Наследство - Майкл Джудит. Страница 138

— Да. Вот мы и у ресторана «Эскаргот», неплохо бы перекусить. Ты как?

— Отлично. Я проголодалась и хочу немного посидеть.

— Итак, двое «за».

Ресторан был построен в 1832 году. Лора, запрокинув голову, с восхищением рассматривала искусную роспись потолка, в то время как Джинни на французском языке с техасским акцентом беседовала с официанткой. В одном из огромных зеркал, установленных в зале, она увидела себя и Джинни, словно они были изображены на картине: две американки, одинаково одетые в отлично пошитые шерстяные костюмы и шелковые блузки, модельные кожаные туфли, с элегантными сумками на плече. Они выглядели преуспевающими, тщательно одетыми, уверенными в себе, однако прежде всего Лоре бросилась в глаза любовь, сквозившая в отношениях между ними. Джинни оставила попытки проявлять о ней материнскую заботу, в результате они стали еще большими подругами; им было хорошо и приятно вдвоем.

«И я очень удачлива», — подумала она, в то время как Джинни, заказав блюда, повернулась к ней, переходя на английский язык с техасским акцентом.

— Итак, на чем мы остановились?

— Я говорила о признательности за все, что ты для меня сделала.

— Да. Скажу, что и я весьма благодарна тебе. Мне нравится показывать Париж, потому что при этом я испытываю ощущение, будто это мой город, но больше всего мне нравится помогать тебе потому, что ты умеешь выражать признательность, не перебарщивая. У меня всегда было больше денег, чем я знала, на что их потратить, даже до того, как я отправила Вилли в чистилище, ничтожная месть за все перенесенные унижения, но мы пользуемся тем оружием, которым располагаем — и я заметила, что когда у людей много денег, то другие склонны быть необычайно им признательными даже за самые элементарные вещи. Они не могут остановиться и твердят «спасибо», что ты сделала их жизнь стоящей, или что ты почт святая. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять простую истину: в действительности им нужно еще твоих денег и твоего внимания, поэтому они и продолжают возлагать на тебя надежды, чтобы ты продолжала одаривать их деньгами. Настоящее дерьмо, и меня просто воротит. Но ты — другое дело; ты говоришь то, что чувствуешь, и не изливаешься в чувствах слишком часто. Вот почему мне так хорошо с тобой. Также могу добавить, что пополняю свое образование. Сколько раз, приезжая в Париж и занимая номер в гостинице, заглядывала я в ниши для белья? Как часто отказывалась я от покупок, чтобы посмотреть на драпировочные ткани? Да никогда. А обеды в трехзвездочных ресторанах? Размышления о новых меню, которые можно готовить дома… Ты не прекращала работать всю неделю.

— Да. Но это удовольствие, а не работа. Работа начнется, когда вернусь домой и попытаюсь использовать то, чему научилась.

— Что ж, тогда в этот наш последний день нужно получше поразвлечься. Сегодня обедам в «Ледоене»; там довольно приятно: кругом вельвет и кружева, а блюда бесподобны. Затем концерт джаза в «Нью-Морнинге»; сейчас это одно из модных мест. После ленча центр Помпиду, раз уж мы неподалеку. Конечно, если тебе еще не надоели художественные выставки.

— Нет, программа замечательна. Джинни удовлетворенно кивнула:

— Приятно путешествовать с теми, кто разделяет мои планы. Бывает очень трудно, когда приходится идти на бесконечные компромиссы.

Лора рассмеялась и не сказала, что в следующий приезд в Париж у нее будет собственный распорядок дня и планы. Эта неделя принадлежала Джинни, и она напоминала огромное заказное блюдо, дававшее представление обо всем, что есть в этом славном городе, что она хотела бы попробовать по своему выбору и в свое время. Париж показался ей очень специфичным городом; в нем были смешанные районы, как и у любого другого города, была архитектура, вызывающая раздражение, были трущобы, грязь и нищета, но в отличие от многих других городов присутствовал и замысел: улицы были спланированы так, чтобы давать наилучший обзор ключевым строениям, кварталы и такие обширные ансамбли, как площадь Вогезов, порождали ощущение гармонии и масштаба, открытые пространства были украшены садами, а не обычной городской зеленью. И поскольку Лора слишком много времени провела, контролируя свои эмоции и стараясь привести в порядок свою жизнь, она начала чувствовать себя в Париже, как дома, лишь неделю спустя; она знала, что вернется сюда вновь, скорее всего, одна. Она обнаружила, путешествуя по гостиницам, что не против путешествовать в одиночку. Часто ей не хватало кого-нибудь рядом, кому можно было бы сказать: «О, посмотри, посмотри, как это прекрасно!» Но остальное время она была вполне удовлетворена, что находилась одна и могла изучать мир, как ей того хотелось.

