Дьявола не существует (ЛП) - Ларк Софи. Страница 15

Она встала и приготовила яичницу, поджарив ее на сковороде. Затем она подошла к Рэндаллу и бросила ее ему на колени. Он снова ударил ее, да так сильно, что она врезалась в стену и упала за стол, жалобно всхлипывая.

Рэндалл, возможно, был старше, но он был высоким и крепко сложенным, с ладонями тверже железа.

Я бросилась на нее сверху, рыдая и умоляя Рэндалла остановиться.

Это был один из последних случаев, когда я жалела свою мать. Она исчерпала свои силы вскоре после Рэндалла.

Видя, как она относится к нему с открытым презрением, намеренно злясь на него, а потом как она приползает к нему, когда ей что-то нужно, садится к нему на колени и говорит детским голосом, кормит его глотками своего напитка, я уничтожил последние крупицы уважения к ней.

Рэндалл ненавидит ее, но в то же время одержим ею. Он говорит, что убьет ее прежде, чем позволит ей уйти от него.

Не знаю, что хуже - когда они ссорятся или когда нападают на меня.

Они оба все время дома. Рэндалл вышел на пенсию как раз перед тем, как познакомился с моей мамой, а она никогда не работала, если ей это не требовалось. Ее единственными учениками по фортепиано были те, кто мирился с нашей чередой дерьмовых квартир и ее постоянными отменами уроков.

Ее настоящей работой всегда было высасывание денег из мужчин. Дольше всех продержался Рэндалл, потому что он был первым, кто был достаточно глуп, чтобы жениться на ней.

Даже мой отец не женился на ней. Кем бы он ни был.

Не в силах больше оставаться снаружи, я вставляю ключ в замок и как можно тише открываю дверь.

Я ненавижу запах дома Рэндалла. Там воняет грязью из его заднего сада, где он постоянно трудится, но так и не смог сделать его по-настоящему красивым, и маркой дешевого вина из коробок, которое любит пить моя мать, и сосновым запахом лосьона после бритья Рэндалла.

Единственная часть дома, которая мне вообще нравится, — это моя собственная комната. Моя цель - добраться туда как можно быстрее, чтобы меня не заметили.

Я крадусь по коридору, вынужденно пересекая открытый дверной проем, ведущий в гостиную. Я вижу затылок Рэндалла, сидящего в своем любимом кресле. Мне не нравится его череп, седые волосы и жировая складка между линией роста волос и клетчатой рубашкой.

Я на цыпочках пробираюсь к этому проему, когда Рэндалл говорит: — Залезай сюда.

Мой желудок опускается к мокасинам.

Я крадусь в гостиную, мои руки уже липкие.

Он ждет, что я встану перед его креслом. Я бросаю быстрый взгляд на его лицо, пытаясь понять, насколько плохое у него сегодня настроение.

На приставном столике рядом с ним стоят три пустые бутылки из-под пива. Три - это не так уж плохо.

Однако румянец на его лице заставляет меня думать, что это не первые три бутылки за день.

— Ты опоздала, — ворчит он.

Голос Рэндалла звучит еще старше, чем он сам. Он звучит, как мешок с камнями, кувыркающийся в кузове грузовика.

— Я не опаздывала, — быстро говорю я. — Я шла домой с девушками. Мэнди Паттерсон и еще несколькими.

Я надеюсь, что это его успокоит. Отец Мэнди - агент по недвижимости, настолько успешный, что его красивая ухмылка красуется на каждом рекламном щите и автобусной скамейке в нашем городе.

— Мне плевать, что ты идешь домой хоть с Папой Римским. Приезжай вовремя, — рычит Рэндалл.

На самом деле нет никаких причин, по которым мне нужно быть дома к 3:50. Кроме вторников и четвергов в доме миссис Бельчик, у меня нет никаких встреч. Но Рэндалл так распорядился, а значит, я должна подчиниться или страдать от последствий.

Конечно, я не собираюсь приводить этот рациональный и разумный довод. Это было бы самоубийством.

Вместо этого я проглатываю свое чувство несправедливости и смиренно говорю: — Простите. Этого больше не повторится.

Это повторится, потому что всегда случается что-то, что заставляет меня опаздывать. Вселенная хочет, чтобы Рэндалл злился на меня так же сильно, как и сам Рэндалл.

