Кто умирает? - Левин Стивен. Страница 34

Когда боль становится приемлемой, нет больше врагов. Есть только исследование неизвестного. Жизнь снова обретает смысл.

Речь здесь идет о глубокой готовности работать с тем, что дано, – о полной капитуляции, которая является не поражением, а победой, которая позволяет отпустить «переживающего», которая находит место для страдания без «страдающего», любой ценой избегающего страданий. Речь идет о готовности слиться с Единым.

Исследование сопротивления страданию – это исследование сопротивления жизни. Это сопротивление, которое всегда присутствует, которое окрашивает каждое наше переживание, делая его желательным или нежелательным, напоминает полупрозрачную завесу, накинутую на каждое мгновение нашей жизни и не позволяющую ему глубоко войти в наше сердце. И мы открываем то, что находится за пределами нашего представления о себе как о страждущей жертве, как о проигравшем. Привязанность к предпочтениям и суждениям, пристрастие к старым желаниям, порождает даже больше страданий, чем боль в костях. Исследование боли становится способом возвращения к жизни.

Работая с женщиной, которая страдала от сильных болей, я предложил ей начать медитацию на боли, позволяющую перемещать осознание по телу, проходить через макушку головы и мышцы лица через шею и плечи, в грудь и по каждой руке до кончиков пальцев, а затем через грудь, туловище и ягодицы по ногам так, что все тело окунулось в ясное осознание. Я предложил ей погрузиться в каждую область тела, чтобы исследовать, является ли ощущение в ней болью или страхом.

Вначале она жаловалась на сильную боль во всем теле. Но когда она начала исследовать все части своего тела, она сказала, что большая часть того, что казалось ей болью, в действительности является страхом, стремлением что-нибудь изменить. Она сказала:

«Знаете, то, как я реагирую на боль в теле, является миниатюрным отражением всей моей жизни».

Здесь я хочу подчеркнуть, как важно начинать новые отношения с болью без усилий. Нужно делать один легкий шаг за другим, осознавая привязанность ума к контролю, его яростные выпады и броски. Открытие боли достигается через открытие сердца. В противном случае оно станет всего лишь еще одним тестом на выдержку, в ходе которого опять «кто-то будет делать что-то». Необходимо отпустить причины страдания, а не совершать еще один героический жест, пытаясь подавить в себе боль. Как говорит К. С. Льюис во введении к своей книге «Проблема боли»: «Когда человеку приходится выносить боль, небольшая смелость оказывается лучше, чем большая осведомленность, небольшая человеческая симпатия – лучше, чем большая смелость, а едва заметный проблеск любви к Богу – лучше, чем это все».

Открытость, вопреки отвращению, которое закрепощает сердце, дает понимание того, насколько фрагментарной и напряженной оказывается наша жизнь, когда бегство от страданий становится ее основной стратегией. Небольшое осознание нашего постоянного бегства от того, что мы считаем неудовлетворительным, напоминает нам о легкости, которая возникает у нас в уме, когда мы начинаем отпускать, позволяем вещам быть такими, какими они являются. Исследование боли способствует пробуждению сострадания и углубляет наше понимание того, насколько мы безжалостны к самим себе. Мы видим, что в страхе нечего бояться. Мы видим, что страх – это всего лишь состояние сознания, которое завораживает нас и тем самым снова и снова отвлекает от восприятия пространства, заставляет нас отождествляться со своими страданиями. Война с внешним миром начинается внутри. Страх, равно как и другие проявления сопротивления, усиливается вследствие нашего отождествления с ними, вследствие наших попыток защитить свое воображаемое «я».

Страх обладает способностью ограничивать ум, делать наши поступки навязчивыми. Однако страх может также напоминать нам, что мы подошли к грани, за которой начинается неисследованная территория. Сама компактность страха помогает нам понять, что соответствующим ответом является мягкое отпускание, признание его и вхождение в него, чтобы стать с ним одним целым и войти в истину, какова бы она ни была.

