Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая (СИ) - Хренов Алексей. Страница 8

Кузьмич, сидя на деревянном ящике, задумчиво ковырял в зубах спичкой.

— А ты что предлагаешь? Песни с громкоговорителя петь будем?

Лёха радостно улыбнулся, его глаза хитро заблестели. Он вспомнил историю родоначальника всех попаданцев товарища Лисова с его «папалмом».

— Не совсем. Сейчас мы добавим огонька к нашему агитационному шоу!

«Чего там думать — коктейль Молотова! Бензин пополам с керосином, немного гудрона для вязкости. Ну, может, чуть хуже будет гореть. Пофиг! Отсутствие точности боеголовки компенсируется её мощностью! Бензин и керосин пополам, гудрон процентов двадцать. А ещё бы белого фосфора с магнием для самоподжога!» — размышлял он, потешаясь над собой. Энтузиазма ему было не занимать, но наш приятель, к сожалению, был ни разу не химик.

Кузьмич нахмурился, слушая такие «химические» экзерсисы, но встревать не решился. Лёха же вцепился в свою мысль. Через час он раздобыл всё необходимое: канистру бензина, ведро с керосином, старый гудрон и ещё одно пустое металлическое ведро. Размешивая смертоносную смесь, он бормотал себе под нос:

— Ну что, товарищи мятежники, прочувствуйте, что значит настоящий советский привет!

Проходящий мимо механик спокойно поинтересовался:

— Cócteles incendiarios? Зажигательные коктейли?

Лёха чуть не уронил палку, которой старательно размешивал содержимое ведра.

Из разговора выяснилось, что подобные методы воздействия на врага давно не являются «прогрессорством» и активно применяются испанцами. И хотя их чаще используют мятежники, против советских танков Т-26, республиканцы тоже не отказывались поджечь таким коктейлем итальянские и немецкие танкетки.

Через полчаса весь аэродром был в курсе происходящего и активно суетился, стараясь помочь этим русским придумщикам.

Вокруг самолёта носилось до двадцати–тридцати человек помощников, со свалки притащили несколько штук старых топливных баков с разбитых самолётов, часть волонтёров размешивали состав, кто-то делал проводку для сброса, а энтузиасты уже мудрили с запалом.

Появился командир местных химиков, судя по энтузиазму, впервые за всю войну разбуженный по прямому предназначению.

Методом объяснения на пальцах Лёха показал, что в большой бак хочет закачать какой-нибудь взрывающийся газ, сбросить в траншеи и потом подорвать. Химик пришёл в восторг и унёсся готовить очередную дрянь франкистам.

К вечеру маленькая «Моль» обзавелась парой не очень больших баков под крыльями, заполненных зажигательной смесью, и баком побольше — килограмм на пятьдесят–семьдесят, подвешенным под фюзеляжем, куда химики закачали какой-то исключительно сомнительный газ.

На вопрос что внутри, попахивающий испанский химик гордо ответил гордо: — Мерда!

— Ну дерьмо, так дерьмо, главное что бы взрывалось нормально, — флегматично пожал плечами уже уставший удивляться разным чудесам Кузьмич.

К каждому баку была прицеплена небольшая бомбочка весом килограмм на десять–двенадцать и пара подозрительных ампул с ещё более подозрительным содержимым. По утверждению местных изобретателей, сначала должна рвануть бомба, разбрасывая содержимое баков по окрестностям, а потом ампулы подожгут всё это безобразие.

Кузьмичу в передней кабине нагрузили буквально на колени три пачки листовок.

Лёха занял место в задней кабине, привстал и важно помахал собравшимся.

— Наступила ночь, и в стране дураков начался рабочий день! — продекларировал он и поехал на старт.

— Лёша, ты точно уверен, что мы сами не сгорим на этих адских устройствах? — спросил Кузьмич, когда они закончили выруливать на старт.

— Уверен? Да нет, конечно! — честно ответил Лёха. — Тебе зачем листовки выдали? Что бы не только листовками попу вытирал! Главное! Революцию делал с чистыми руками!

26 сентября 1936 года. Линия фронта, километров 80 от Мадрида.

Через сорок минут они дотарахтели до линии фронта. Сделав пару разворотов по команде Кузьмича, Лёха взглянул на будильник на своей руке: час ночи. Внизу и справа по курсу зажглась пара тусклых огоньков. Политработник всё же оказался не таким уж бесполезным. Кузьмич быстро сориентировался и начал командовать Лёхе, как строить заход на позиции мятежников.

