Тайными тропами (СИ) - Осипов Игорь. Страница 6
В общем, надо самому, но взяв помогальщика. А кандидат в путешествие понял ситуацию совсем иначе, так как сразу сделал виноватую физиономию и тихо пролепетал, как та сказочная Настенька. И даже глазками захлопал невинно-невинно.
— Я понял, тащ генерал, молчу. Больше ни слова.
Но генерал не стал ругаться, а взял капитана за плечи и бесцеремонно подвёл к дверному косяку дежурки, снял с него фуражку. А на косяке виднелись сделанные перманентным маркером штрихи, как в комнате у детей, где так же отмечают рост молодого чада.
Ещё раз смерив взглядом капитошку, Пётр Алексеевич задумался.
Борщёв был в самую притирочку по верхней допустимой отметке.
В принципе, и на морду сойдёт. Глаза серые. Волосы тёмно-русые. Руки чистые, ухоженные. Загара немного. Не широк, но жилист. В общем, не аристократ, но и на крестьянина непохож. Эсквайр, одним словом.
Вздохнув, генерал по-отечески взъерошил волосы на голове Дмитрия и заговорил:
— Мне предстоит поход. Нужен человек на должность адъютанта. Ты хоть и зануда и тот ещё кровопийца, но имеешь понятия, что и как. По внешним параметрам тоже подходишь. В общем, капитошка, ты готов пойти со мной? Но запомни, предлагаю только один раз, второго шанса не будет.
— Но я же не прогрессор, — криво улыбнулся Борщёв, словно неудачной шутке. А затем поглядел на новичков, взвешивая плюсы и минусы ситуации, заодно сравнивая себя с прибывшими.
Из плюсов — из обычных штабников можно сразу шагнуть в космонавты и Миклухи Маклаи, а то и на Колумба замахнуться. У Юрца же получилось.
В общем, заманчиво получается.
Из минусов же только один — здесь вполне могут убить или похитить и продать в рабство. Но заманчиво же… сука, и совсем как в той поговорке: или грудь в крестах, или голова в кустах.
Видя замешательство во взгляде капитошки, который аж губы кусать начал, генерал достал из кармана значок с кроликом и факелом — герб допущенных к внешним походам, протянул значок и прошептал мягонько-мягонько, совсем как стекловата:
— Дима, здесь я решаю, кто прогрессор, а кто нет. Неволить не буду. Мне исполнитель из-под палки не нужен, но если дашь согласие — ты прогрессор. Время подумать — до утра.
— Так, уже утро, — проговорил капитан Борщёв.
— Тогда жду ответа.
Дмитрий повёл шеей и оттянул ставший тесным ворот формы, потом коротко ухмыльнулся, облизал губы и протянул руку, на которую упал значок. Кролик, он же заяц — символ чуткости и, как ни странно, бесстрашия. Не зря же была песенка, в которой зайцы в полночь косили трын-траву. А факел в лапках — светоч знаний. Была ещё одна шутка, связанная с живущими в норах книжными персонажами — хоббитами, которые созвучны рэббитам — то есть тем же кроликам, если переводить с английского. А уж про то, что в прогрессоров Реверса отбирают преимущественно низкорослых, как те же полурослики, и говорить не надо.
Едва значок упал на ладонь, генерал хлопнул Дмитрия по плечу и повернулся к унылым новичкам, даже не понимающим, что сейчас произошло:
— Запомните. Лягушонок — это местный синоним идиота. А слёзы дождя — это горе луковое.
Тускло светлел самый краешек неба, и утро готовилось прокатиться по мокрым от росы травам едва заметным туманом. Но ночь ещё не убрала своё чёрное покрывало, и густые кусты, облепившие склон холма, скрывали истинных полупризраков от посторонних взглядов.
— Времени не хватает, — мелодично прорычала фигура в плотном одеянии. Движения были резкими, а сама напряжена, словно вот-вот сорвётся в бег. Но сие не удивительно, ведь долгий бег был частью её службы дозорной Туманного Леса.
Впрочем, они обе состояли в дозоре, только одна являлась воительницей, а вторая — колдуньей.
