Тайными тропами (СИ) - Осипов Игорь. Страница 11

Дима молча вынул из кармана серебряную чешуйку, то есть монету самого малого серебряного номинала, а это полтора грамма драгоценного металла, и положил в ладошку ребятёнку. Так будет правильно. Ты щедрый. Ты великодушный. Ты богатый. Да и ребёнку в радость, а ведь на серебряную чешуйку можно купить жирнючего гуся или четыре не менее упитанные перепёлки.

Генерал за спиной у парня легонько улыбнулся, а Дима проводил взором девчушку, ступил на циновку и снова окинул взглядом две банды наёмниц, которых на Земле бы назвали конкурирующими за контракт частными военными компаниями. Правда, это очень маленькие чевэкушечки — почти как индивидуальные предприниматели с очень небольшим количеством убийственных сотрудников. Хотя так оно и было, ведь по местным правилам плату получает главарка, и уже она распределяет жалование среди своих девок.

«Ты — барон. Этого забывать нельзя», — мысленно напомнил себе капитан и внутренне собрался.

— Манеры! Где ваши манеры⁈ — заорал он на боевых баб, как на провинившихся солдат, и чуть было не добавил матерную концовку реплики, но сие было бы излишним.

— Ох же ж твою мать. Я аж сам испугался, — усмехнулся начальник за спиной. А из толпы действительно выдвинулись те самые разукрашенные девки, которые были определены как альфа-самки отрядов. И обе на ходу достали из отворотов кожаных перчаток свёрнутые в несколько раз бумаги.

Бумаги оказались рекомендательными письмами, и в каждой имелась приписка карандашом: «Не мог выбрать, отправил двух. Сам разбирайся».

— Ну-ка, дай их мне, Димо́н.

Когда генерал взял документы и по очереди прочитал, то громко выругался:

— Вот же, Михалыч — зараза. Вот он свинью подложил. Ну, племяш, это твой второй звёздный час. Дерзай.

— Что-то многовато часов в пяти минутах. И что выбирать? Какая из этих уголовниц однажды ночью ограбит меня или прирежет? — пробурчал Дима. Но деваться некуда, надо действовать. Ведь придётся проводить самый настоящий кастинг. Причём быстро, да так, чтоб ни одна из сторон не затаила обиду.

— Ну почему, обязательно прирежет? — ехидно крякнул Пётр Алексеевич. — Думай более позитивно. Например, изнасилует.

— Мне от этого не легче, — снова буркнул капитан и набрал воздуха в лёгкие, чтоб начать расспрос о составе групп, их оснащённости и, что немаловажно, социальном статусе предводительниц, но из-за угла таверны послышался перезвон бубенцов и колокольчиков, затем вышла женщина в тёмно-коричневом балахоне и большим серебряным знаком Тауриссы на цепи — стилизованные рога в виде римской буквы V, но со слегка загнутыми и заострёнными концами, а низ, напротив, скруглён. Балахон был подпоясан серым поясом смирения, а на краю плаща виднелась аккуратная заплатка, но не оттого, что одежда прохудилась, а в знак скромности. Однако женщина даже на другой планете женщина, и заплатка подшита золотыми нитками.

На голове поверх белого с золочёными краями, подхваченного на шее золотой заколкой платка надет модный и в земном Средневековье головной убор эскофион — украшенный жемчугом чепец, края которого были сделаны в виде толстых рулонов войлока, причём места над ушами загнуты вверх.

Но в отличие от других подобных уборов, из эскофиона торчали два рога, сделанных из слоновой и имитирующие таковые у коровы. И вот на этих рогах в окружении ярких разноцветных шёлковых лент висели и звенели серебряные бубенцы и квадратный медный колокольчик.

Но надо помнить, что головные уборы в Средних веках важны, они наравне с поясами — статусная вещь. Это примерно, как на Земле мелькать модным смартфоном с червивым яблоком.

Женщина пылала красными щеками и явно прибыла в большой спешке. Увидев, что на неё смотрят, сделала глубокий вдох и пошла нарочито неспешно и важно. Но звон колокольчиков не прекратился.

А женщину Дима узнал, и всё из-за того, что та часто мелькала в докладах, а портрет висел на доске документации с перечнем важных особ местного разлива. Это женщина числилась в окружении настоятельницы Керенборгского храма, поставленного в служение тому пантеону божеств, какому здесь поклонялись. Зовут матушка Марта, ей тридцать лет, и она — жрица коровьей богини.

