Дьявола не существует (ЛП) - Ларк Софи. Страница 18
Поздно ночью, когда я знаю, что они оба спят, я сползаю с кровати и достаю из камина обломки Кнопки. Я хочу похоронить его, но не в саду Рэндалла. Вместо этого я прохожу шесть кварталов до парка Перси и своими руками выкапываю яму под кустами роз.
Затем возвращаюсь домой, ощущая такую тяжесть страданий, что кажется, будто я стою на дне океана с девятью тысячами фунтов холодной, черной воды на каждом дюйме кожи.
Не знаю, что причиняет мне больше боли - уничтожение моего медведя или потеря единственной крошечной связи с моим вторым родителем.
Раньше я представляла, что мой отец может думать обо мне. Даже ищет меня. Я надеялась, что он отвезет меня в прекрасный дом в каком-нибудь другом штате. Может быть, он разрешит мне завести котенка. Я бы ходила в школу, где меня никто не знал, где никто не знал мою маму.
Мама ничего не рассказывает мне о нем. Она наслаждается тайной, которую знает только она, и которую я никогда не узнаю, если она мне не расскажет.
Прошло достаточно времени, чтобы я больше не думала, что он найдет меня.
И все же медведь что-то значил. Он означал, что мой отец когда-то любил меня, хотя бы на мгновение.
Теперь у меня нет даже этого.
Когда я ложусь в постель без Пуговки, мне так одиноко, как никогда раньше.
Я думаю про себя, что до моего восемнадцатилетия осталось 1794 дня.
Вот тогда я смогу уехать, смогу убежать далеко-далеко отсюда.
В школе мы узнали, что рыбы, поднятые из глубины океана, взрываются, когда всплывают в более светлую воду. Они могут выдержать только то, к чему привыкли.
Я уйду в любом случае. Неважно, выплыву или лопну.
При условии, что смогу прожить еще 1794 дня.
6
Коул
На следующее утро я просыпаюсь гораздо раньше обычного, задолго до восхода солнца.
Мара тяжело спит рядом со мной, утомленная рассказом всего лишь одной из бесчисленных ужасных историй из своего детства. Я уверен, что она могла бы повторять мне одно подобное каждый день в течение года, и никогда не иссякнет.
Меня переполняет гнев, от которого меня тошнит, дрожат мои мышцы.
Я никогда раньше не злился на кого-то другого. Никогда не чувствовал необходимости исправить ситуацию. Чтобы отомстить от их имени.
Тот факт, что мать и отчим Мары никогда не были наказаны за жестокое обращение с детьми, является несправедливостью, которая терзает меня, как шип, воткнутый в мой бок.
Единственный раз, когда я убил ради кого-то, это когда подлил выпивку Майклу Бриджеру, отвез его домой и оставил его машину работающей в гараже. Даже тогда я говорил Маре правду: в основном для себя. Я устал от того, что Соня приходила на работу с опухшими глазами и уставшая, отвлекаясь на потоки звонков и сообщений от своего бывшего придурка и его жадного адвоката.
Возможно, на мое решение повлияла бесконечно малая доля жалости. Если так, то это было бессознательно.
Я эгоистичный человек, я всегда был таким. Я всегда был один. Никто, кроме меня, не собирался защищать мои интересы.
Даже сейчас то, что я делаю для Мары, действительно для меня. Мне нравится, как она выглядит в красивой одежде. Мне нравится смотреть, как она ест мороженое. Мне нравится, как она тает от моих прикосновений. Мне нравится, что у меня есть возможность продолжить ее карьеру. Это кажется справедливым и правильным, когда она получает внимание, которого заслуживает, потому что она чертовски талантлива, а ее искусство гораздо интереснее, чем дерьмо, созданное коммерческими эгоистами вроде Шоу.
Все, что я делаю для нее, привязывает ее ближе ко мне. Я хочу, чтобы она зависела от меня, чтобы она никогда не могла уйти. Так что она даже никогда этого не хочет.
Мару отвлекает все красивое, все интересное.
Я должен быть более интересным, более полезным, чтобы удержать ее внимание.
Когда она сосредоточена на мне, ее энергия хлынет ко мне. Она наполняет меня жизнью.
Я не могу потерять ее. Я не могу вернуться к оцепенению и скуке.
Что ставит меня перед дилеммой.
