Чёрная сабля (ЛП) - Комуда Яцек. Страница 24
– Вроде пусто... – пробормотал шляхтич. Он остановил коня в шаге от едва заметной, заросшей бурьяном ямы. Прищурился и тут различил среди сорняков что-то белое. Спешился, наклонился над ямой, держа поводья в руке, а затем нашарил и поднял длинную берцовую кость. Поднёс к глазам – вроде тёмные пятна виднеются. Кровь... Только чья – человечья али звериная? Не разобрать в такой темени. Вдруг он замер. Что-то его насторожило в этой кости. Сломана она как-то чудно. Так-так... Давным-давно он видел, как палачи выбрасывали из старого колодца под виселицей останки казнённых. Там тоже были эдак расколотые кости – остатки голеней бедолаг, которых колесовали.
Он отшвырнул кость. Пошарил среди останков и вдруг пальцы нащупали какую-то железку. Поднёс к глазам – шляхетский перстень-печатка. Даже и не пытался герб разглядеть – куда там в такой темнотище.
– Ну что там, пан? – подал голос Савилла.
Дыдыньский вскочил в седло. Развернул коня к дороге.
– Кости, – буркнул он. – А чьи – хрен разберёшь. Темно, как у чёрта в заднице. Ещё перстень нашёл. Вроде шляхетский. Поехали отсюда, Савилла.
2. Корчма на болотах
Лес вскоре закончился. Перед Дыдыньским и Савиллой внезапно открылось обширное пустое пространство – обычное поле, заросшее сорняками. Дождь и не думал прекращаться – наоборот, морось сменилась ливнем. Вокруг почти ничего не было видно. Дыдыньский подумал, что неплохо бы найти поблизости какую-нибудь корчму.
И словно по волшебству, корчма оказалась неподалёку. Вскоре молодой шляхтич заметил где-то в поле слабый жёлтый огонёк. Он тут же пришпорил коня, и вскоре они с Савиллой оказались перед мрачным строением под соломенной крышей. Таких постоялых дворов было мало на Червонной Руси, откуда был родом Дыдыньский. Там корчмы – большие, с просторными навесами – выглядели куда презентабельнее, чем иной шляхетский двор в Мазовии. В темноте Дыдыньский едва разглядел выцветшую вывеску. Корчма называлась «Под Весёлым Висельником». Название, мягко говоря, не внушало оптимизма, но выбора не было. Он спешился и принялся колотить кулаком в окованные железом ворота.
– Кого там черти принесли?! – раздался изнутри грубый, неприятный голос. – Кто там?
– Гости!
– Какие ещё гости?
– Благородного происхождения, хозяин!
Через мгновение дверь слегка приоткрылась. В щели блеснул свет, и пан Яцек увидел чёрное, расширяющееся воронкой дуло мушкетона.
– Позаботься о наших конях, любезный! – буркнул он, несколько опешив от такого «гостеприимства». В щели над дулом маячило бородатое, мрачное лицо хозяина заведения.
– Сколько вас?
– Двое.
Дверь распахнулась шире, и Дыдыньский обомлел. Корчмарь возвышался над ним на добрые две головы. Широкий в плечах, словно медведь, он напоминал настоящую гору мышц. Глядя на трактирщика, Дыдыньский понял, зачем изобрели тяжёлые мушкеты и короткие ружья для пехоты. Хотя, пожалуй, с этим человеком справился бы разве что фальконет, заряженный доброй картечью. Могучее брюхо трактирщика смахивало на пивную бочку. Обтягивающий его фартук был заляпан чем-то подозрительно напоминающим кровь. От трактирщика исходила такая зловещая аура, что Дыдыньскому почудилось, будто его обдало ледяным холодом.
– Ясек, займись конями... господ! – хозяин произнёс последнее слово с явной издёвкой, хотя, может, Дыдыньскому просто показалось.
– Э-э... Э-э... – раздалось сзади. Мимо корчмаря протиснулся хромой подросток с длинными чёрными волосами. – Э-э...
– А благородных господ прошу внутрь!
Дыдыньский передал поводья слуге. Корчмарь отступил в сторону, пропустил его в сени и указал на открытую дверь. Дыдыньский вошёл в мрачную комнату, освещённую тусклым светом светильника. Сразу бросилась в глаза царящая здесь запущенность. Столы и стойку покрывал толстый слой пыли, по углам свисала паутина. Посуда на прилавке покрылась грязным налётом. Они обменялись с казаком красноречивыми взглядами. Эта корчма с первого взгляда вызывала отвращение. Но за окном лил проливной дождь, а в трубе завывал ветер. В конце концов, он всё же предпочёл эту дыру ночёвке в чистом поле.
