Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую - Макдональд Мэри-Кэтрин. Страница 9

Если вы скажете ветерану войны, жертве сексуализированного насилия или жестокого обращения с детьми, или человеку, недавно пережившему тяжелую утрату, что они не виноваты в произошедшем, они либо отмахнутся от вас, либо просто вас не поймут. И дело не в том, что они вам не верят, а в том, что вы упустили главное. В числе прочего в травматическом переживании раскрывается парадокс человеческого бытия: мы не можем предсказать, что произойдет, и в то же время уверены в том, что должны предсказывать дальнейшие события, чтобы нормально функционировать. Травмирующее переживание показывает, что, хоть во вселенной и существуют некие опоры и правила, в основном эти правила создаем мы сами. Они не являются истиной в последней инстанции. Мы сами рисуем себе карты и иногда ошибаемся. Они не всегда соответствуют реальности.

Правда в том, что иногда мы держимся за ощущение вины и стыда, потому что иначе нам будет гораздо хуже. Если жертва сексуализированного насилия верит, что сама виновата в произошедшем, значит, верит и в то, что сама отвечает за предотвращение последующих нападений. Если вы сами в этом виноваты, значит, вы можете предотвратить это в будущем. Если вы не виноваты, то вам придется принять, что человек уязвим и ему можно причинить вред. Если вы не виноваты, то указатель с надписью «плохое случается только с плохими людьми» нужно заменить на новый, где говорится «в мире существует бессмысленное зло». Из двух горьких пилюль человек, скорее всего, выберет ту, что менее болезненна. Стыд, хоть он и разъедает изнутри, еще как-то выносим. Урок о том, что жизнь ужасна, – нет.

Малкольм ходил в бойцовский клуб, потому что не находил другого выхода адреналину и потому что ощущал, что заслуживает боли и унижения за все, что сделал и чего не сделал на поле боя. Он также думал, что если сам развяжет бой, то тот не застанет его врасплох. Он пытался предвидеть предстоящее унижение и управлять им, поскольку не смог сделать это в прошлом.

Постепенно Малкольм начал открывать все это в себе и по-настоящему исцеляться. Он переехал в квартиру, где никакого штакетника нет. Жена к нему так и не вернулась, однако они наладили дружеские отношения. Он чувствует, что она понимает ту его часть, которую никто другой понять бы не смог. В каком-то смысле она поступила правильно в трудной ситуации. У Малкольма появилась новая девушка.

И самое главное, он перестал ходить в бойцовский клуб. Когда мы созвонились на заключительной сессии, он разговаривал из машины по пути на занятие джиу-джитсу. Мы придумывали копинг-стратегии, которые заменили бы ему опасные драки, и он подумал о джиу-джитсу. И это помогло. И вот почему: идея о том, что жизнь не имеет смысла, – это лишь половина истории. Она не бессмысленна абсолютно, она бессмысленна только тогда, когда мы не наделяем ее смыслом. Тот факт, что в мире нет неоспоримых истин и абсолютных моральных ориентиров, может не только разрушать, но и вдохновлять. Если правила не абсолютны, значит, можно перестать их выискивать и начать создавать свои собственные.

Если карта упала со стены и разлетелась на кусочки, это еще не значит, что нам суждено всю оставшуюся жизнь блуждать в неизвестности и страдать. Это значит лишь то, что пора нарисовать новую карту.

Выводы и инструменты

Из главы 1 вы помните, что Фрейд и Брейер открыли «лечение разговором» совершенно случайно во время работы с пациентами, пережившими травму. Они обнаружили, что беседы, или нарратив, о пережитых событиях позволяют пациентам их переосмысливать и со временем забывать. С тех пор для исцеления от травмы было разработано множество новых методов, однако лечение разговором стало основой всей психотерапии в целом.

Нарративная терапия – это метод, при котором пациент и психотерапевт или коуч вместе составляют яркий и красочный рассказ о жизни пациента, особо выделяя значимые события.