Я хочу, чтобы ее родители были наказаны.
Но Мара категорически против мести. Она даже не хочет убивать Шоу, что загнало нас в причудливую трехстороннюю тупиковую ситуацию.
Ненавижу, как она связывает мне руки. И все же я знаю упрямство Мары. Ее границы не там, где должны быть, но они существуют. Если я перейду с ней жесткую линию, я рискну разорвать хрупкие связи между нами. Она убежит, и я, возможно, больше никогда ее не поймаю.
Я выскальзываю из-под одеяла, стараясь не трясти ее. Мара сонно вздохнула. Я укутываю ее одеялами, чтобы она оставалась в тепле и лежала в коконе.
Ее ноутбук стоит на обеденном столе. Это дерьмо Леново — еще одна вещь, которую мне стоит ей заменить. Ненавижу, когда Мара трогает что-нибудь дерьмовое или дешевое.
Я открываю крышку и издаю раздраженный цокающий звук, когда вижу, что у нее нет защиты паролем. Мне потребовалось всего мгновение, чтобы открыть ее письмо.
Она рассказала мне, что ее мать заблокирована во всех социальных сетях, и она уже много лет не раскрывает свой номер телефона. Но Тори Элдрич все еще пишет ей электронные письма, и сообщения накапливаются в папке, которую Мара никогда не читает.
Я знал, что сообщения были здесь. Объем меня до сих пор удивляет.
Есть сотни писем. Даже тысячи. Синие точки показывают, что Мара не открыла ни одного.
Я начинаю их читать.
Тысячи сообщений, но каждое, по сути, одно и то же: угрозы, оскорбления и, прежде всего, чувство вины.
Как ты могла? Я твоя мать. Какая дочь бросит свою семью? После всего, что я сделала для тебя. Ты неблагодарная, эгоистичная. Думаешь, тебе было тяжело? Это твоя собственная вина. Кем ты себя возомнила? Ты думаешь, что ты художница? Не заставляй меня смеяться. Все, что вы делаете, делается для внимания. У тебя нет ни таланта, ни ума. Ты ленива. Ты причина моего развода. Ты причина, по которой ушел твой отец. Ты была ошибкой. Все плохое, что когда-либо случалось в моей жизни, произошло из-за тебя. Мне следовало прервать тебя. Я ехала в клинику, чтобы сделать это, ты это знаешь? Боже, как бы мне хотелось вернуться в тот день. Я бы сделала миру одолжение. Мне так стыдно за тебя. Тебе должно быть стыдно за себя. То, как ты одеваешься, как ты себя ведешь. Ты шлюха, шлюха. Неудивительно, что мужчины используют тебя и выбрасывают. Никто никогда не полюбит тебя. Никто никогда не захочет тебя. Ты незрелая. Бесполезная. Вы не заслуживаете счастья и никогда его не получите. Вы омерзительны. Ты меня отталкиваешь. Вот почему у тебя никогда не было друзей. Вот почему все тебя ненавидят. Ты думаешь, что ты красивая? С таким лицом и таким телом? Ты пугало. Чертов мутант. Ты никогда не будешь такой красивой, как я. Ты похожа на своего отца, а он был ужасен. Ты такая же отвратительная, как и он. Я никогда не пойму, как ты вышла из меня. Я носила тебя девять месяцев. Ты разрушила мою фигуру, мои сиськи никогда не будут прежними. Ты была огромным ребенком, им пришлось тебя вырвать из меня. Ты чуть не убила меня. Ты должна мне. Ты, блин, мне должна.
Дальше и дальше, страница за страницей. Иногда бессвязные и с орфографическими ошибками (особенно электронные письма, отправленные поздно ночью), иногда длинные, красноречивые абзацы, рассказывающие об ошибках, которые допустила Мара, иногда она ставила себя в неловкое положение. Несколько раз упоминается фортепианный концерт, как она на глазах у всех унизила мать, как она сделала это нарочно.
Мелочность этой женщины может подпитывать диктатуру. Она Ленин, Сталин и Муссолини в одном лице. Она ни в чем не виновата. Мара — архитектор всего зла в мире.
Ее ненависть к собственной дочери сбивает меня с толку.
Я предполагаю, что отчасти это зависть. Подобно Белоснежке и Злой Королеве, Мара росла в красоте и жизненной силе, в то время как Тори увядала с каждым днем.