Но гостья была не одна. За её спиной, словно в тени, пряталась ещё одна особа, закутанная в недорогую, но чистую одёжку серых цветов, даже без показушных заплаток. Из белого на ней была только небольшой узенький подворотничок, пришитый к вороту. Но при этом на мирскую одежду платье смахивало куда сильнее, чем на земную монашескую сутану.

Небольшой серый эскофион, как и головной убор матушки Марты, тоже имел два крохотных рога, но выполненных, в отличие от аксессуаров матушки, из простого полированного дерева. А вместо целой звонницы колокольчиков висел одинокий медный бубенчик, словно жрицы божественной коровы рогами и бубенцами обозначали свой статус. Страшно представить, как выглядела главная столичная жрица Тауриссы.

А ещё от взгляда не укрылось, что на шее у помощницы висела чернильница, а руки, сложенные в замок и опущенные к низу живота — испачканы чернилами и исцарапаны, словно острыми когтями.

Когда осталось десять шагов, матушка Марта остановилась и протянула руку с одним-единственным золотым колечком.

— Улыбаемся и машем, — нарочито добродушно прошептал генерал, и Дима едва заметно поцеловал пальцы женщины, как принято по этикету.

Следом и начальник подался вперёд и приложился к руке храмовой особы, не спускаясь при этом на землю. Со стороны послышались голоса предводительниц команд:

— Матушка.

— Матушка, благослови.

Жрица быстро сложила руку в знак рогатой Тауриссы — ладонь сжата в кулак, но указательный палец и мизинец оттопырены, и небрежно провела рукой в формальном благословении, с намёком, чтоб не до вас. Примерно так же земной священник мог перекрестить кого-то авторучкой.

Взгляд Марты был направлен не на Диму, а на генерала, а это значит, надо молча стоять в сторонке, пока старшие разговаривают. Тем более что много кто отзывался о женщине нелестно. Она, как говорится, мягко стелет, да жёстко спать. Уж и винами угощали, и медовые речи вели, а как до дела, так эта стерва всех наизнанку вывернет. И без неё никак, ведь местное общество сильно религиозно, что, впрочем, не удивительно, когда боги являются смертным вживую.

— Господин барон, — вскинув голову, начала жрица, — неужто в округе не найдётся, достойного корабельного леса, что вас нужда заставила искать его за долгие мили отсюда?

Капитан глянул сперва на начальника, потом снова на женщину. Пётр Алексеевич уже рассказывал про ложные и истинные цели, и раз жрица заговорила про деревья, значит пока в ходу фальшивый вариант причины, и, следовательно, храмовые шпионы ещё не успели просочиться в помещения с новой системой защиты.

— Что вы, — вежливо заговорил генерал, расплывшись в зловредной улыбке, с какой он обычно готовился высказать какую-то пакость. — Мой сюзерен достоин только лучшего леса, а здесь лишь чахлые берёзки. Они даже в печь не годятся.

— У нас, на севере нашей провинции, тоже растут прелестные леса. Сосны до неба, ровные, как лучики света, — тут же возмутилась жрица.

Пока верхние эшелоны власти упражнялись в словесном поединке, Дима бесцеремонно разглядывал матушку Марту, и глаза его сами собой скосились на бубенцы, подвешенные на рогах. Такие бы на рыбалку, да на воткнутый в землю спиннинг прицепить. Серебряные колокольчики издалека слышно. И не ржавеют.

Тем временем жрица вдруг зажмурилась, демонстративно воздела руки к небу и тряхнула головой, отчего весь колокольно-рыбацкий набор единодушно известил о крупном улове.

— О, Шана, дай мне мудрости! О, Таурисса, дай сил. О, Сол, дай терпения. — Женщина выдержала театральную паузу, опустила глаза и продолжила более напористо: — Мне всё равно, какой именно лес вы будете искать, я взываю к вашему благоразумию. Нет, я требую вас отказаться от замысла! Я вас не пущу!

Генерал улыбнулся ещё шире.

— Не утруждайте себя. Пунцовый цвет лица вам не идёт, — мягко, но колюче-колюче протянул он, а затем спустился из повозки на землю и положил руку на плечо Борщёва. — Я прочитал ваше письмо. Моё дело продолжит мой племянник, Дмитрий. Но взамен прошу о содействии.