Атлантида. Страница 22

И, видя, что рыдания Атлантис усилились, он добавил:

— Мы должны подчиняться неизбежному, дитя мое! Постараемся же не смущать напрасными воплями последний великий час, когда мы должны бросить взгляд на наше прошлое и приготовиться к переходу в другую жизнь.

— Но это не последний ваш час, благородный Харикл, — энергично воскликнул Рене. — С минуты на минуту я ожидаю прибытия сюда моего друга, искусного в исцелении разных болезней, он наверное поможет вам. Не говорите о смерти, Харикл! Будем надеяться, что наши заботы и любовь вдохнут в вас желание жить. Я никогда не знал своего отца; будьте же им для меня и забудьте ваши грустные мысли!

— Напрасно было бы убаюкивать себя этими иллюзиями! — с твердостью возразил старик. — Я чувствую над собой веяние смерти, и все искусство твоего друга не в состоянии спасти от нее; он, может быть, отдалит только на некоторое время мою кончину. Я хочу воспользоваться этими последними минутами, чтобы исправить совершенное мною при жизни зло и устроить будущее Атлантис.

Харикл замолчал, видимо, утомленный длинной речью. Атлантис все так же стояла на коленях и держала руку отца, обливаясь тихими слезами. Рене стоял около и ожидал, когда больной соберется с силами и выразит яснее свою мысль. Молодой человек чувствовал, что приближается решительная минута, недаром Харикл сказал своей дочери знаменательные слова: «Уходя отсюда, следуй за этим великодушным чужестранцем!»

В качестве кого же, как не невесты, могла она последовать за ним? Очевидно, умирающий поручит ему Атлантис, для которой Рене должен заменить и родину, и родных.

По правде сказать, такая быстрая развязка превзошла все ожидания Рене. Отправляясь в свое подводное путешествие, он, без сомнения, рассчитывал добиться любви старика и красавицы и прийти постепенно к тому же событию, на пороге которого он стоял в настоящую минуту, но все же оно являлось для него неожиданностью, сопряженной с некоторыми затруднениями.

Мысли Рене невольно обратились к нежно любимой им матери, ему припомнились ее планы на его женитьбу и ее взгляды на жизнь, вследствие которых она наверно отказалась бы принять такую невестку, как Атлантис. Без сомнения, молодой человек надеялся победить со временем это предубеждение и добиться добровольного согласия матери на его брак с морской красавицей, но болезнь Харикла изменяла все его планы. Оставалось только набраться мужества и терпения подчиниться обстоятельствам и приготовиться отразить все нападки, которые ожидают, вероятно, его бедную невесту.

Пока все эти соображения проносились в голове Рене, больной собрался с силами и, видимо, готовился возобновить прерванный разговор. Его прекрасное лицо выражало великодушную решимость, так как он собирался дать своему юному другу высшее доказательство своего доверия к нему, вручить ему бесценный дар — свою дочь! Как был бы поражен бедный старик, если бы мог догадаться о чувствах, волновавших в эту минуту душу его избранника!

— Молодой человек, — проговорил Харикл торжественным голосом, — приблизься!

Он взял руку Рене и вложил в нее руку Атлантис.

— Вручаю тебе ее; вы достойны друг друга. Ты великодушен и силен; ум светится на твоем челе, а храбрость в твоих очах. Ты отдал свое сердце моей дочери, старайся же всегда сохранить его для нее. Будь ей отцом и супругом; она сторицей вознаградит тебя за все, что ты для нее сделаешь!

— Харикл! — отвечал Рене твердым голосом, — принимаю с благодарностью и любовью великий дар, который вы мне вручаете. Да продлится ваша жизнь, но если нам суждено расстаться, будьте спокойны за вашу дочь. Моя жизнь принадлежит ей всецело, и я сделаю все для ее счастья.

Молодая девушка слушала молчаливо этот разговор, решавший ее участь, но ее глаза выражали радость и доверие. Так же, как и отец, она не имела понятия о светских условиях и о тех затруднениях, которые могли быть вызваны ее браком с Рене.

Соображения о приданом, свадебной корзине и других подобных мелочах жизни не приходили, конечно, ей в голову, так как были ей совершенно неизвестны. Для нее на свете существовали только три существа: отец, Рене и она, и остальной мир не имел пока для нее никакого значения.

