Кровавая Мачеха (СИ) - Ружникова Ольга. Страница 19

— О, Творец! — вырвалось само у не слишком верующей Элгэ.

…Серые, холодные ночи — посреди жаркого лета, когда она напрасно ждала родителей. А дождалась Валериана Мальзери и графа Вегу в их с Алексой и Диего детской…

Элгэ тоже — следующая после Диего и Алексы. И Виктору об этом известно. Не потому ли он не спешит спасать Диего?

И не потому ли не стоит оставлять Алексу одну? Она помнит, как чуть не погибли Алиса Марэ и ее маленький сын. И не побоялась заподозрить в этом Виктора.

Именно Алекса первой решила, что Виктору не нужен живым и их брат Диего?

И неужели Евгений Мидантийский совершил ту же ошибку, что и сама Элгэ? Юлиана Кантизин — его кузина. Они выросли вместе, как и Элгэ с Виктором. Кому верить, как ни своим, да?

Императрица Юлиана показалась тогда Элгэ… странной. И очень опасной. Но они слишком кратко виделись.

Можно расспросить при встрече Анри Тенмара, но он тоже вряд ли слишком приглядывался к тогда еще не коронованной императрице. Зачем? В Мидантии никогда не правили женщины.

— Это еще не всё. Я не просто так уподобился старушкам-сплетницам. Императрица Юлиана еще в бытность принцессой переписывалась с тогда еще даже не наследником Аравинта Виктором Зордесом-Вальданэ. Предлагала ему престол… и себя в придачу. В очень откровенных выражениях. Приложив к посланию не только прядь рыжих локонов, но и… портрет в полный рост. В обличии древней мидантийской богини любви, в миг ее рождения из раковины морской.

— В том виде, в каком рождаются? Простите, вопрос вызван не женской ревностью.

— Вы — не больше ревнивица, чем — я сплетник, — вздохнул кардинал. Кажется, он с трудом не отводит взгляд. И не краснеет. — И вы… слишком красивы, чтобы ревновать к кому бы то ни было. — Он всё еще умеет краснеть, как интересно. — Да, портрет был создан в том виде, в каком принцесса позировала. Как в миг рождения. Копий было несколько… высылались не только Виктору Вальданэ. Но только он сейчас занимает Эвитанский трон. Как раз тогда, когда Юлиана Кантизин единолично правит Мидантией.

Будь у Элгэ возможность, она вытащила бы не только Диего. Еще и несчастную маленькую мидантийскую девочку, кому не повезло оказаться в полной власти мачехи-интриганки.

И насколько имеет значение, что Виктор так и не счел нужным сообщить столь важные новости Элгэ?

Что ж, маршал Анри Тенмар уж точно не имеет никакого доступа к тайне исповеди. И вряд ли у него есть шпионы в Мидантии, или Элгэ ничего не знает уже о нем.

Эйда Ревинтер, виконтесса Николс, урожденная графиня Таррент, сестра жены маршала Тенмара поймет, что именно должна передать и кому. И, пожалуй, самое время вытребовать у Виктора прощение Конрада Эверрата и прочих… взамен их высылки из столицы.

И настаивать перед Жераром, чтобы михаилиты точно шли через Тенмар. И там оставили Алексу.

В Тенмаре в любом случае будет безопаснее не только Его Высокопреосвященству.

Угрызений совести нет, и вряд ли появятся. Элгэ — паршивая жена, но Виктор — ничуть не лучший муж. Да и в первом браке она была супружницей не лучшей, так что ей это не в новинку. Это у Виктора еще нет братьев для наставления ветвистых рогов. Не с кардиналом же Евгением Элгэ этим заниматься, в самом деле. И не с суровым михаилитом Жераром. Этот ее не вдохновил бы, даже не будь он монахом.

Элгэ в чём-то там клялась перед алтарем… сдуру. Но не в государственной присяге Виктору точно — он тогда еще не был коронован. Их сначала обвенчали, а потом уже всё остальное.

А долг королевы — хранить верность стране, а не такому монарху.

2

Если стража торчит под окнами, Элгэ плевать. Илладийский наряд танцовщицы, «кифара», гребни, кастаньеты. Чернокудрая, зеленоглазая красавица ждет на подоконнике. Очевидно, страстного кавалера — любителя лазать по чужим окнам. Срывать поцелуи одиноких красавиц.

Горит камин, рыжее пламя отражается в глазах. Только Октавиана больше нет в живых.

Зато за спиной Виктор без стука нарисовался в спальне. И не выгонишь — законный муж. Времена кавалеров в окна прошли, венчанные супруги открыто входят через дверь. Без приглашения.

На миг замер, глядя на жену. Как в прежние времена… на то они и прежние, что прошли.

Он красив… как портрет самого себя. И как любой портрет, не вызывает и тени желания.

