Скажи, что ты видишь (СИ) - "Vi_Stormborn". Страница 32

Гарри смотрит на него и видит, что министр Северусу совсем не доверяет, в то время как Гарри выключает ненависть к себе, потому что понимает, что был не прав. Он знает, что Северус говорит ему правду. Знает, что Гермиона никогда бы не совершила поступков, которые маркой накидкой осели на ее плечи.

— Сфальсифицировать воспоминания не так сложно, если знать, как это делать, — хмурится Кингсли. — А вы, — указывает он на Северуса, — можете это знать.

Гарри смотрит на министра, а затем ловит взгляд профессора, и они оба понимают, что друг другу им уже ничего доказывать не нужно.

— Почему мы должны поверить вам? — задает Гарри вопрос, который скорее необходим Кингсли, чем ему самому.

Северус ни капли не колеблется, когда говорит это вслух.

— Потому что я не видел смысла в жизни до тех пор, пока она не помогла мне проснуться.

Гарри смотрит ему в глаза. Гарри ему верит.

Кингсли все еще хмурится, ходит по кабинету, меряет его шагами. Все мечется без остановки: сомневается, и его нельзя упрекнуть за это. Он старается вернуть порядок в послевоенный мир, но его средства ставятся под сомнение.

— Мне необходимо просмотреть ваши воспоминания в доме мисс Грейнджер в момент задержания, — наконец произносит он.

Северус кивает, закрывая глаза. Кингсли вновь касается его виска палочкой. В этот раз Кингсли просит помолчать, лишь просматривает воспоминания сам, окунувшись в омут памяти. В кабинете стоит тишина.

Гарри ждет своей очереди, потому что ему нужно убедиться в том, что он был не прав, а затем произнести вслух тысячу извинений Гермионе за то, что усомнился в ней, даже всего на мгновение.

— Гарри, — оборачивается Кингсли, — ты должен это видеть.

Министр встревожен, и на этой почве сам Гарри начинает беспокоиться. Он подходит к омуту, чтобы просмотреть воспоминания. Северус смотрит то на министра, то на Гарри. По лицу Кингсли ничего нельзя понять. Слишком много эмоций меняются на нем.

— Проклятье, — поднимает Гарри голову, округлив глаза. — Они… Что они хотели с ней сделать?

Кингсли поджимает губы, желваки Северуса чуть дергаются, когда он сжимает челюсти. Если бы у него была возможность, он проехался бы по лицу всех четырех мракоборцев за то, что они сказали, и совершил бы правосудие серьезнее, если бы они посмели сделать то, о чем сказали.

— Гермиона говорила мне об этом, — указывает он рукой на омут. — Она пыталась сказать мне, что мракоборцы…

— Ваши воспоминания совершенно иного рода, — отрезает Кингсли. — Мракоборцы, патрулирующие в тот момент, предоставили абсолютно другие данные.

Гарри встает на ноги.

— Кто эти мракоборцы? — интересуется Гарри. — Почему ты поставил именно их?

— Это новобранцы, — отвечает Кингсли. — Проверенные парни, я лично с каждым говорил в момент принятия на службу. Я доверяю им, как себе, Гарри, — заверяет он.

Чем снова ставит под сомнение все, что пытается построить на послевоенных руинах.

— А насилие без официального и подтвержденного протокола является неотъемлемой частью удержания по новым законам, министр? — чуть вскидывает брови Северус.

Кингсли переглядывается с Гарри, а после хмурится, покачав головой.

— Они могут применять силу, если оказывается сопротивление, а в рапортах я видел, что оно имело место быть, — чеканит он.

Северус поднимается с места, оттолкнувшись пальцами от подлокотников кресла, и подходит к министру.

— Я лишь предоставлю вам воспоминания снова, Кингсли.

Министр смотрит на него с очередной волной неодобрения, пусть и не такой сильной, как в начале разговора, и забирает воспоминания. Северус дожидается, пока и Кингсли, и Гарри увидят наконец правду, после чего в кабинете министра снова повисает тишина.

— Это превышение полномочий, — первый реагирует на все это Гарри.

Перед глазами у него все еще стоит картинка того, как Северус, сжимая зубами тряпку, чтобы не закричать, экстренно залечивает рваные раны от режущих заклинаний, которыми оказывается усыпана вся его спина.

