Флаг миноносца - Анненков Юлий Лазаревич. Страница 30

Уже отъехав на порядочное расстояние от хутора, Земсков увидел, что за ними гонится танк. Пулемётная очередь прошила кабину. К счастью, пули никого не задели. Лёгкая полуторка мчалась по накатанной степной дороге, как самолёт. Из танка дали ещё несколько очередей, но машина уже скользнула в ложбинку, едва не перевернувшись на повороте.

Выслушав доклад Земскова, Арсеньев повернулся к Николаеву:

— Первая батарея, залп по Красному Крыму. С этой позиции. Дивизиону подготовиться к стрельбе прямой наводкой.

Когда прогремел залп, фельдшер Юра Горич, который уже успел осмотреть Земскова, доложил капитан-лейтенанту:

— Шестнадцать мельчайших осколочных ранений в спину. Неприятно, но не опасно.

Арсеньев сел рядом с Земсковым на край окопа:

— Как чувствуете себя? — Он вытащил из кармана портсигар.

— По-моему, прилично, — с трудом улыбнулся Земсков, беря папиросу. — Разрешите идти к моим орудиям?

— Нет. Останетесь начальником разведки. Рощина отдаю под суд. Командиром батареи ПВО — ПТО назначьте любого из командиров орудий по вашему усмотрению.

— Товарищ капитан-лейтенант, посмотрите! — сказал наблюдатель. Арсеньев взглянул в стереотрубу. По степи широким фронтом шли танки. Их было много. Больше, чем людей в дивизионе.

— Ну, как дела, Сергей Петрович? — спросил Яновский. — Справимся?

Арсеньев встретился взглядом с комиссаром и тихо ответил:

— Пожалуй, будет не легче, чем в Констанце. И все-таки назад я не пойду, пока есть хоть один снаряд.

— Правильно! — сказал кто-то за его спиной. Он обернулся и увидел Шубину.

— Опять вы тут болтаетесь?

Глаза Людмилы налились слезами. Положение спас Юра Горич:

— Можно её забрать в санчасть? Разрешите, товарищ капитан-лейтенант. Я не справляюсь.

Командир дивизиона не слышал слов военфельдшера. Он снова смотрел в стереотрубу. Танки приближались. Они уже были видны простым глазом. В небе снова появились бомбардировщики. Арсеньев прикурил от окурка новую папиросу:

— Карту! Командиры батарей — по местам!

3. МОРСКАЯ ЧЕСТЬ

Первый залп Арсеньев дал дивизионом. Начальник штаба осторожный майор Будаков считал это опрометчивым, так как залп выдал расположение всех батарей. Но Арсеньев знал, что делает. Удар был ошеломляющим.

— Семь, восемь, девять, — считал Косотруб. — Одиннадцать танков горят!

Все, кто был на командном пункте, увидели, что танки остановились. Это был первый успех, потому что боевой порядок врага был нарушен. Дальше все шло по плану Арсеньева. Батареи стреляли поочерёдно. Пока одна вела огонь, другая заряжалась, а третья меняла позицию. Залпы следовали почти беспрерывно. Реактивные снаряды срывались со спарок, и через несколько секунд доносились разрывы. Танки продвигались вперёд короткими рывками, все время стреляя из пушек. Их снаряды падали между боевыми машинами, у командного пункта, спереди и сзади. Густое облако пыли, дыма и гари встало над дивизионом. Солнце палило нещадно. Обливаясь потом, матросы вытаскивали из ящиков снаряды. Обычно каждый снаряд брали два человека. Но у некоторых орудий можно было увидеть здоровяка, который, в одиночку ухватив снаряд длиной немногим меньше человеческого роста, поднимал его выше головы и с размаху вгонял на спарки боевой машины. Как только все спарки оказывались загруженными, командир орудия кричал: «В укрытие!» — матросы отбегали от машины и командир поворотом ручки выпускал весь запас.

Так продолжалось несколько часов. Дивизион не подпускал танки ни в лоб, ни с флангов. И с каждым залпом вспыхивали в степи дымящиеся костры, будто горела пакля, пропитанная маслом.

Снова сменили огневую позицию. Связисты то бегом, то ползком, волоча за собой катушки, прокладывали телефонные линии. Один из них — низкорослый белявый паренёк остановился, чтобы срастить концы провода, перебитого осколком. Небольшой снаряд разорвался в нескольких шагах от него. Оглушённый юноша упал, закрывая лицо руками. Он пролежал несколько секунд, потом приподнялся и вскрикнул от невыносимой боли в ноге. Санинструктор с сумкой уже бежал к нему.