Однако эта поездка в Париж принадлежала целиком Джинни, и после ленча Лора позволила ей повести себя через бесконечные залы центра Помпиду, где у некоторых экспонатов толпилось столько посетителей, что они толкали друг друга локтями, но сам дворец еще более был переполнен собственными коллекциями.

— Как селедки в бочке, — сказала Джинни. — Мне нравится, потому что здесь такой же хаос, как в жизни. Картины, скульптуры, фотографии, кино, телевидение и радио — все перемешано в одном…

— Лора! — прогремел знакомый баритон. — Разрази меня Бог, если это не моя дорогуша в центре Парижа!

Десятки людей обернулись посмотреть, как Бритт Фарлей заключил Лору в объятия, а затем, раскрыв руки, обнял и Джинни.

— Две прекрасные леди в Пари-и-же! Что вы здесь делаете? Как тесен мир, не правда ли? Ну и ну! Вот так удача, вы как раз вовремя! Поверите, внизу идет кинофестиваль документальных фильмов — «Кино реализма». — Он продолжал на ломаном французском: — Большая удача, мы выиграли первый приз! Каково! Ну, по правде говоря, выиграл Поль; я еще не видел этого фильма, но какая разница, он мне уже нравится, раз он победил. Вам тоже понравится; вы как раз вовремя, его будут показывать днем. Не правда ли, чертовски повезло? Вы можете сесть рядом со мной и держать меня за руки, если я разволнуюсь. Пойдемте, вы же не откажетесь, верно?

— Я вообще не могу и слова молвить, — смеясь, произнесла Лора, высвобождаясь из его объятий. Поль здесь. Конечно, он должен быть здесь, это его фильм. Он здесь.

— Не думаю, Бритт…

С того момента в бальном зале она не позволяла себе много думать о Поле. Теперь, когда Фарлей приглашал пойти с ним, ее грызли сомнения. Я не могу его видеть; глупо, что хорошего из этого получится?

— У Джинни другие планы, — сказала она, — извини, но мы действительно не можем.

— Ну что вы! Всего лишь один час — один маленький часик из вашего отдыха. Джинни, скажи ей, что ты идешь.

— Решать Лоре, — ответила Джинни.

— Черт возьми, Лора, сколько раз обо мне будут снимать фильмы? А этот про меня, и я хочу, чтобы ты сидела рядом со мной. Пошли.

Он держал ее за руку. И Лора позволила ему повести себя. «Могу я позволить себе посмотреть фильм? — сказала она самой себе. — Интересно взглянуть, что у него получилось».

Глядя на нее, Джинни приняла решение. Лора рассказывала ей о Поле, не много, но вполне достаточно, чтобы Джинни поняла, какие чувства переживала Лора в этот момент. «Боится идти, — подумала Джинни, — и до смерти хочет».

— А почему бы и нет? — резко проговорила она. — Если мы уйдем отсюда часов в шесть, у нас есть планы насчет обеда.

— Нет, нет, вы обедаете с нами. Я позабочусь об этом. Пошли, пошли. Разрази меня Бог, если это не чертова удача…

Мы, Поль и… кто еще?

— Сумасшедший, — бормотала Джинни, следуя за Бриттом к дверям, ведущим к внешним лифтам, заключенным в стеклянные трубы, чтобы дать возможность находящимся в них пассажирам полюбоваться видом архитектурного ансамбля Маре. — Но похоже, более менее держит себя в руках.

Джинни посмотрела на Лору:

— А как ты? Не останемся, если тебе не захочется.

Я хочу остаться. Я хочу пойти. Черт подери, мир так велик; годами не встречала людей, которых знала в прошлом; почему Поль и я не можем исчезнуть из наших жизней?