Если ты, конечно, не сам Виктор, мечтающий об мидантийской принцессе и ее троне в придачу.

Элгэ даже уже не ревнует. Пока она готовилась умереть в эвитанском плену, Виктор пересылался с Юлианой Кантизин. Ну и змеи с ними обоими. Даже если письма с сердечками летали туда-обратно, еще когда сама Элгэ в Аравинте грела Виктору постель.

— Я соскучился, — протянул он руки к ней.

Его черные глаза — так же горячи, как у Октавиана. Только благородный Виан скрывал пламя за льдом, а Виктор — пустоту за фальшивым светом. Будто его огонь сродни тем, что у ярмарочных фокусников. Яркий, но не греет. И даже не жжет.

— Сегодня неподходящая ночь для зачатия наследника, — холодно отчеканила Элгэ. — И ты забыл сначала помолиться. Твои старинные родовые обычаи не переживут такого вопиющего кощунства.

И в праведном гневе перевернутся в своих заплесневелых сундуках с молью.

— Не сходи с ума, — он шагнул к ней, обнимая… крепче.

Тело привычно ответило, а душа… есть ли она вообще у той, что настолько подвела брата? А потом еще и сестру, и друзей? Сердца-то уже нет точно, иначе не рассуждала бы об изгнании своих спасителей почти над ложем еле живого кардинала Александра.

— Элгэ, — прошептал Виктор ей в самое ухо. — Прости, я днем погорячился. Не знаю, что на меня нашло — затмение какое-то. Я подписал приказ об освобождении… Пусть Эверрат с компанией делают, что хотят, только убираются из Лютены. Пусть сидят в Тенмаре у своего маршала — и сюда впредь не суются. Я тебе не говорил… в Мидантии опять черные змеи знают, что творится. Ты мне нужна. Нужна на переговорах с Регентшей — на границе. Нам нужен этот мир с Мидантией. Я там свихнусь без тебя…

Законную жену берут на переговоры с бывшей любовницей? Это что-то новое.

Но Элгэ больше не в силах удивляться. Ее мир переворачивался с ног на голову слишком много раз. В том числе, и по вине Виктора.

— С Регентшей? — Элгэ ведь не может этого знать, правда?

— У них там опять всё полетело, — чуть раздраженно бормочет Виктор. Злится, что не удалось поймать в ловушку, или просто забыл после бурной ночи, что с Элгэ давно не советуется? — На троне — дочь Евгения, правит ее мачеха. Придется ехать — снова обо всём договариваться.

— Когда?

— Завтра выезжаем.

Лучше бы он взял туда Анри Тенмара. Но, похоже, того даже не известят — раз он всё еще не в Лютене.

— Спасибо, Вик. Спасибо за ребят.

Наверное, стоит замолчать. Но Элгэ когда-то сумела поладить даже с Юстинианом… жаль, слишком незадолго до его гибели. Слишком поздно, чтобы спасти.

С Виктором они вместе росли. И за что-то же она его любила! За что-то Виктора любили Кармэн и Арабелла. Ради них…

— Виктор, я не знаю, услышишь ли ты меня, но я скажу: в последний раз. Эвитан разрушен бесконечными войнами.

— Так потому я и пытаюсь возродить его, Элгэ! — он приподнялся на ложе, взглядом пытаясь то ли прожечь ее, то ли убедить.

— Не так, — она терпеливо покачала головой, чувствуя себя даже не Кармэн — баронессой Контэ. Матерью четверых детей. — Вик, не то. Ремесленники разорены. Купцы сбежали, куда глаза глядят. Их лавки разграблены. Крестьяне остались без урожая — на их полях шли войны, Виктор. Нужно приглашать в Эвитан купцов, давать им льготы. Нужно давать ссуду ремесленникам, освободить их от налогов. Нужно закупить зерно в той же Мидантии и предоставить в долг крестьянам для посевов. И скот — для разведения молодняка.

— Ты сейчас говоришь, как Тенмар! Становишься такой же несносной занудой… — поморщился Виктор. — Не порть ночь, ладно? Всё же было так хорошо…

— Но Анри Тенмар прав, Виктор. И Бертольд Ревинтер прав. Нужно строить дома, восстанавливать мосты. Людям нужна работа, нужно жалованье. Нужно платить пенсии искалеченным ветеранам. Вот что сейчас нужно в первую очередь. Вот с кем нужно воевать. Не с беременными женщинами, половину которых изнасиловали солдафоны Эрика или Гуго. Не «родовые устои» надо возрождать, не за доносы платить, а за работу. Нужно восстановить разрушенные улицы Лютены, а не очередной амалианский монастырь, Вик. Наши враги — не матери незаконнорожденных детей и даже не шлюхи, а голод и разруха. И тысячи людей, которым нужно есть.