Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович. Страница 29

«Сколько, – спрашивает, – хочешь?»

– Тысячу в месяц.

«Третьего или семнадцатого?»

– Пятого и пачечкой.

Он спокойно лезет в карман, достает пачку червонцев и небрежно протягивает мне, я беру. Он шляпу поправил:

«Я чувствую, что ты настоящий мужчина и тебе этот кабак не по нутру. Кроме того, в тебе есть лидерская жилка. Поэтому ты будешь руководить пятеркой. Подберешь трех надежных ребят. За каждого получишь еще по тысяче премиальных. Помимо этого, как только создашь группу, будешь получать жалованье вдвое против этого. Сможешь?»

Я кивнул, а сам чувствую – могилой тянет, но уже не могу остановиться. Знаете, как над пропастью – под ложечкой сосет, а заглянуть хочется.

« Задание будешь получать не от меня, но от моего имени. За каждую операцию оплата помимо жалованья. Выполнять без дураков, тут цена – пуля.»

И ушел.

Пересыпкин неожиданно для себя взглянул на все, происходящее сейчас с ним со стороны и испугался. «Я им нужен, пока они на Организацию не вышли, а потом – высшая мера»… – Он потряс головой и встретился взглядом со следователем.

– Человек, пока он жив, – тихо, словно размышляя вслух, произнес тот, – должен надеяться на благополучный исход. Мне приходилось ходить в атаку. Встаешь и всегда надеешься, что твою пуля еще не отлита.

– Значит надежда есть?

– Да.

– Хорошо. – Виктор потер виски, тяжело вздохнул и продолжил:

– В тот день жена встретила меня у порога, «Извини, – сказала она, – я, не посоветовавшись с тобой заняла денег и купила себе и Олежке осенние куртки. Теперь мне придется взять на себя дополнительные дежурства, я уже договорилась с главным врачом.» Вот тут я и почувствовал себя человеком. Достал из кармана тысячу рублей и протянул ей. Она чуть в обморок не упала.

– Добрая шабашка на голову свалилась, вот и получил аванс, – сказал я.

Жена была счастлива до обалдения.

– Григорий Петрович, ну этот мой знакомый, появился ровно пятого числа. Протянул мне тысячу рублей и пригласил в ресторан. Когда сели, я ему рассказал, что нашел троих ребят. Он тут же выложил обещанные деньги.

« Поздравляю, – говорит, – командир. Только помни, что с сегодняшнего дня тебе и твоим ребятам придется строго следить за собой. Не дай бог сболтнуть лишнего или показать кому-то, что у вас появились лишние деньги. Заведите сберегательные книжки, а шиковать будете в отпусках, подальше от дома.»

Я решил, что он прав. Мы немного выпили и разошлись. Больше я его не видел, но деньги получал исправно. В дом пришел достаток. Месяца через два меня встретил почтальон и вручил заказное письмо. Не знаю почему, но читал я его в туалете, закрывшись от жены и сына. В письме было написано, что сегодня в девятнадцать часов мы должны собраться. Через час, на вокзале в тридцать восьмой ячейке нас будет ждать чемодан и сумка с оружием и одеждой. Дальше надо было все это взять и прийти на стоянку, к памятнику. Там сесть в светлую «волгу» с номерными знаками 13-13. В машине всем переодеться и вооружиться, потом приказать водителю ехать к железнодорожному переезду около поселка Белово. Там, в соответствие со схемой, приложенной к письму, занять оборону. От группы требуется одно – задержать или уничтожить милицейские машины, если они от двадцати одного до двадцати двух часов поедут от станции к поселку. Мы исправно пролежали в степи час, но, слава богу, машин не было и стрелять не пришлось. Я все вернул на вокзал, заплатил водителю и выдал деньги за операцию своим ребятам. Когда мы возвращались домой, Алик, один из моих ребят, догнал меня и отказался от такой работы и таких денег. Я, как меня научил Григорий Петрович, сказал ему, что он сам волен решать быть ему с нами или нет. Из дома я позвонил по «тревожному» телефону, передал привет от бабы Фени и через полчаса пошел гулять по бульвару. Меня догнал какой-то блеклый человечек. Он сказал, что пришел от Гриши, и я ему все рассказал, а утром узнал, что Алик исчез.

«Ушел из дома и не вернулся», – сказала жена, звонившая утром по друзьям.