— Провод! — прохрипел связист, но санинструктор не слушал его. Он поволок раненого, взвалив его на спину, а в это время телефонист командного пункта орал в трубку:

— Комбат один! Комбат один! Товарищ Николаев, отходите, вам заходят во фланг.

Телефонист первой батареи тоже безуспешно кричал и дул в микротелефонную трубку. Телефон не работал. Вдали на холмике командного пункта что-то мелькало.

Николаев поднёс к глазам бинокль. Он увидел на фоне неба, на самой вершине бугра, человека, размахивающего двумя красными флажками.

— Морской семафор! — воскликнул командир батареи.

Когда в станице Крепкинской по распоряжению Арсеньева во всех подразделениях изучали сигнализацию флажками, многим это казалось прихотью командира дивизиона, но семафор пригодился.

— Он… Твёрдо… Ха… Он… — повторял Николаев, следя за взмахами рук сигнальщика. — Это же Косотруб! Вот чертяка! Сейчас убьют!

Вероятно, враги тоже заметили сигнальщика. Несколько снарядов разорвалось на бугре, но Косотруб был словно заколдован. Он только быстрее замахал руками.

— Добро… Иже… Твёрдо… Есть… Отходите, обходят справа, — понял Николаев.

Три боевые машины немедленно снялись с места. Четвёртая не заводилась. Шофёр и командир установки Дручков, стоя на высоком буфере, копались в моторе. Остальные заняли круговую оборону. Их было всего десять человек вместе с Николаевым — командиром батареи. Пригибаясь в высокой траве, подходила цепочка немецких автоматчиков. Матросы встретили их дружным огнём из карабинов. Автоматчики залегли, но с фронта уже подползали два танка.

Шофёр крикнул Николаеву:

— Комбат, надо подрывать машину и уходить!

— Не разрешаю, — отрубил Николаев. — Кладите снаряды на ящики.

С помощью матросов он уложил на пустые ящики от боезапаса шесть реактивных снарядов, придал им небольшой угол возвышения.

— Бензин!

Дручков уже понял намерение комбата. Прямо из канистра он облил бензином ракетную часть снарядов.

— Отойдите! — Николаев чиркнул спичкой. Бензин вспыхнул. Командир батареи едва успел отскочить. Выбрасывая струи огня, снаряды сорвались с ящиков и полетели вперёд над самой травой. От взрывов все затряслось вокруг. Бойцы прижались к земле под градом свистящих осколков. Когда Николаев поднял голову, он увидел, что один из танков перевернулся набок, уткнувшись стволом в землю. Второй был охвачен пламенем.

— Толково! — похвалил сам себя Николаев. Но уже с двух сторон снова наступали немецкие автоматчики. Пуля попала в голову шофёру. Ещё один матрос упал навзничь, широко раскинув руки. Николаев подбежал к машине. Мотор работал. Дручков радостно закричал из кабины:

— Порядок!

Выкрики на немецком языке доносились уже с тыла. Из травы поднялась голова в каске. Николаев увидел направленный прямо на него воронёный ствол автомата. «Обошли, окружили со всех сторон!» — пронеслось в его сознании. В это время раздался знакомый голос:

— А ну, держи, фриц!

Несколько гранат разорвались одновременно. Застрекотали автоматы. Мичман Бодров опрокинул ударом приклада немца, который целился в Николаева. С Бодровым было человек шесть.

— Фарватер открыт! — крикнул мичман. — Полный ход!

Под прикрытием автоматного огня боевая машина тронулась. За рулём сидел помощник водителя. Николаев вскочил на подножку. Несколько пуль просвистело мимо него, но немцы уже, видно, поняли, что добыча от них ускользнула. Мичман со своим маленьким отрядом двинулся вслед за машиной. Нужно было торопиться. С фронта снова приближались танки.

Солнце опускалось, но жара не ослабевала. Во всех батареях уже были потери. Арсеньев и не помышлял об отходе. Теперь он чувствовал себя уверенно, как в боевой рубке корабля. Однако напряжение этого дня давало себя знать. Люди заметно устали. Яновский решил пройти по батареям. У Николаева все было в порядке. Возвращённая боевая машина встала в строй. Комиссар подошёл к орудию Шацкого. Моряки работали лопатами. Они подрывали землю под колёсами машин, чтобы можно было вести огонь прямой наводкой.