Атлантида. Страница 26

Он взял руку Атлантис. Рене, Патрис и Елена окружали мадам Каудаль с умоляющим видом, а Атлантис смотрела на нее с бесконечной тоской и беспокойством; наконец, последний взгляд, брошенный мадам Каудаль на красное от досады лицо Монте-Кристо, решил дело в пользу влюбленных. Она решительно поднялась со своего места и, подойдя к больному, соединила руки сына и Атлантис.

Все происшедшее так взволновало бедную женщину, что она не могла удержаться от слез, но Атлантис бросилась к ней с таким выражением любви и благодарности, что последние ее сомнения рассеялись.

— Что же делать? — проговорила мадам Каудаль, — приходится отказаться от своей мечты. Этот брак мне кажется каким-то недоразумением, но, во всяком случае, невеста очаровательна, и когда она оденет одно из платьев Елены, то во всем Лориане не найдется ни одной девушки, которая годилась бы ей в подметки. В конце концов, думаю, что ее отец прав, и она действительно прелестная девушка, особенно когда немного приобщится к культуре…

— Приобщится к культуре?! — воскликнул с негодованием Рене. — Да разве вы не видите, мама, что это богиня, гомеровская царевна…

— Может быть и так! — несколько обиженно возразила мадам Каудаль. — Во всяком случае, тебе не в чем меня упрекать, так как я дала свое согласие. Согласись, во всяком случае, что у нее несколько странные манеры, и она произведет довольно необыкновенное впечатление в обществе…

Рене собирался ответить довольно резко, но тут вмешался Патрис и несколькими благоразумными словами успокоил своего друга и водворил мир. Мадам Каудаль уселась рядом с Атлантис, чтобы познакомиться с ее познаниями во французском языке.

Понятливость и прилежание молодой гречанки восхитили ее и внушили надежду сделать ее в короткий срок вполне цивилизованной.

Монте-Кристо, крайне оскорбленный своей неудачей, держался в стороне от остального общества, а Сакрипанти куда-то удалился вместе с Кермадеком.

Вдруг дверь с шумом распахнулась и на пороге показался Сакрипанти, но совершенно неузнаваемый: глаза его дико блуждали, волосы были растрепаны…

— Боже мой! Пожар! — воскликнула мадам Каудаль, совершенно забыв о том, где она находится.

— Что такое? Что случилось? — послышалось со всех сторон.

В продолжение нескольких минут Сакрипанти не мог произнести ни слова: он то хватался рукой за голову, то указывал по направлению к выходу, представляя собой олицетворение ужаса.

— Ну, наконец, что же такое случилось? — воскликнул Рене, бросаясь к нему и тряся изо всех сил, чтобы привести в сознание. — Говорите же!

— Там, там! — произнес наконец капитан сдавленным голосом. — Дверь открылась!

— Какая дверь?

— Невозможно ее закрыть! Мы навсегда заперты здесь! О, горе мне! Зачем я дожил до этого дня! Моя карьера погибла навсегда!

— Заперты здесь, потому что открылась какая-то дверь! Вот это странно! — проговорила мадам Каудаль с удивлением.

— Что он такое несет? — воскликнул Патрис — Не рехнулся ли он? Граф, вы понимаете, что он говорит?

— Не особенно, — отвечал Монте-Кристо с беспокойством. — Во всяком случае, он вне себя!

Наконец с помощью вопросов выяснилась причина ужаса Сакрипанти. Отправившись прогуляться, он дошел до входа, через который они проникли внутрь подводного жилища. Там он застал Кермадека, сыпавшего самыми отборными проклятиями.

Честный малый имел на то полное основание: Монте-Кристо и Сакрипанти оставили свое судно рядом с «Титанией», которая находилась как раз напротив входа в нижнюю комнату. Их судно налегло на борт «Титании», которая в свою очередь наклонилась и легла всем корпусом на открывшуюся дверь и загородила совершенно вход. Вследствие громадного веса судна являлось невозможным сдвинуть его с места и закрыть дверь, чтобы впустить воду, могущую поднять его.

Таким образом Сакрипанти оказался прав! Эта открытая дверь грозила на всю жизнь удержать их в плену.

