Без семьи - Мало Гектор. Страница 18

– Здравствуй, дорогой мой мальчик!

Виталис всегда был добр ко мне, но он никогда не ласкал меня, и я не привык к проявлению его нежности Потому эта неожиданная ласка растрогала меня до слез Посмотрев на него, я нашел, что он очень постарел, сгорбился, побледнел, губы у него были совсем белые. – Ну что, Реми, сильно я изменился? – спросил он – Тюрьма плохое пристанище, а тоска хуже болезни Но теперь все пойдет по-хорошему Затем он переменил разговор. – А откуда ты знаешь эту даму, которая мне писала?

Тогда я рассказал ему о своей встрече с «Лебедем», о том, как жил у госпожи Миллиган, о том, что я видел и чем занимался все это время. Рассказ мой длился очень долго, потому что я боялся закончить его и дойти до обсуждения вопроса, который меня беспокоил больше всего. Я не мог признаться Виталису, что втайне мечтал получить его согласие оставить меня у госпожи Миллиган Мы пришли в гостиницу прежде, чем мой рассказ был окончен. Виталис тоже ничего не говорил мне о письме и предложении госпожи Миллиган. – Эта дама ждет меня? – спросил он, когда мы вошли в гостиницу.

– Да, я сейчас провожу вас к ней.

– Не надо. Скажи номер ее комнаты и жди меня здесь вместе с собаками и Душкой.

Я никогда не возражал моему хозяину. Однако сейчас я рискнул попросить его разрешить мне пойти вместе с ним к госпоже Миллиган. Но он жестом заставил меня замолчать. Я послушно уселся вместе с собаками на скамье перед дверью гостиницы. Им тоже хотелось пойти за хозяином, но, так же как и я, они не смели его ослушаться. Виталис умел приказывать.

Почему он не хочет, чтобы я присутствовал при его разговоре с госпожой Миллиган? Я еще не нашел ответа на этот вопрос, как Виталис вернулся.

– Пойди простись, я буду ждать тебя здесь. Через десять минут мы уходим. Я был так потрясен, что не двинулся с места. – Значит, вы им сказали?..

– Я сказал, что ты мне нужен и что я тебе тоже необходим. Следовательно, я не намерен уступать своих прав на тебя. Ступай и скорее возвращайся!

Его слова немного меня успокоили. Навязчивая мысль о том, что госпожа Миллиган и Артур узнают, что я найденыш, не оставляла меня. Я вообразил, что мне нужно уходить через десять минут потому, что Виталис уже рассказал им все обо мне.

Войдя в комнату госпожи Миллиган, я увидел, что Артур плачет, а мать, склонившись к нему, старается его утешить.

– Реми, ведь ты не уйдешь от нас, не правда ли? – закричал Артур. – Я просила синьора Виталиса оставить тебя здесь, – сказала госпожа Миллиган таким голосом, что у меня на глазах навернулись слезы, – но он на это не согласился. – Он злой человек! – воскликнул Артур.

– Нет, он вовсе не злой, – продолжала госпожа Миллиган, – и, по-видимому, искренне любит Реми. Мне он показался человеком достойным и честным. Вот как он объяснил свой отказ: «Я люблю Реми, и Реми любит меня. Суровое знание жизни, которое он получит, живя со мною, будет для него гораздо полезнее, чем положение слуги, в котором он несомненно окажется у вас, даже если бы вы сами этого не хотели. Вы дадите ему образование и воспитание, вы разовьете его ум, но не закалите его характера. Он не может быть вашим сыном, зато он будет моим. Это много лучше, нежели быть игрушкой больного ребенка, хотя бы такого кроткого и ласкового, как ваш сын. Я тоже дам ему образование».

– Но ведь он не отец Реми! – возразил Артур. – Это правда, но Реми обязан ему повиноваться, потому что Виталис нанял его у родителей.

– Я не хочу, чтобы Реми уходил!

– Тем не менее ему придется уйти. Надеюсь, ненадолго. Мы напишем его родителям и получим их согласие.

– О нет! – воскликнул я.

– Почему нет?

– Нет! Я вас очень прошу об этом!

– Но это единственная возможность вернуть тебя.

– Я вас очень прошу, не надо!

Если бы госпожа Миллиган не заговорила о моих родителях, у меня ушло бы на прощание гораздо больше времени, чем те десять минут, на которые отпустил меня Виталис.

