Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая (СИ) - Хренов Алексей. Страница 29

Франко вспоминал события с раздражением, глядя на медленно ползущий катафалк. Это была не просто утрата — это был удар по его репутации и сигнал о слабостях, которые он не мог себе позволить. Поднимая глаза на собравшуюся толпу, он уже думал о том, как обратиться к своим немецким союзникам, спросить объяснений за этот унизительный провал и потребовать новейшую технику, способную как минимум на равных бороться с русскими самолётами.

27 ноября 1936 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.

— Ну что, товарищи лётчики-бомбардировщики! Поздравляю с выполненным заданием и, наконец-то, первым сбитым самолётом противника! Молодцы! Сбили «Хенкель пятьдесят первый!» Наземные части подтвердили только что, — командир истребительной авиации Республики, товарищ Пумпур радостно тряс руки всем участникам действа около приземлившегося и уже укрытого маскировочной сеткой самолёта Лёхи.

Пофигистически настроенный от усталости Лёха, важно раздувшийся Кузьмич и совершенно счастливый Хрюкин стояли в центре внимания.

— В соответствии с правилами учёта, записываю половину сбитого самолёта товарищу Хрюкину и половину — товарищу Хренову! Ну а Хули! — добавил улыбающийся товарищ Хулио, в быту именуемый Пумпуром.

— Прошу пожертвовать четверть из моей половины сбитого самолёта мятежников товарищу Кузьмаччио и вторую четверть в фонд борьбы с мировым империализмом! — не удержался от высказывания Лёха.

Глава 33

Рожденный ползать

17 ноября. Небо над Картахеной.

Через день, залатанная на скорую руку, Лёхина СБшка тяжело разбежалась по взлётной полосе мадридского аэродрома Алькала и, покачав крыльями, уверенно взяла курс на родную Картахену. Полёт проходил в тишине, нарушаемой лишь гулом двигателей, но спокойствие оказалось обманчивым. Полтора часа спустя, подлетая к аэродрому, Лёха заметил вспышки зенитных разрывов, хаотично мерцающих над Картахеной.

— Твою мать… — выдохнул он сквозь зубы, сдерживая вспышку злости. На фоне дымящихся разрывов в небе выделялся десяток маленьких точек, методично сбрасывающих тёмные капли на город и порт. Итальянские «Пипистроне» или немецкие «Юнкерсы» — думал Лёха разгоняя свой самолёт…

— Экипаж, огонь по готовности, — произнёс он в шлемофон.

Кузьмич, хвостовой стрелок, первым открыл огонь, и пулемёт взревел, словно огромный хищник, готовый рвать на части врага. Спустя секунду к нему присоединился Кузнецов, заполняя воздух тяжёлыми очередями. Лёха повёл самолёт в крутой разворот, стремясь оказаться в выгодной позиции. Итальянцы, заметив атаку, начали маневрировать, но две машины всё же задымили, не выдержав плотного обстрела, и пошли в сторону открытого моря.

Лёха прицелился на замыкающий строй пятнистый бомбардировщик. Его самолёт плавно догонял врага, а пулемёт Кузьмича работал без остановки, поливая противника свинцом. Внезапно «Пипистроне» рванул вверх, отчаянно пытаясь уйти. Лёха резко отжал штурвал, и СБ проскочил под итальянцем буквально в десяти метрах, на волосок от столкновения.

Позади пулемёт забился с новой силой. Очереди оказались точными: сначала загорелся правый двигатель, затем пламя охватило и центральный. Спустя несколько секунд в небе над Картахеной ярким факелом вспыхнула пятнистая машина. Огненный след, словно лента, тянулся за падающим бомбардировщиком, пока тот с грохотом не рухнул в море, оставив на поверхности лишь маслянистые пятна и обломки.

— Сбили!!! — голос Кузнецова прорезал эфир, наполненный восторгом и адреналином.

— Предлагаю записать сбитый самолёт на счёт товарища главного военно-морского советника, — пошутил по внутренней связи Лёха — в соответствии с системой подсчета очков он получает половину сбитого самолёта и по четверти мы с Кузьмичом!

Декабрь 1936 года. Аэродром Лос-Алькасарес.

— Ты слышал, небось? Наши накрыли украденный мятежниками караван с золотом! Почти у самого фронта!