— Дорогое дитя мое! — продолжал Харикл еще ясным, но ослабевшим голосом, — тот, кого я с этих пор называю своим сыном, рассказал мне, что у них принято, чтобы отец, отдавая свою дочь замуж, руководствовался ее собственным выбором. Этот обычай удивляет меня, но, ввиду твоего будущего счастья, я подчиняюсь ему. Скажи же, с каким сердцем ты принимаешь выбранного мной тебе супруга?

— Мое сердце ликует, — не колеблясь ответила молодая девушка, — и благословляет тебя, отец. Я уверена, что среди всех выбрала бы именно того, с кем ты меня соединяешь. Я говорю это для вас, Рене, — добавила она, обращаясь к жениху, — с той целью, чтобы вы не думали, что мой выбор является следствием случайности. Правда, я никогда никого не видала, но мой отец прекраснейший из людей, а сравнение с ним не уронило вас в моих глазах, следовательно, вы действительно выше других людей. Да, кроме того, Рене, теперь, когда мы соединены навеки, уже не может быть вопроса о наших взаимных достоинствах. Мир остальных людей не существует больше для нас; мы принадлежим всецело только друг другу!

— Дочь моя! — проговорил Харикл, — сама мудрость говорит твоими устами. Но точно ли, сын мой, это дитя отгадало твои сокровенные мысли?

— Да! — отвечал Рене, восхищенный словами своей невесты, — действительно, подобные опасения не раз тревожили меня. Красота Атлантис и мое собственное ничтожество служили тому причиной, но теперь все мои опасения кончены навсегда. Благословляю тебя, Харикл, за то счастье, которое ты вручил мне в лице твоей дочери, прекраснейшей из всех девушек, живущих на земле!

— А я благословляю богов за ниспосланную мне счастливую кончину, — проговорил старик, — и молю к послать вам долгие и счастливые дни! Однако я забыл о материальных вопросах, а силы мои все уходят. Слушайте же, дети, мои последние наставления.

Больной замолчал, видимо, собираясь с силами; затем едва слышным голосом продолжал:

— Мне не нужно другой могилы, кроме этого ложа, на котором я умираю и где испустили дух все мои предки…

— Сын мой, Рене, я тебя прошу принять ради твоей жены драгоценности, которые ты найдешь в сундуке из слоновой кости, стоящем у меня в изголовье. Они составляют приданое, достойное дочери атлантов, и могут быть без труда увезены отсюда. Я желаю, чтобы вы уехали немедленно после моей смерти!

Голос Харикла так ослаб, что Рене и Атлантис едва могли расслышать, что он говорил. Однако он продолжал с усилием:

— Мне остается вам указать…

Но слова замерли на его устах, лицо подернулось мертвенной бледностью и стало совершенно неподвижно.

Атлантис, с отчаянием склонившаяся над отцом, старалась отыскать своей дрожащей рукой его сердце. Рене схватил зеркало и поднес его к бледным губам старика.

— Он дышит! — воскликнул он. — Посмотрите, как затуманилось зеркало! Не будем же отчаиваться! Мой друг спасет его!

ГЛАВА XVIII. Первый звон

Но несмотря на все усилия, употребляемые Рене и Атлантис, им не удалось вывести Харикла из его бессознательного состояния. Им оставалось одно утешение — сознавать, что он жив, что в этом сне, похожем на смерть, он, может быть, почерпнет новые силы и здоровье. Кроме того, они помнили наставление Харикла не предаваться отчаянию, а их личное счастье было настолько велико, что заставляло временами забывать о грустной действительности. Они не отходили от больного, сменяя друг друга около него для принятия пищи и короткого сна; остальное время они проводили вместе в бесконечных разговорах, которые соединяли их все теснее и теснее.

Прошло между тем уже семь дней со времени отъезда Кермадека. Рене не сомневался, что матрос прекрасно исполнит свою миссию и возвратится вместе с Патрисом, на преданность которого Рене мог вполне рассчитывать. Весь вопрос заключался только во времени их прибытия, которое могло быть задержано разными непредвиденными обстоятельствами. Рене был оптимистом по натуре, и его вера в собственные силы действовала гипнотически на окружающих, которые никогда не могли противиться его желанию.