— Ожидайте в фойе, мистер Снейп, — произносит Кингсли, не глядя на него.

И не произносит ни слова до тех пор, пока зельевар не покинет кабинета. Гарри смотрит на Кингсли и видит, как тот места себе не находит. Он буквально в ужасе от того, что воспоминания совершенно разные. Но он ведь доверяет своим мракоборцам! Доверяет, как себе!

— Не может этого быть, — снова отрицает министр.

— Воспоминания можно сфабриковать, ты был прав, Кингсли, — говорит Гарри. — Это возможно сделать, если ты обладаешь сильным навыком.

Кингсли пока не понимает, к чему он ведет.

— Мракоборцев было четверо. Это не просто изменение своих воспоминаний, — замолкает на мгновение Гарри. — Это воздействие на группу людей.

Кингсли фыркает. Не верит, не хочет верить.

— Или Снейп просто сфальсифицировал свои, — настаивает он на своем.

Гарри держит себя в руках, не сдается. Предпринимает еще одну попытку.

— Физическое насилие не предусмотрено до объявления приговора, — напоминает он. — Ты видел его раны? — указывает Гарри на омут памяти.

Кингсли кивает.

— Они выглядят так, словно это акт возмездия, — рассуждает Гарри. — Они делали это вместе, в каждом заклинании много, — Гарри задыхается словами, — очень много жестокости. Все это выглядит так, словно мы все дважды не дали ему умереть.

Гарри трет лицо ладонями. Кингсли постепенно начинает понимать, к чему он ведет.

— Первый раз, когда Гермиона попросила выпустить его до слушания в дом, — поясняет он, — второй раз, когда они покинули Азкабан.

— Ты думаешь?.. — начинает озвучивать свою мысль Кингсли.

— Возможно.

Министр фыркает и облизывает пересохшие губы.

— В мою систему? — не верит он своим ушам. — В мою новую систему проникли избежавшие наказания ПСы?

Гарри трет лицо ладонями и садится обратно в кресло.

— Не я это сказал, заметь, — поправляет очки волшебник. — Давай не будем делать поспешных выводов, хорошо? Нам нужно увидеть воспоминания Гермионы.

Гермиона держит Северуса за руку, не выпуская его теплых пальцев из своей ладони. Возле входа в лифт по-прежнему стоят два мракоборца, возле входа в кабинет министра тоже. Гермиона уже не обращает на них внимания, вся ее энергия сосредоточена на Северусе.

Она сидит с закрытыми глазами, уткнувшись носом в его плечо, и дышит его теплом. Большего пока не надо. Тревога на мгновение стихает в ней, стоит ей взять его за руку.

— Как все прошло? — наконец шепотом спрашивает она.

— Отлично, — кивает Северус, прислоняясь щекой к ее волосам. — Все будет хорошо.

Гермиона поднимает голову и хмурится. Тревожность снова просыпается, скребет острыми когтями по ребрам грудной клетки.

— Не могу слышать больше это «все будет хорошо», — зажмуривается на мгновение она. — Я хочу, чтобы мы ушли отсюда, — дрожащим шепотом произносит Гермиона. — Давай уйдем, Северус, пожалуйста…

— Гермиона, — обхватывает он ее лицо ладонями, заглядывая в любимые глаза, — нам нельзя уходить, ты сама все прекрасно понимаешь, верно? Скоро все закончится.

Она жмется к его груди, старается наслушаться биением его сердца на всю жизнь вперед, кажется. Гермиона чувствует что-то плохое, нельзя им здесь оставаться, нужно уходить. Вселенная не просто так столкнула их, Гермиона теперь доверяет своей интуиции.

Им нужно уходить.

— Три домовика, помнишь, да? — гладит он ее по волосам.

Тревога скребет все существо изнутри, оставляя кровавые следы. Гермиона поднимает взгляд и через силу улыбается. Она верит ему, он знает, что делает.

— И брючные костюмы, — слабо улыбается она.

— И брючные костюмы, — мягко улыбается он в ответ и прикасается к ее лбу своим, замирая.

В это касание он вкладывает все, что не может ей сказать вслух, потому что совсем не умеет выражать чувства, не может показать ей свою любовь. Он может обеспечить ей ее безопасность, и он это сделает.

Любой ценой.