– Эй, трактирщик! Подай-ка нам мёду да чего-нибудь пожевать! – буркнул пан Яцек. – Да пошевеливайся, чёрт побери!
– Мёду? Могу и что-нибудь покрепче организовать...
– Ну тогда тащи горилку. Живо согреемся!
– Какую изволите, сударь? – произнёс корчмарь таким зловещим тоном, что Дыдыньский невольно поёжился. – У меня разные сорта имеются...
– И какие же?
– Висельная, колёсная, костяная, черепная, кандальная и палёная. Все по моим фирменным рецептам!
– Хм... Что-то многовато, – озадаченно протянул Савилла. – А что чувствуешь после этой, как её... висельной?
– Каждого над землёй вздёрнет, болтаться начнёшь.
– А колёсная?
– Так переломает, что и дружки домой не дотащат.
– Ну а костяная? – поинтересовался Дыдыньский. – Может, это та чёрная жижа, что из-под земли возле Кросно добывают? Мужики ею оси телег мажут, а бывает, что и пьют. Только от неё загнуться недолго.
– Такая забористая, что от человека одни кости остаются. В Кракове её некромантской кличут. А от черепной у многих башка трещала похлеще, чем с плахи слетевшая.
– Кандальная?
– Эта, – корчмарь слегка усмехнулся, но как-то жутковато, – эта в моей корчме навеки всякого оставит...
Дыдыньский промолчал. Но эти слова ему ой как не понравились.
– Ладно, неси костяную, трактирщик. Хоть кости нам согреет. И мёду к ней.
– Сию минуту!
Корчмарь развернулся и скрылся за дверью. Савилла склонился к уху своего господина.
– Ох, не нравится мне это... – прошептал он. – Этот тип, похоже, тёмная личность...
Дыдыньский кивнул. Толстый трактирщик вновь появился, на сей раз неся под мышкой жбан мёда, а в руке – бурдюк с горилкой. Он поставил на стол две чарки и два стакана, а затем наполнил их.
Они выпили. Горилка оказалась забористой. Она обжигала нёбо. Трудно было понять, подмешано ли в неё что-то. Что-то такое, от чего, как вдруг подумал Дыдыньский, и впрямь от человека одни кости остаются. Кости, зарытые в яме посреди леса...
– Пейте, пейте, господа! – подбадривал шинкарь. Дыдыньский осторожно отведал мёда и замер. В крепком двойняке он учуял какую-то примесь. Вроде корешков или ещё какой-то приправы. Он отставил недопитый стакан. Посмотрел на корчмаря. Тот стоял неподвижно, уставившись на пьющих. Загораживал путь к двери. Дыдыньский пожалел, что оставил пистоль при седле. При себе у него была только сабля. «Трактирщик-то жирный, – подумал он, – небось, неповоротливый... Может, кинжалом?» Однако он опасался, что в случае заварушки холодное оружие может оказаться бесполезным. В конце концов, какой удар нужно нанести, чтобы пробиться через такую тушу жира и мяса?
Он многозначительно подмигнул Савилле. Казак понял намёк, не допил мёд. Увидев это, корчмарь беспокойно заёрзал. Неужто в мёде и впрямь что-то было? Дыдыньский решил не рисковать.
– Давай теперь жратву, хозяин. Что у тебя там на огне?
– Кролик по-палачески, капуста обычная, капуста рубленая с мясом, кролик потрошёный с кашей, колбаса... белая как скелет и колбаса обычная, дичь, ну и дичь по-палачески.
– Эка невидаль?! – удивился Дыдыньский. – Тащи-ка нам этого кролика по-палачески...
Корчмарь неторопливо удалился на кухню. Молодой шляхтич глянул на слугу-казака.
– Держи ухо востро, Савилла. Что-то неладное тут творится.
– Кровь на полу, пан. Гляньте! – прошептал тот в ответ.
Дыдыньский пристальнее вгляделся в пыльные, растрескавшиеся доски. И верно, от стола, за которым они сидели, тянулась к двери цепочка едва заметных бурых пятнышек. Будто там волокли кого-то истекающего кровью. Пан Яцек снова вспомнил о костях, которые они нашли в яме на поляне. Эта корчма ему определённо разонравилась.
– Э-э-э... Э-э-э...
Вошёл Ясек, неся блюдо с жарким. Кролик по-палачески выглядел вполне обычно – зажаренный на вертеле. Однако голову отрубили от туловища и положили чуть поодаль. Дыдыньский попробовал мясо. Оно оказалось отменным, щедро приправленным шафраном и пряностями.