Я надеюсь, что на этом все закончится. Я могу подняться и спрятаться в своей комнате, пока не придет время накрывать на стол к ужину.

Но вместо этого Рэндалл говорит: — Переоденься и спускайся сюда делать домашнее задание.

Черт.

Я не удосуживаюсь спросить его, могу ли я сделать это в своей комнате. Я просто ставлю сумку с учебниками на край камина, а затем поднимаюсь наверх, чтобы переодеться в свою форму.

Переодеваться — это требование моей мамы. Она говорит, что это для того, чтобы я не изнашивала форму так быстро, но я подозреваю, что на самом деле это потому, что она заметила, насколько Рэндалл предпочитает клетчатые юбки. На самом деле я начинаю подозревать, что именно по этой причине он настоял на том, чтобы я перешла в другую школу.

В ответ мама заставляет меня носить все более скромную одежду. Сначала это были майки, потом шорты. На прошлой неделе она накричала на меня из-за футболки с облегающим вырезом. Когда она успокоится, я уже буду носить водолазки в июле.

Мне не нравится, что все зацикливаются на моей одежде - учителя в школе, одноклассники, Рэндалл и моя мама. Чем выше я становлюсь и чем больше растут мои сиськи, тем хуже это становится.

Я не понимаю. У меня же не массивные сиськи, как у Эллы Фитц, которая начала их отращивать еще до того, как мы вышли из начальной школы. Тем не менее каждый признак полового созревания, кажется, приводит мою маму в ярость. Она была в ярости, когда в прошлом году у меня начались месячные, и отказалась покупать мне тампоны, несмотря на то что у нас в школе есть занятия по плаванию в рамках физкультуры и что все остальные девочки ими пользуются. Мэнди Паттерсон с восторгом рассказала об этом всему классу, как только заметила в моей сумке прокладки.

Я натягиваю на себя самую длинную толстовку с капюшоном и джинсы, чтобы мама не устроила скандал, когда вернется из дома, куда бы она ни ушла.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Рэндалл прибавил громкость на телевизоре. Либо он убавил громкость, чтобы поймать меня, когда я буду красться к двери, либо он включил громкость, чтобы раздражать меня.

Я несу сумку с книгами к столу в столовой, который находится в зоне его видимости. Ненавижу, когда он наблюдает за мной.

Я отодвигаю свой стул от него, раскладываю учебники и конспекты. Академия Виндзора заставляет нас делать гораздо больше домашних заданий, чем я привыкла. Другие дети учатся там с детского сада. У меня были такие проблемы, что мама потащила меня к врачу за какими-то дурацкими лекарствами, которые должны были помочь мне сосредоточиться.

Оно не помогает. На самом деле, от него я становлюсь нервной и у меня трясутся руки. Хуже того, оно усиливает проблемы, которые у меня уже были: слишком яркий свет и слишком громкие звуки. Даже обычные звуки от других учеников - щелканье жвачки или стук карандаша о парту - звучат для меня как взрыв попкорна в ушах. От этого я вздрагиваю и дергаюсь. Маркус Грин называет меня «Неуклюжая», и некоторые другие дети тоже подхватывают это.

Рэндалл, воющий бейсбольный матч, сводит меня с ума. Каждый удар по мячу, каждый резкий рев толпы заставляет меня сжимать зубы. Несмотря на то что мне нельзя носить наушники рядом с ним, я тайком достаю из кармана один из бутонов и вставляю его в правое ухо, под волосы.

Это немного помогает.

Я тружусь над заданием по химии. Мы должны нарисовать схему фотосинтеза, и это мне очень нравится. Я провожу гораздо больше времени, чем нужно, зарисовывая детали растительной клетки, заполняя солнце, листья и хлоропласт цветными карандашами.

Рэндалл поднимается с кресла, чтобы взять из холодильника еще одно пиво. Он возвращается с двумя.

— Где мама? — нервно спрашиваю я.

— С Лесли, — ворчит он, опускаясь обратно в кресло.

Это нехорошо. Рэндалл ненавидит Лесли. Каждый раз, когда моя мама идет к Лесли, она возвращается домой подвыпившей и отпускает грубые шутки. В последний раз она врезалась на своей машине в угол нашего гаража.