Тогда я понял, что все серьезнее, чем я предполагал, но было поздно. Потом мне позвонили и посоветовали в следующий раз не ошибаться. Через пять дней я нашел замену Алику.

Пересыпкин облизал пересохшие губы. Следователь встал, открыл дверь и попросил принести чаю. Какое-то мгновение он смотрел на налетчика, потом спросил:

– Извините, а как фамилия Григория Петровича?

– Сиволоб, сейчас не знаю, а тогда он работал снабженцем в ПМК – 10.

Солдат принес два стакана чая, печенье, конфеты. Виктор взял в руки горячий стакан и, не замечая этого, жадными глотками осушил его.

– Вот, собственно, и все. До банка я участвовал в четырех акциях. Каждый раз все было расписано по минутам. Нам оставалось лишь досконально следовать переданным указаниям. После ареста мне передали записку о том, чтобы я молчал до тех пор, пока хватит сил.

– Где ваша жена?

В глазах Пересыпкина появилась тоска.

– Не знаю. Мне передали от нее записку.

– В камеру?

– Да.

– Когда?

– Четыре дня назад.

– Кто?

– Я не видел. Ночью стукнула полка на двери и кто-то положил на нее письмецо, а минут через десять открыл и протянул руку. Я понял и вернул записку. Там ничего не было, – предваряя вопрос следователя, сказал Пересыпкин. – Она написала, что любит и понимает меня, будет ждать сколько потребуется, а в конце была такая фраза: «Нам предложили уехать, и я поняла, что они правы. Тебе сообшат где мы.»

– Ну, – офицер поднялся, – отдыхайте, на сегодня хватит…

Старший следователь областной прокуратуры Шляфман столкнулся на ступенях обкома с директором швейной фабрики Чабановым.

– Здравствуйте, – сдержанно поздоровался Леонид Федорович.

Эмиль Абрамович чуть задержал руку Чабанова в своей и скороговоркой произнес:

– Этот бандит переведен в КГБ, заговорил, но его людей в городе нет.

– Хорошо.

Леонид Федорович сел в свою машину и, проезжая мимо областного управления комитета государственной безопасности, усмехнулся. Даже эта серьезная, по его мнению организация, не могла нанести ему ощутимых потерь.

Совсем о другом думали сейчас в этом здании. Когда оперативники доложили, что по адресам, указанным арестованным, никого не оказалось, туда выехал следователь. Он долго ходил по квартирам, носившим следы поспешного бегства, и удивлялся. Всего несколько дней назад в них жили люди, играли дети и вдруг все бросили и уехали, не поставив в известность даже родственников и родителей.

« Им-то, женам и детям, ничего не грозило. Так какие же слова, а главное – кто, нашел, чтобы убедить их бросить насиженные места, работу?.. – Думал офицер, – Со времен гражданской войны никто, а тем более, бандиты, не вывозили семьи своих товарищей. Скорее всего, тут действует интеллигент, совершенно не знакомый с законами преступного мира. Налет на банк, акции, расписанные по минутам и обеспеченные техникой и оружием – это уже не банда, а серьезная организация. Она строго законсперирована и потребуется немало времени для ее поиска. Похоже, Пересыпкин и Кутайсов больше ничего не знают. Осталась только одна ниточка – Яшка, завербовавший Кутайсова. Сиволоб, к сожалению, полгода назад скончался от инфаркта.»

Через час по городам страны разошлись фотографии уехавших людей, а в лагерь, где сидел Яшка – вызов. Первым ответил лагерь: заключенный, интересовавший КГБ, три дня назад исчез. Охрана предполагает, что он убит, но организованные поиски пока результата не дали. Таким образом, их снова опередили и следователь решил начать тщательную проверку всех местных предприятий, производящих дефицит. Умный человек, способный в течение нескольких часов дотянуться до сибирского лагеря и убрать свидетеля, не мог не наложить на них какой-нибудь оброк, а это уже след.

– Он же должен где-то зарабатывать деньги, – объяснил он свои действия начальству, – хотя бы на «мелкие» расходы.

КГБ области по своей оперативной сети проверил все сколь = нибудь серьезные предприятия. Выяснилсоь, что на шелкопрядильном комбинате поговаривают о подпольном цехе. Офицер позвонил своему старому товарищу, который работал в УБХСС и, поговорив о посторонних о:вещах, невзначай спросил: