Спящая красавица - Майкл Джудит. Страница 38

Итан вспоминал все эти сорок лет, прогуливаясь ранним утром по пустынным улицам Тамарака. Он был тем человеком, который положил начало этому новому городу. И теперь печалился об утрате того маленького пыльного городка, где ничего не происходило и куда никто не приезжал, а владельцы ранчо и стада лосей делили нетронутую землю.

«Погляди вокруг, – подумал Итан, споря с самим собой. – Горы не утратили ни своей красоты, ни своей таинственности, а город красив, как никогда. Все живут в достатке. Все счастливы. Я тоже должен быть счастлив. Я должен быть очень довольным. Мне девяносто лет, и большинство окружающих сказало бы, что у меня есть все. Я должен быть очень счастливым человеком».

Старик повернул, чтобы идти назад. На Главной улице пекарня уже открылась, и группа велосипедистов остановилась позавтракать. Он сел рядом с ними на эстраде, прислушиваясь к их разговору о планах на день, завидуя их юности и уверенности, звучавшей в голосах, силе их челюстей, когда они жевали, небрежности, с которой они принимали как должное свое здоровье, мускулы, гладкую дорогу под колесами. Итан вспомнил то время, когда и он был таким, женатым на Элис, растящим пятерых детей, строящим заводы по правительственному заказу во Вторую мировую войну, потом, в мирное время, вернувшимся к торговым центрам и целым городам, превращающим свою компанию в одну из самых крупных и процветающих в стране.

Все, что он делал в те дни, питало его честолюбие, его сексуальную энергию, его желание работать. Годы прошли, сливаясь в одно веселое пятно успеха и благосостояния, и позднее Итан никак не мог вспомнить точную дату строительства офиса, фабрики или жилых домов, или сколько лет было его детям, когда они делали что-то казавшееся примечательным, или даже день, когда Элис впервые споткнулась и упала, чему, как они подумали, не было никакого объяснения.

Много раз он становился миллионером в эти славные годы, и великолепно провел время, делая свои миллионы. Как некий бог Итан властвовал над миром, создавая формы из пустоты, определяя жизнь людей тем, что создавал дома, в которых они живут, здания, в которых они работают, парки и спортивные площадки, где они отдыхают.

Но при всей своей власти он не смог остановить опухоль, растущую в легких его жены и убивавшую ее; не смог сделать своего сына Чарльза более энергичным и решительным, не мог превратить Винса, своего самого красивого и выдающегося ребенка, в хорошего человека. И он не удержал свою любимую внучку Анну, когда та убежала из дому, не смог вернуть ее ни сейчас, ни двадцать лет тому назад.

Старик смотрел на рогалик и кофе, которые официантка поставила перед ним. Ему не хотелось есть. Когда-то в любое время дня он проглотил бы их с жадностью, рогалик с маслом, крепкий черный кофе и попросил бы еще. Теперь же смотрел на них безо всякого интереса и удивлялся, что случилось с аппетитом, которым гордился так долго.

– Он не кусается, – с улыбкой сказал Лео Кальдер, отодвигая стул напротив Итана. – Никогда не видел, чтобы кто-то смотрел на рогалик с большим подозрением.

– Я ждал, когда он станет выглядеть соблазнительным, – сказал Итан.

От откинулся назад, обрадовавшись, что появился собеседник и что это Лео.

– Я подумал, что надо бы поесть – как раз пора – но мне не хочется.

– Тогда не ешь. Разве ты не достаточно стар, чтобы делать то, что хочешь, несмотря на время дня?

– Девяносто, – задумчиво сказал Итан. – Мне всегда было интересно, как себя чувствуют такие старые люди. Я еще не знаю, не могу определить, как я себя чувствую. Но ясно как день, что мое тело весьма сдало. – он толкнул тарелку через стол. – Съешь это. И поговори со мной. Случилось ли что-нибудь, о чем мне надо знать?

– Все спокойно, у меня нет ни одной проблемы, о которой надо было бы сообщать.

– Тогда ты недостаточно много работаешь. Ты загораешь. Становишься ленивым и снисходительным, что ведет к бедствиям.

Лео засмеялся.

– Ты повторяешь мне, что я на пути к бедствиям с тех пор, как я женился на Гейл. Девять лет черных предсказаний того, что случится, если я не подниму свою задницу и не займусь делом. Я занимался делами. Разве я когда-нибудь подводил тебя? Разве хотя бы раз ты пожалел, что нанял меня управлять «Тамарак Компани»?

– Нет. Но именно поэтому я наступаю тебе на ноги.

Они посмеялись вместе, и какое-то время спокойно сидели на солнышке. Велосипедисты уехали, и другие клиенты заняли их места; официантки сновали взад-вперед по людной террасе. За невысокой каменной стеной по тротуару прогуливались отдыхающие; молодые пары с колясками, семьи, изучающие карты города, мужчины и женщины в шортах цвета хаки и в трикотажных рубашках с рюкзаками за спиной, с флягами для воды, прикрепленными к поясу. По обеим сторонам долины вздымались горы, теплое солнце скользило по их пологим склонам и заполняло городок, как благословение.

Итан вздохнул под влиянием красоты и безмятежности этого места. В результате того, что все было здесь изменено, он еще мог сидеть на террасе кафе солнечным утром в конце июня, в изоляции от суеты остального мира, пользуясь роскошью быть живым в таком месте, в такой день с таким другом, как Лео Кальдер.

Старик наблюдал, как Лео заказывает кофе и еще один рогалик, радуясь ему и его присутствию. Лео был небольшого роста, плотный, с прямыми темными волосами, темными нависшими бровями, твердым подбородком; в нем чувствовалась большая физическая сила. Он был чемпионом по борьбе в колледже, а теперь играл в теннис с боязливым ударом справа, катался на лыжах, проявляя если не изящество, то силу. Его темные глаза заставляли людей смотреть прямо на него, и было почти невозможно солгать, когда тебя пригвождал к месту этот твердый взгляд. Лео знали как человека, которому можно доверять, и Итану всегда было спокойнее, если он был рядом. Четем знал, что никогда делами «Тамарак Компании», с ее обширными владениями в городе и долине, не управляли так хорошо, как с того дня, когда он назначил Лео президентом компании. И это было ему тем приятнее, что Лео муж Гейл, и они были его семьей здесь в Тамараке.

Чарльз рассказывал Итану, что Винс был в ярости, узнав о назначении Лео президентом. Удивительно, подумал Итан, что и через столько лет Винс еще может сердиться, потому что отец принял чужака...

– Вчера вечером нам позвонил Винс, – сказал Лео.

На какое-то мгновение Итаном овладело замешательство. Старик почувствовал головокружение. Его мысли и голос Лео слились в его мозгу, и он не мог разделить их. Он уцепился за стул, чтобы не опрокинуться.

– Итан! – Лео оказался рядом с ним. – Что случилось?

– Не знаю, – Итан сощурился. Головокружение почти прошло. – Тряхнуло малость. Может быть из-за солнца. Оно очень яркое, правда?

– Я провожу тебя домой.

– Нет, нет, мне здесь нравится. Так хорошо сидеть с тобой, Лео, мне это очень нравится. Ты еще не идешь в контору?

– Пока еще нет.

– Ты мне что-то рассказывал.

– О Винсе. Он позвонил вчера вечером. Время от времени он делает это, но сказать ему особенно нечего. Твой сын всегда хочет знать о компании, но когда я ему сказал, что все прекрасно, нам не о чем было говорить. О, он спросил, будет ли кто-нибудь из родных здесь на Четвертое Июля [6]. Я сказал ему, что они почти никогда не приезжают в Тамарак, и этот год не будет исключением. Спросил его, не подъедет ли он сюда?

Итан нахмурился.

– Почему ты это сделал?

– Потому что я подумал, может быть ты хочешь снова собрать семью вместе.

– Ты так решил, потому что я вот-вот помру.

– Я этого не говорил... Иногда хорошо помириться с людьми, которые являются частью тебя.

*

152– Винс не часть меня, Лео, не был частью меня в течение двадцати лет или больше. О, я думал об этом: не считай, что я не думал. Но то, что сделал Винс, вырвало сердце нашей семьи. Он совершил насилие над всем, чем дорожит семья. Предполагается, что мы заботимся о детях, даем им убежище, пока они научатся бороться с жизненными бурями; это главное, для чего мы живем. А все остальное – с кем спать, с кем есть, с кем поговорить в конце дня – это постороннее. Главное – построить крепость, чтобы уберечь наших малышей от пагубного пути и дать им шанс вырасти уверенными в себе и гордыми. Это святое. А Винс разрушил это. Он посмеялся над этим. Я не могу этого забыть. Я не могу простить этого. Не знаю, насколько беспокоит это его сейчас, когда он стал занятым, важным сенатором, но меня не волнует, беспокоится он или нет. Знаешь, в прошлом Винс всегда делал, что хотел, за исключением того случая, когда я сказал ему убираться. Это было ужасное время. Не думаю, что кто-либо из нас оправился...

вернуться

6

Четвертое, июля – День Независимости США.