Выровняв самолёт на двухстах метрах над землёй, Лёха старался вести машину по прямой.

— Темно, как у лица чёрной национальности в заднем проходе", — почему то политкорректно подумал Лёха.

Через тридцать секунд Кузьмич дёрнул за трос. Оба зажигательных бака со скрежетом отцепились от самолёта и исчезли в темноте.

Спустя шесть-семь секунд внизу раздались два почти синхронных «бабаха», и сразу вспыхнул яркий пожар. Видимо, бомбы всё таки сработали, что увеличило площадь поражения.

С земли во все стороны посыпались выстрелы, в небе мелькнули огненные очереди.

— Ох ты ж… — только и выдавил Лёха, поняв, что одной пули достаточно, чтобы их самолёт превратился в пылающий метеор. Он рефлекторно сплюнул через плечо:

— Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Сделав новый заход и ориентируясь уже на пожар внизу, Лёха снова вывел самолёт на боевой курс. Теперь были видны траншеи, ходы сообщения и блиндажи.

— Три, два, один, сброс! — скомандовал Кузьмич.

Большой бак со всей навешанной на него дрянью исчез в ночной мгле. Через несколько секунд снизу раздался мощный взрыв. Самолёт качнуло, и Лёха положил его на крыло, чтобы разглядеть происходящее внизу. Языки пламени расползлись по земле, формируя огромное горящее облако.

— Зачётная сарделька поджаривается! — крикнул Лёха, не удержавшись от ассоциации.

— Вот это врезали! — прокричал Кузьмич, придерживаясь за борт кабины, перегнувшись и рассматривая творящееся внизу безобразие.

Затем Кузьмич схватил первую пачку листовок и начал высыпать за их борт, ночной воздух радостно подхватил передачку. Белые листы, словно стая бабочек, кружа, падали прямо на траншеи.

Пара листков облепили лицо не в меру любопытствующего Лёхи, напрочь перекрыв ему обзор. Одной рукой держа ручку управления, Лёха судорожно старался отцепить агитационную дрянь со своего лица. Самолётик начал выплясывать странный, дерганый танец. Наконец Лёхе удалось отлепить листовку и помятая агитка унеслась за хвост аэроплана.

«А где Кузьмич⁈» — удивился Лёха, разглядывая пустую кабину перед собой. — Вытел за борт? — в ужасе подумал Лёха. Тут не его счастье из недр передней кабины начала выползать голова Кузьмича, ругаясь на чём свет стоит и грозы Лёхе кулаком. Штурман начал высыпать за борт вторую партию и Лёха шустро спрятался за козырьком на всякий случай.

Снизу доносились крики ужаса, иногда звучала заполошная стрельба. В свете пожара Лёха заметил, как в траншеях началась паника. Люди метались, бросая оружие и пытаясь укрыться от огненного дождя.

— Вот это я понимаю, агитация! — крикнул Лёха, перекрикивая рёв мотора.

— Лёша! У нас одна бомба не сошла! — раздался голос Кузьмича в переговорной трубе.

— Кузьмич, я развернусь вглубь территории мятежников. Ты дёргай по трос команде, а я заложу несколько виражей покруче, потрясу самолёт, — отозвался Лёха, направляя машину в глубину захваченной территории.

Заметив слабое свечение впереди справа, Лёха скорректировал траекторию и начал резко маневрировать. Внизу стали видны слабо освещенные какие то ангары, несколько машин и стоящие ящики. Кабину самолётика заполнил шум, тросик сбрасывателя глухо скрипел, пока Кузьмич что-то с ним делал. Наконец что-то щёлкнуло, и маленькая бомба улетела вниз, к едва заметным огонькам.

Внизу раздался глухой взрыв, следом что-то вспыхнуло, и через мгновение прогремел оглушительный удар невероятной силы.

Самолёт дёрнуло вверх, хвост задрало так, что Лёха с трудом удержал машину от переворота. Кабина тут же наполнилась резким запахом горелого пороха и нагретого металла. Лёха изо всех сил тянул ручку на себя, борясь с сопротивлением, стараясь вывести самолётик из пикирования. Земля стремительно летела навстречу перед его глазами, будто он оказался внутри гигантского калейдоскопа.