схлопочешь.

– Стреляй, – сказал я. – У меня сейчас как раз такое настроение, что сдохнуть по-быстрому будет прям в самый раз.

– Понимаем тебя, – кивнул вольный. – Пристрелить собственного сына – такого врагу не пожелаешь. В общем, мы считаем, что сегодня на нашей Арене тебя Зона наказала по полной за все провинности перед нашей группировкой – а с Зоной спорить себе дороже. И сражался ты достойно, а хороших бойцов мы уважаем. Короче, иди своей дорогой, сталкер, и больше нам не попадайся. Хабар, что ты заработал, мы удержим в пользу матери того парня, которого ты убил, – думаем, это будет справедливо. Короче, у тебя пятнадцать минут, чтобы покинуть «Вектор», иначе не обессудь. Время пошло.

Троица развернулась и покинула помещение.

– О как! – сказал Климентий. – Типа, благородно, конечно. Но, думаю, от хрена уши увидит та мать, о которой они говорили. Некрасиво, на мой взгляд, распоряжаться хабаром, который ты честно заработал.

– Да пусть подавятся, – сказал я, поднимаясь с лавки. – Спасибо, хоть рюкзак с автоматом не отобрали. Ладно, пойду я, пожалуй.

Климентий посмотрел на меня, потом снова полез в сундук и достал оттуда еще три пачки американских патронов.

– Держи, – сказал он. – Больше нету, последние. Они тебе точно пригодятся, помяни мое слово. Считай, что это в счет твоего хабара, который мои коллеги зажали.

Я отказываться не стал. Патроны в Зоне обычно не дефицит, но если вдруг окажется, что их нет, а ближайший торговец далеко, то считай, что отбегался ты по зараженным землям в поисках пресловутого счастья.

– Бывай, сталкер, – сказал Климентий. – Может, еще свидимся.

– И тебе не хворать, – отозвался я.

И ушел, не очень представляя, куда иду и зачем.

На КПП «Вектора» меня пропустили без проблем и даже не стали стрелять в спину. Типа, слово держат и все такое. Хотя с вышки чей-то мерзкий голос проорал мне вслед:

– У тебя еще пять минут, Снайпер. А потом не обессудь. На тебя у многих в группировке зуб имеется, и командиры их тормозить не будут.

Понятно, что ж тут непонятного. Официально, типа, на Арене Зона с тебя спросила, уходи и больше не попадайся. Выглядит красиво и даже отчасти благородно, и те, кто об этом узнает в сталкерских барах, оценят. А неофициально никто не будет запрещать родственникам и друзьям тех, кого я отправил в Край вечной войны, отомстить убийце.

И точно.

Не успел я отойти на километр от «Вектора», как за моей спиной раздался рокот мотоциклетных моторов. Месть убийце, конечно, повод, но для многих не настолько серьезный, чтоб самому подставляться под пули. А вот награду за мою голову, по ходу, никто не отменял – соответственно, понятно было, что вольные дальше в благородство играть не будут. «Лицо» сохранили, отпустив победителя Арены. А что там дальше с ним будет вне территории группировки – это уже проблемы того победителя.