Невозможно описать ужас, охвативший всех присутствующих при этом известии. Все бросились к комнате, служившей пристанью для судов, чтобы лично убедиться в постигшем их несчастье.

Последняя надежда исчезла, только чудо могло освободить их! В первую минуту на всех напало какое-то оцепенение, но скоро к мужчинам вернулось присутствие духа. Рене, Патрис и Кермадек немедленно начали придумывать способы поправить беду, а мадам Каудаль, крепко обняла Елену, которая старалась скрыть свой ужас, как бы собиралась защитить ее от невидимого врага.

Монте-Кристо по обыкновению предавался шумному изъявлению своего отчаяния, осыпая упреками Сакрипанти за его глупую неосторожность, послужившую причиной такого непоправимого бедствия.

ГЛАВА XX. Пленники моря

Жалобные вопли Сакрипанти возбудили любопытство Атлантис, но когда ей объяснили причину всеобщего отчаяния, она осталась совершенно спокойна.

— Не все ли это равно? — сказала она. — Все близкие Рене здесь, чего же ему еще желать или бояться? Разве мы несчастливы в этом подводном жилище? Я согласна остаться здесь навсегда и продолжить историю моих предков атлантов. Харикл научит вас искусству возделывать здешнюю почву и сообщит все тайны здешней жизни. Говорят, что Феб с тех пор, как я живу на свете, уже семнадцать раз обошел вокруг земли, но я оставалась совершенно равнодушной ко всему, что творится в надводном мире. Правда, у меня проснулось желание увидеть людей, но теперь это желание вполне удовлетворено. Я приобрела семью, которую уже люблю, как свою родную. Подчинимся же нашей участи и будем жить здесь, поверьте моей опытности, вы не будете несчастны.

— Великий Боже! — воскликнула мадам Каудаль, когда поняла смысл слов молодой девушки. — Эта девочка потеряла рассудок! Неужели она думает, что на склоне дней я могу обратиться в какую-то нереиду или сирену? Что будет с Еленой в этой ужасной темнице? Нет, надо во что бы то ни стало выбраться отсюда, хотя бы вплавь. Я никогда не прощу графу, что по его вине мы погребены в этой ужасной пропасти, куда имели глупость забраться. Такое положение ужасно! Можно сойти с ума!

— Дорогая тетя! — говорила Елена, испуганная нервным состоянием своей приемной матери. — В нашем несчастье есть все-таки большое утешение: мы все вместе. Вспомните наше отчаяние, когда не было известий от Рене! Какая разница с нашим теперешним положением. Лучше оставаться здесь всю жизнь…

— Благодарю покорно! — с живостью воскликнула мадам Каудаль. — Остаться здесь всю жизнь! Приятная перспектива, нечего сказать! Мне даже начинает казаться, что здесь нечем дышать. Положительно я задыхаюсь. Вы не находите?

— Уверяю вас, что это просто ваше воображение! — заметил Патрис. — Воздух здесь прекрасный, здоровый! Я только что осмотрел приборы с кислородом и нашел их идеальными.

— Пожалуйста, Патрис, избавьте меня от рассказов о приборах для кислорода и о всей чертовщине, которой мы здесь окружены! — воскликнула мадам Каудаль, теряя последнее терпение. — Я не могу спокойно вспомнить о настоящем, чистом воздухе, которым дышала в своем милом садике. А мой бедный дом! Воображаю, в каком все беспорядке! Я думаю, Жанета совсем не вытирает пыль или делает это только для виду. О, вся прислуга одинакова!

— А между тем, тетя, вы сами часто повторяли, что Жанета — золото! — возразила Елена, обрадованная, что хозяйственные заботы отвлекли мадам Каудаль на некоторое время от печальной действительности.

— Да, при мне она — золото, но хотела бы я знать, что она делает, когда ее барыня отправилась на сотни метров в подводные глубины. Счастье, что знакомые не знают, где я нахожусь. Что бы сказали мадам Дефиль или мадам Кальвер?!

— Воображаю, как бы у них вытянулись физиономии! — засмеялась Елена своим звучным, серебристым смехом. — Мадам Кальвер всегда говорит про рассказы всех путешественников: «Не любо — не слушай, а врать не мешай». Это я не раз слышала от нее; а если бы ей порассказали наши приключения, то она имела бы полное право усомниться в их достоверности.