– Ты из Шаванона, не правда ли? – спросила госпожа Миллиган.

Ничего не отвечая, я подошел к Артуру, обнял его и поцеловал несколько раз. Затем, вырвавшись из его объятий, я подошел к госпоже Миллиган и поцеловал ее руку.

– Бедный мальчик! – прошептала она, целуя меня в лоб.

Я быстро направился к двери. – Артур, я буду всегда любить тебя… и вас, сударыня, я тоже никогда не забуду, – произнес я прерывающимся от рыданий голосом.

– Реми, Реми! – со слезами кричал Артур. Больше я ничего не слышал. Я выбежал из комнаты и закрыл за собой дверь. Через минуту я был возле моего хозяина.

– Идем! – сказал он.

Так расстался я со своим первым другом и снова начал вести жизнь, полную лишений, каких мог бы избежать, если бы из-за нелепого предрассудка не побоялся сказать, что я найденыш.

ГЛАВА XIII. СНЕГ И ВОЛКИ

Снова изо дня в день шел я по большим дорогам за Виталисом под дождем и солнцем, шел по пыли и грязи, и ремень арфы больно натирал мне плечо. Снова приходилось изображать дурака, плакать и смеяться для забавы «почтеннейшей публики».

Мне было очень тяжело. По вечерам, ложась спать в грязной деревенской харчевне, я вспоминал мою счастливую жизнь на «Лебеде». Никогда больше я не буду играть с Артуром, никогда больше не услышу ласкового голоса госпожи Миллиган.

Меня утешало только то, что Виталис обращался со мной теперь гораздо мягче и ласковее. Я не чувствовал себя таким одиноким, как прежде, и знал, что Виталис для меня не просто хозяин, а близкий и родной человек. Мне часто хотелось поцеловать его и тем проявить свою любовь к нему, но я почему-то но решался этого сделать.

Не боязнь, а какое-то другое, неопределенное чувство, похожее на уважение, удерживало меня.

Как будто для того, чтобы еще больше усилить мое дурное настроение, наступила отвратительная погода. Приближалась зима, и переходы под непрерывным дождем становились все более тягостными. Когда мы приходили вечером на ночевку в какую-нибудь харчевню или амбар, промокшие до нитки, с ног до головы забрызганные грязью, мы буквально изнемогали от усталости, и я ложился спать с самыми печальными мыслями.

Виталис стремился как можно скорее попасть в Париж, потому что только в большом городе мы могли давать представления зимой. Но денег на проезд по железной дороге у него не было, и нам предстояло проделать всю дорогу пешком.

Когда стояла хорошая погода, мы давали небольшие представления в городах и селах, встречавшихся на нашем пути, и, собрав скудную выручку, снова пускались дальше. До Шатильона все было еще терпимо, хотя мы постоянно страдали от холода и сырости. Но после того как мы вышли из этого города, дождь прекратился и подул северный ветер.

По правде говоря, мало приятного, когда северный ветер дует вам прямо в лицо, но мы на это не жаловались. Уж лучше ветер, чем та пронизывающая сырость, которая донимала нас столько недель. К несчастью, большие черные тучи затянули небо, солнце совсем скрылось, и все указывало на то, что скоро должен выпасть снег.

Когда мы пришли в харчевню, Виталис велел мне немедленно ложиться спать.

– Завтра мы уйдем как можно раньше: я боюсь быть застигнутым снегом, сказал он.

Сам он спать не лег, а уселся в углу возле печки, пытаясь согреть Душку, страдавшего весь день от холода и не перестававшего стонать, хотя мы и завернули его в несколько теплых одеял.

На следующее утро я встал очень рано. Еще не рассвело, и небо было черное, без единой звезды. Казалось, что-то огромное и темное нависло над землей и должно ее раздавить. Когда открывали входную дверь, резкий ветер врывался в комнату и раздувал давно погасшие угли в очаге.

– На вашем месте я бы не уходил, – обратился к нам хозяин харчевни: сейчас пойдет снег.

– Я очень тороплюсь, – отвечал Виталис, – и надеюсь добраться до города раньше, чем начнется снегопад.

– Тридцать километров не сделаешь за один час. – возразил хозяин харчевни.

Тем не менее мы решили продолжать путь.