Благодаря устройству человеческой психологии нарратив служит ей мощным инструментом. Мы структурируем и воспринимаем свою жизнь через истории, которые о ней рассказываем. Эти истории и ложатся в основу нашего индивидуального сознания. Они помогают нам понять этот мир и осознать свою роль в нем. Другими словами, важно не только то, что с нами произошло, но и то, как мы об этом рассказываем другим и самим себе.

И эти истории мы воспринимаем как правду. Так происходит со всеми историями, которые мы себе рассказываем.

Если вы рассказываете себе, что вам не дается математика, вам сложнее будет посчитать, сколько чаевых оставить в ресторане. Если вы говорите себе, что неуклюжи, то с большей вероятностью будете спотыкаться о собственные шнурки. Верно и обратное. Расскажите себе, что вы отличный специалист, и начнете выглядеть увереннее в глазах других людей, независимо от фактического профессионализма. Оказывается, точность порой не так важна, как смысл.

Смысл этой истории заключается в причинах. Мы можем придумать множество разных историй, где будем пытаться объяснить причину того или иного убеждения. Даже в самых простых наших историях раскрываются важные убеждения, которых мы придерживаемся не только в отношении самих себя, но и в отношении окружающего мира.

Вернемся к разбитой любимой кружке. Когда вы рассказываете о том, почему она разбилась, какой версии вы придерживаетесь?

Версия A. Потому что я спешил и неосторожно ее задел.

Версия B. Потому что Вселенная хочет меня наказать.

Версия C. Потому что я неуклюжий и со мной вечно такое случается, вот почему мне вообще нельзя покупать красивые вещи.

Версия D. Потому что вчера я нагрубил брату, а карма к нему благосклоннее, чем ко мне.

В каждом из вариантов раскрывается нечто важное из истории, которую вы рассказываете о себе и о мире. В версии A вы признаете, что вели себя неосторожно, а разбитая кружка – последствия такого поведения. Вы рассматриваете окружающий мир как место, где подобные вещи иногда случаются. Согласно версии B, вы считаете, что не виноваты в произошедшем, вы лишь жертва некой высшей злой силы, которая держит вас под прицелом. Вы рассматриваете окружающий мир как поле битвы, откуда не убежать и где вы обречены на вечное поражение. В версии C вы берете на себя ответственность за разбитую кружку, но в довольно общем виде. Вместо того, чтобы заметить, что вы вели себя опрометчиво в тот самый момент, когда разбили кружку, вы рассказываете об этом событии как об очередном доказательстве того, что вы ущербны по своей сути. Единственный способ побороть эту ущербность – запретить себе покупать красивые вещи. Тогда, если вы что-нибудь заденете или сломаете, для вас это будет не так важно. В версии D вы берете на себя ответственность косвенно – не за то, что разбили кружку, а за другой поступок, который этому предшествовал. Вы приписываете Вселенной способность следить за всем происходящим и назначать соответствующее наказание и награду.

Если истории, которые мы рассказываем самим себе даже о столь незначительных событиях, отражают наш взгляд на мир и на самих себя, то представьте себе истории о событиях важных: предположим, от вас ушла жена. У вас умерла собака, молодая и здоровая. Ни с того ни с сего вы лишились работы.

Когда у какого-то события в жизни нет никакой причины, нам трудно рассказать о нем историю. И это превращается в проблему. Нерассказанную историю невозможно принять, и это отражается на всей сюжетной линии вашей личности и вашей жизни. Внезапно выясняется, что вы не только не знаете, что значит это событие. Вы уже не знаете, что значите вы сами. Вам не удается интегрировать эту историю в историю о самих себе, и вы совсем перестаете себя понимать. Ни с того ни с сего история вашей жизни оказалась написана на языке, которым вы не владеете, а у вас в руках потертый карманный разговорник, где написано, как спросить, где здесь туалет, но ни слова нет об «экзистенциальном ужасе».