— Не рычи, не собака, — ответила вторая, которая колдунья, вздохнула и вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, ибо давно отвыкла от подобных приключений. Она была немного старше своей спутницы по годам, а по умению являлась мастерицей чар, и звали её Ци́тифур, то есть Огнекрылой. Но не в честь пламени или умения вызывать огонь. Нет, огнекрылыми гусями в языке первородных звали обитающих на солёных озёрах фламинго. Высокая и стройная, с лёгкой горбинкой на носу, девушка действительно походила на розовую птицу, но голос у чаровницы был не в пример лучше, и мать даже подумывала дать дочери имя Соловушка.
У нетерпеливой же воительницы забытое ныне детское имя сменилось на Аргифире́т — что значило Серебряная Куница.
А ещё они были родные сёстры. Хотя и от разных отцов.
— Она действительно здесь, или мы идём по ложному следу? — недовольно проронила Куница.
Фламинго задрала голову и замерла, прислушиваясь к утренним шумам. Робко, словно до конца не проснувшись, пели первые птицы. Попискивали ещё не ушедшие на дневной покой летучие мыши. А со стороны крепости самозванцев доносились непривычные звуки, по которым сложно что-либо понять. А когда шедший с девами с поклажей на спине бычок негромко замычал, чародейка свела пальцы щепотью и прошептала:
— Тишина.
Бычок тут же смолк.
Немного постояв, Огнекрылая Гусыня Цитифур присела и дотронулась подсохшей земли. По траве — от травинки к травинке — прыгая, как быстрые блохи, к ладони устремились зеленоватые искорки, а достигнув, упали изумрудными снежинками в палые листья. Листочки шевельнулись и вспучились небольшими бугорками, а из бугорков проросли грибы — сыроежки со шляпками всех цветов радуги.
Когда грибы подросли, чародейка оторвала руку от земли и тихо произнесла:
— Говорите.
Низ шляпок грибов вспыхнул ровным желтоватым призрачным светом, а на ножках грибов сразу же проступили прозрачные, как крылышки стрекоз, человеческие лица, и духи лесных полянок наперебой защебетали:
— Здесь! Мы видели! Здесь! Они везли её в клетке!
— Довольно. Теперь прочь, — приказала Цитифур и взмахнула рукой. Лица исчезли, шляпки погасли, но сами грибы остались. Женщина вздохнула и тихо проронила: — Других единорогов на землях людей нет, значит, это покровительница рода.
А затем чаровница оглянулась на небольшого чёрного бычка с поклажей и брезгливо шевельнула рукой, отчего большой холщовый мешок, перекинутый через спину вьючной скотины, сам собой раскрылся. Из него на сырую траву упал старый, изрядно истлевший и покрытый клочьями мха и паутины скелет. Даже одежда за десятки лет пребывания в старом болоте превратилась в гнилые лохмотья. Впрочем, она, а скелет этот именно женский, и при жизни была небогата. Зубов не хватало, а на макушке зияла дыра, недвусмысленно намекая, каким путём отправилась к подножью престола Небесной Пары сия тётка.
Серебряная Куница Аргифире́т придирчиво оглядела старый скелет.
— Сгодится, — пробурчала она.
А чаровница со вздохами опустилась на колени и достала из складок одежды жёлудь. Тонкие пальцы с длинными, покрытыми позолотой ногтями осторожно положили семя вечного дуба в грудь скелета. Первородная наклонилась поближе и зашептала заклинание, а потом осторожно подула, наделяя жёлудь силой. Скорлупа замерцала залётным, как летний светлячок, и лопнула. Из неё вытянулся тонкий изумрудный росток, жадно впившийся в позвоночник трупа.
Первородная поднялась на ноги, а когда скелет дёрнулся, вытянула руку и властно произнесла:
— Встань.
Скелет зашевелился, неспешно сел, опёрся на руки и поднялся, покорно ожидая приказов, а в пустых глазницах зеленел тёмный древесный мох.
Колдунья выразительно посмотрела на свою сестру. Та вытащила из сумки старый холщовый плащ с капюшоном и накинула на плечи мертвячки, а после вложила в руки скелета дешёвый тесак.
— Иди.
И первородная волшебница горделиво развернулась и указала пальцем на расположенную на небольшой возвышенности крепость самозванцев, а сама торопливо, но при этом, соблюдая достоинство, направилась подальше в заросли. Она, не оборачиваясь, приподняла руку, и кольцо в носу бычка потянулось к пальцам женщины, увлекая животное следом.