— Все машины просто в труху! — Остряков аж подпрыгивал, так его переполняло возбуждение, — Там ещё и перестрелка,, была. Наверное, мятежники пытались уже на земле золотишко прибрать к рукам.

— Хорошо, наши танкисты вовремя там оказались! Пока буржуи пытались набить карманы, наши прорвали фронт и гнали их почти десять километров!

Лёха в ужасе таращил глаза на Острякова, чем выглядел ещё более уместно в разворачивающейся ситуации.

«Да уж! Не отпускает меня та история с золотишком», — в шоке думал Лёха.

Декабрь 1936 года. Аэродром Лос-Альказерас

Декабрь 1936 года выдался холодным и тревожным на аэродроме Лос-Альказерас. В воздухе висел запах машинного масла, перемешанный с гарью, да и мерзкая погода не добавляла радости. В предрассветной мгле, Лёха стоял у своей СБшки, задумчиво проводя пальцами по обшивке самолёта. Вчера вечером он вернулся из разведывательного полёта в море, как тут же пришёл новый приказ. Его отправляли на помощь армейцам — срочно вылетать под Гранаду. Там дела обстояли плохо — франкисты наступали и республиканским ополченцам отчаянно требовалась поддержка с воздуха. На этот раз его «СБшка» была нагружена до предела. Шесть стокилограммовых бомб — четыре вертикально аккуратно разместили рядом с фотоаппаратом для воздушной съемки по имени «Бандура», а ещё две, как ни странно, подвесили на переделанные держатели для двухсот пятидесяти килограммовых зарядов под центроплан.

— Нагруженная, как ишак, — усмехнулся Лёха, хлопнув по корпусу самолёта, — повезла подарки франкистам. Готовимся к Кристмасу! Ещё и на фотокарточке отпечатаются.

Товарищи на аэродроме хмыкнули, но молча переглянулись. Шутка шуткой, а вернётся ли он из этого полёта — никто не знал.

Декабрь 1936 года. Дорога от Картахены до Кордобы

Капитан Хосе Гарсия, командир группы разведчиков армии Франко, поджарый, энергичный мужчина, тот самый, что уже знаком нашим читателям по нападению на золотой караван, сидел в захудалой таверне где-то в горах между Гранадой и Кордобой и молча ел. Наконец-то он просто наслаждался ужином, запивая его красным андалусийским вином. Вино казалось ему прекрасным, да и ужин, хоть и был простым, после всех лишений, выпавших на долю капитана, казался настоящим пиршеством. Хосе считал, что хозяин таверны удружил на славу.

И так поджарый от природы, Хосе сильно похудел и осунулся за этот рейд. Теперь, вместо своих честных сорока лет, он выглядел на все пятьдесят, а то и шестьдесят. Глубокие, обветренные походной жизнью морщины и тёмные мешки под глазами от хронического недосыпания делали его возраст абсолютно неопределённым. Только заглянув ему в глаза, можно было понять, что капитан ещё молод. Но его фанатизм и стремление выполнить задание любой ценой сжигали его, словно костёр на ветру.

Больше месяца он жил кочевой жизнью, преодолев, во многом пешком, расстояние от Севильи до Картахены. Теперь, на захваченных грузовиках, он уже вторую неделю упорно двигался обратно навстречу фронту.

Ему несказанно повезло: его самая маленькая и самая слабая группа сумела захватить караван с золотом у республиканцев.

Однако всё прошло далеко не гладко. Во время нападения двое из его людей погибли от рук оказавшегося в машине англичанина. Одну из машин у его группы отбили и угнали. В итоге у него осталось всего четыре человека на три машины, и периодически капитану самому приходилось садиться за руль советского грузовика.

* * *

Одна из машин вышла из строя, буквально отъехав пару километров от места засады.

Вспоминая этот день, капитан Хосе Гарсия кривился и нервно дёргал щекой.

Рассвет наступил слишком быстро, словно ночная тьма пыталась укрыть их, но передумала в самый неподходящий момент. Машины ползли по извилистой горной дороге, надсадно ревя двигателями. Грузовик, шедший третьим, внезапно начал кашлять, захлёбываться и, наконец, окончательно заглох.

— Проклятая железка! — выругался капитан Хосе, вылезая из кабины своего грузовика. Он направился к остановившейся машине, за ним последовал сержант Рамиро.