Роза поступила в больницу с сильными болями. Она находилась в замешательстве и была настроена агрессивно. Всю свою жизнь она прожила в очень амбициозной деловой обстановке и поэтому была очень эгоцентрична. Она не доверяла людям, считая, что они «на все способны, когда это нужно им лично». Те же, кто не вписывался в эту характеристику, были, по ее мнению, «неудачниками, которые пытаются спрятаться за свои телячьи нежности». Медсестры сказали, что она очень тяжелый пациент, «от которого одни заботы», как выразилась одна няня. Поскольку Роза вела соревновательный, корыстный образ жизни, к ней в больницу не пришел никто. Даже ее родные, взрослые сыновья и дочери, которым она давно уже надоела своими циничными попреками, не пожелали с ней видеться. Она осталась одна со своей болью и без всяких надежд,

Дни шли, и она обнаружила, что ее сопротивление приводит к тому, что ее жизнь все больше превращается в ад. Выносить изо дня в день сильную боль было нелегко. И вот, в один прекрасный день она увидела, что всегда была глуха к страданиям других, и тогда что-то в ней поддалось. Она начала медленно таять, становиться добрее к тем, кто предлагал ей помощь. В конце концов постоянная отделенность и страх открыли ее сердце. Волны сострадания к другим начали заливать ее. Она говорила: «Это уже не моя боль; это боль вселенной».

После того как Роза некоторое время побыла в больнице, одна сиделка рассказала мне о том, что как-то принесла ей изображение Иисуса в виде Доброго Пастыря, стоящего в окружении любящих животных и маленьких детей. Когда Роза взяла в руки эту картинку, слезы потекли из ее глаз, и она сказала: «О Иисус, прости их; сжалься над ними». Роза увидела, что ее страдания – это наши общие страдания. И что каким-то образом она лежала посреди милосердной вселенной. Ее сердце открылось, потому что боль выжгла в ней все сопротивление жизни.

Боль обладает свойством открывать нас любви так, как мы раньше не могли себе вообразить. Мы никогда не бываем так ранимы, так беззащитны, как тогда, когда нам больно. Именно это падение барьеров и таяние узлов в ее сердце позволило Розе прикоснуться к существованию, которое она делила со всеми живыми существами.

Когда мы сострадательно открываемся своей боли, мы начинаем чувствовать сердца окружающих людей. Наше сопротивление ситуации, в которой другие вынуждены оказывать нам помощь, наши желания контролировать события оказываются ненужными. И тогда мы остаемся открытыми нежности своего неведения. Мы приходим в контакт с необычайной силой и пространственностью, с нашей способностью принимать и выходить за пределы. Не из чувства отвращения, а из уважения к жизни и к ее новым чудесам, о которых мы, возможно, никогда не подозревали. Именно эта готовность играть на грани своих страданий позволяет нам больше раскрыться и глубже проникнуть в свое подлинное естество. Сопротивление боли не дает нам явно видеть его. Открываясь страданиям, мы открываемся всему.

У меня есть знакомый врач в отделении, где лежат дети, больные раком, работа которого состоит преимущественно в том, что он делает уколы, предварительно находя место на истощенной руке ребенка, куда можно сделать инъекцию лекарства. Так как некоторые инъекции длятся по двенадцать часов, он доставляет детям так много страданий, как никто другой в больнице. Поскольку он много работал со своей собственной болью, его сердце очень открыто. Он выполняет в больнице миссию «прокалывания рук с любовью и заботой». В нем мало того, чего он сам боится и что могло бы усиливать боль, причиняемую детям. Именно его дети чаще всего зовут к себе, когда чувствуют приближение смерти. Хотя он причиняет им больше всего боли, он дает им больше всего любви.

Парадоксально, что, хотя нас учили избегать боли и ненавидеть малейшие неудобства, наша подлинная работа состоит в том, чтобы полюбить боль. Найти для нее новую открытость и признание, которой она не имела в прошлом. Не держаться за нее и не отталкивать ее. Просто позволять ей быть самоосознанием и состраданием. Не отвергать ни одной части себя. Относиться ко всем изменениям с любовью и заботой, признавая, как трудно открыться, когда мы привыкли в основном закрываться.