Золотой осел - Макиавелли Никколо. Страница 7
Которая мне ныне всех дороже.
Страсть полыхает, как огонь, в груди,
И продирает, как мороз по коже.
Но в одиночестве сколь ни сиди,
Все скоро вновь покажется немило.
И ждешь со страхом: что-то впереди?
Не стало вновь ни куража, ни пыла.
Рассеялись мечтанья в пять минут.
Я призадумался совсем уныло.
И снова думы к прошлому текут.
И вот уж исчезаю, словно тень я,
А призраки приходят в мой закут.
Являются цари как привиденья.
И вижу, точно в дали голубой,
Историю их взлета и паденья.
И изумлен я общею судьбой,
Какая очень многими владела.
И долго рассуждаю сам с собой.
И понимаю ясно: то и дело
Приходит к своему пределу власть
Тогда, когда не ведает предела!
А в том вожде, кто уж не правит всласть,
Играют раздражение и злоба.
Кто сверг — тому от свергнутого пасть!
Один — у трона, а другой — у гроба,
Но, как невольник, так и господин,
Окажутся в одной упряжке оба.
И всяк, кто доживает до седин,
Наслышан о противоречьях этих.
Однако же не верит ни один.
И вот пример. Жил и в отцах, и в детях
У моря гордый веницейский лев.
Топил соседей, и других, и третьих.
Губил и королей, и королев.
И, возмечтав о собственном престиже,
Повергнут был, едва не околев.
И безрассуден честолюбец, иже
Глядит, как победитель на коне:
Стремясь все выше, падает все ниже.
Афины, Спарта, славные вполне,
Росли, пока других не побороли.
А поборовши, пали и оне.
Но жил себе укромно и на воле
Немецкий город. Он и ныне жив,
Заняв в округе пару миль, не боле.
И Генрих флорентийцев обложив,
Не устрашил своею ратью града,
Не жаждавшего лавров и нажив.
А ныне уж Флоренция — громада,
Туда распространилась и сюда,
Сама ж — от мухи запереться рада!
И, стало быть, умеренность тверда,
И не тверда чрезмерность, хоть и яро
Кипит и покоряет города.
Всех безрассудных постигает кара,
Захочешь все — не будет ничего.
Печальна участь, например, Икара.
Среди правителей лишь у того
Бывает совершеннее путь и гладок,
Кто соблюдет закона торжество.
Без сор, и передряг, и неполадок
Там воцариться благодать сама,
Где суть необходимость и порядок.
Но, коли нету здравого ума,
Не будут долговечными державы,
Где перемен сплошная кутерьма.
А вот еще: правители не правы,
К примеру , и в такой стране, в какой
Законы хороши, да плохи нравы.
Воспомним об истории мирской.
Молились все империи сначала
За здравие, потом за упокой.
Так, поднялась одна и прахом пала:
Была великим Нином собрана,
Потом погибла от Сарданапала.
Так создается доблесть страна,
И, пиршество устроив на покое,
На пиршестве и рушиться она.
И, лишь урезанная вдвое, втрое,
Спасаясь от невольничьих оков,
Она проявит мужество былое.
Пришедшее — уйдет: закон таков.
И тут бессильны и борьба, и ковы.
Ведь сей закон — основа из основ.
Извечна смена доброго и злого.
Сперва добру наследовало зло,
Чтоб злу добро наследовало снова.
Вот говорят, что к краху привело
Иные города скотство людское.
Да, мненье убедительно зело.
Кричат, мол, славно государство, кое
Блюдет и строгий пост, и строгий нрав,
И граждане его — вот, мол, герои!