Меж двух огней (СИ) - Март Артём. Страница 4

«Остановитесь! Остановитесь, Капитан! — кричал ему хафильдар одного из его отделений, унтер по имени Ашир Башари, — это же старик! Немощный старик!»

«Этот немощный старик достанет из подпола винтовку и выстрелит тебе в спину при первой же возможности» — ответил ему тогда Каифан.

Многие солдаты Каифана проявили настоящую Силу в той кампании. Но Ашир Башари оказался слабым. Он испугался Силы. Не выдержал ее истинного лица и доложил командованию о том, что было в том кишлаке.

В семьдесят пятом Каифана взяли под стражу и стали судить. Его ждали трибунал и петля. Каифан понимал, за что его судят. Понимал, что слабые люди, которых вокруг было абсолютное большинство, боялись Силы. Называли одно из ее проеявлений «военными преступлениями».

Каифан не понимал и ненавидел их за это. Нет, не ненавидел. Скорее презирал. Смотрел на судивших его генералов и полковников так, как Лев смотрит на блох, копошащихся в его шкуре.

Незадолго до дня казни Каифан совершил побег. Его отец, используя связи, помог ему сбежать из-под стражи. Тогда, в ту ночь, Каифан Аль Хан «погиб при попытке к бегству». По крайней мере так гласили официальные документы. Но также в ту ночь окончательно родился Аль-Асих.

После был Афганистан.

Были революция и война. Была бесконечная чехарда разномастных полевых командиров, главарей бандформирований и просто отморозков. Аль-Асих презирал и их, ведь видел — они тоже боятся Силы. Последним из этих никчемных людей стал Абдул-Халим, для которого Аль-Асих убивал. Убивал конкурентов, обидчиков, таких же как сам Абдул-Халим полевых командиров. Таких же слабаков.Пока не появился заказ на некоего простого советского солдата. Простого старшего сержанта по фамилии Селихов.

Этот контракт показался Аль-Асиху необычным. И крайне интересным. Когда Асих узнал о своей новой «жертве» больше, он буквально загорелся идеей убить его. Аль-Асиху стало интересно, боится ли этот молодой мальчишка Силы? Боится ли ее ровно так же, как и остальные? Кто же знал, что это любопытство заведет Аль-Асиха сюда, в эту тесную, зябкую, темную пещеру? Кто же знал, что оно приведет его к смерти? Лишь одно утешало умирающего наемника — он удовлетворил свое любопытство.

Сегодня днем, когда Селихов схватил его, когда прострелил ему ногу, Аль-Асих успел заметить, как во время этого на лице шурави не дрогнула ни одна мышца. Руки его были быстры, тело действовало как слаженный, отточенный механизм. Но взгляд глубоких, не по-возрасту бывалых глаз не изменился.

Хотя Асих чувствовал, что его гордость серьезно задета, он еще больше загорелся этим желанием. Да. Он жаждал убить Селихова. Но не потому, что так хотел его наниматель.

Асих хотел убить противника, которого еще ни разу не встречал в жизни. Убить того, кто уважает Силу. Того, чье сердце останется спокойным, когда он будет отнимать жизнь.

— Ты еще жив, — странный, будто бы потусторонний голос вырвал Асиха из воспоминаний.

Наемник вздрогнул, потом скривился от боли.

Он и забыл, что каждое движение, каждый вдох доставляют ему страшные мучения, которые приходится терпеть.

Голос не был потусторонним.

Не сразу, но он понял, что это Селихов.

Асих сощурился, когда Селихов зажужжал фонариком, и яркий свет ударил наемнику в глаза.

— Пришел посмотреть, как я умираю? — спросил Асих.

— Сними рубаху, — сказал Селихов. — Нам понадобится материя для повязки. Нужно скорее остановить кровь и перекрыть воздуху доступ сквозь рану в грудную полость. Перекроем вот этим.

Селихов показал ему плотную резиновую обертку от ИПП.

— Это меня не спасет, — ухмыльнулся Аль-Асих. — Слишком поздно.

— Сними рубаху. Если есть шанс захватить тебя живым, я его не упущу.

Аль-Асих попытался пошевелиться, но от боли и страшной слабости у него не получилось даже отстраниться от стены.

— Я слишком слаб, шурави. Если я тебе нужен, стяни с меня рубаху сам.

Селихов не колебался.

Он сунул в карман обертку и принялся опускаться.

«Пришло время, — с упоением подумал Аль-Асих. — Пришло время забрать тебя с собой, молодой шурави. Пусть это и будет стоить мне жизни».

С этой мыслью он стиснул большой булыжник. Булыжник, который спрятал у себя под боком еще тогда, когда шурави вошли в эту пещеру.

Глава 3

Я заметил, что Асих держится за камень. Что ослабшими пальцами пытается поудобнее обхватить большой речной голыш, неведомо каким образом оказавшийся здесь, в пещере.

Асих наверняка был уверен, что я не замечаю его движений. Но притупившиеся чувства раненого пакистанского солдата просто не давали ему общей картины.

А потом он напрягся, готовясь ударить.

В следующий момент я просто схватил его за ворот рубахи и потянул. Рубаха треснула по шву, но все равно позволила мне оторвать Асиха от стены.

Тот сразу скривился от жуткой боли, вызванной этим резким движением. Потом застонал. Эта боль сковала все его конечности, скрутила грудь. Асих совершенно несознательно выпустил камень из пальцев. Обеими руками вцепился мне в руку, уронив тряпку, которой закрывал рану.

Я молча, но с определенным трудом стянул с него рубаху. Асих без сил хлопнулся голой спиной на холодные камни пещеры, зажмурился, стискивая зубы.

Когда боль немного отступила, он стал шипеть что-то то ли на дари, то ли на урду. Видимо, пакистанец ругался от безысходности.

Я принялся рвать материю рубахи на повязки.

— Ты… — Глубоко дыша, начал Асих, — ты… Ты думаешь, что победил?

Я промолчал, делая свое дело.

— Думаешь, ты одержал верх? Знаешь что, шурави, — борясь с собственным дыханием, продолжил Асих, — пусть я и не набожный человек, но сегодня… Сегодня я буду молить Аллаха… Буду просить его, чтобы он позволил мне уйти.

— Кажется, ты не горел желанием уходить, — язвительно проговорил я.

— П-плевать… — Выдал Асих, оплевав себе бороду кровавой слюной. — П-плевать… Ты не победишь… П-пусть я лучше умру, но сполна заплачу тебе злой монетой…

Асих тяжело закашлялся, потом хрипло и с трудом вздохнул.

— К утру я умру, шурави. А к полудню умрет и твой друг. И все потому… Потому что ты медлил… Потому что ты… выбрал его…

Асих с трудом указал на отдыхавшего у стены Звягу.

— Его, а не меня… И знаешь что? Умирая, мое сердце останется спокойным. Сила в том, чтобы, отбирая жизнь… остаться спокойным. Пусть даже это и твоя собственная жизнь…

— Убить или умереть может каждый дурак, — невозмутимо ответил я, не отрывая взгляда от повязок, которые аккуратно укладывал себе на колено. — Сила в том, Асих, чтобы выжить. А если ты уже распрощался с жизнью, то ты слаб.

Я взглянул на Асиха только тогда, когда закончил с повязками. И удивился. Но, конечно, по своему обыкновению, не выдал этого удивления.

Асих уставился на меня расширившимися от настоящего изумления глазами. Уставился не моргая. Так, будто бы видел перед собой не меня вовсе, а какого-то призрака.

Пакистанец больше не дрожал от ран. Его плохое состояние отражалось на лице только бледностью и потливостью. Да еще тем, как хрипло звучало дыхание Аль-Хасина.

— Что уставился? — спросил я угрюмо.

Этот мой вопрос будто бы вырвал пакистанца из какого-то странного сна наяву. Он проморгался. А потом скривился от боли, откинул голову. И ничего не сказал.

— Бычка! — позвал я.

Ефрейтор отозвался быстро. Он заглянул в пещеру, показав мне свое усталое, чумазое от крови и грязи лицо.

Взгляд его, напряженный, нервный, немедленно скакнул на перевязанного Звягу. И тут же наполнился облегчением.

— Как там снаружи?

— Все тихо, Саня. Обстрел кончился. Надо бы нам к нашим поторопиться. А то ж запишут в погибшие, — Бычка глуповато улыбнулся.

— Скоро пойдем. Ты мне нужен. Посвети.

— А ты че там делаешь? — Бычка повесил автомат на плечо, настороженно приблизился. — Этот еще не сдох?

— Живой. Нужно оказать ему хоть какую-то помощь. Может, выживет. На фонарь, подсвети. Нужно выбрать лоскуты почище, чтобы тампонировать рану.