Страх перед страхом - Малышева Анна Витальевна. Страница 68

Она сняла трубку и снова набрала номер. Наконец ей ответили, что интересующий ее следователь уже уехал, его можно застать завтра, начиная с десяти часов. А может, чуть позже. Дуня в отчаянии заявила, что дело спешное, у нее важные показания. Стали разбираться, с каким делом связаны ее показания. Когда узнали точно, ей показалось, что впечатление получилось не слишком сильное.

– Завтра с утра позвоните, – сказал ей молодой равнодушный голос. – Так срочно, что ли?

– Срочно… – в отчаянии ответила она. – Хотя… Я позвоню завтра.

Дуня повесила трубку. В самом деле, если ее предположения верны – ничего срочного уже нет. Ей снова вспомнился темный вонючий провал, откуда на нее, казалось, дохнула сама смерть. Мерзкая смерть там, во тьме, на асфальте… Среди гниющего мусора, годами падавшего из окон, с крыш. «Он едва меня не столкнул и столкнул бы, если бы я не пульнула в него газом!» Она впервые осознала, как близка была к своей гибели. Но даже теперь ей в это не верилось. Она посмотрела на свои руки – будто видела их впервые. Да, пальцы не слишком чистые, и она опять умудрилась оцарапать их где-то… На той лестнице или когда цеплялась за край крыши… И они все еще дрожат – мелко, но заметно. Но все-таки это были живые пальцы! Живые, теплые! И представить, что они могут быть мертвыми, застывшими, неподвижными, Дуня так и не смогла.

«А если бы он все-таки скинул меня, я бы уже была рядом с Нелкой… Потому что она там. Да, думаю, что она там. И спешить, конечно, некуда. Я давно уже опоздала. С этим можно подождать до завтра. Я точно подожду до завтра, потому что сейчас у меня нет сил этим заниматься…»

И она приняла решение – ехать домой. Дома сразу прошла в ванную, умылась, особенно тщательно вымыв руки. Царапина слегка саднила, но эта боль даже радовала ее. Это была такая живая боль! Девушка наскоро поужинала – одна, без родителей, те уже успели поесть без нее, вернувшись с работы. И легла спать в своей комнате – той комнате, которую занимала, будучи еще школьницей.

Это была крохотная комнатка, не больше восьми метров. Скворечник. Мама все оставила тут, как было прежде, но Дуне это не слишком нравилось. Плакаты на стене – какие глупые фильмы она тогда смотрела и как ей могло все это нравиться! Лучше бы мама все это содрала и папа заново оклеил комнату новыми обоями. А эти дурацкие игрушки на книжной полке – она когда-то собирала брелоки для ключей в виде зверюшек… Ну и спрашивается, к чему столько брелоков, если ключей у нее – всего одна связка?

Эти вещи раздражали ее – она и сама не знала почему. Дуня всю ночь проворочалась с боку на бок, пытаясь уговорить себя, что время идет как обычно, ничуть не медленнее. Скоро наступит утро, и она позвонит следователю. Вот только дождется, пока родители уйдут на работу…

«А если Петр за это время сбежит? – подумала вдруг она. И почувствовала, что на губах появляется кривая, истеричная усмешка. – Да куда он сбежит, если у него нога сломана! Сломана – точно, он не мог подняться. А вот насчет позвоночника загнул, просто перепугался, мерзавец… С переломанной спиной он бы не ползал так резво! Интересно, а о моей спине он подумал? Что было бы со мной, если бы я навернулась с крыши семиэтажного дома – да прямо об асфальт?! А о Нелке он думал? Пусть помучается, гад. Никуда он не уйдет. Тем более если его увезли на „скорой“. Из больницы, да еще в гипсе, не очень-то удерешь…»

Несколько раз она вскакивала с постели, приоткрывала окно и курила, высунувшись по пояс, разглядывая темный тихий двор. Ожидание рассвета было мучительно – ни перед одним экзаменом она так не волновалась. Сейчас Дуня начала жалеть, что не довела дела до конца, сбежала. А ведь нельзя было терять ни единого часа!

«Как только этот чертов парень придет в себя от боли, он сразу начнет заметать следы. Ну ладно, он-то нетранспортабелен, но остается его брат. Правда, тот непонятно где. Петру-то понятно… Сбежал кот Василий, испугался милиции. Явно к ним кто-то приходил, не могли не приходить, раз следствие заведено и Нелку ищут. Разве следователю не хочется спихнуть с плеч долой это дело? Он пришел, поговорил с их матерью… Та перепугалась, когда поняла, что девушка, которая являлась к ней четвертого мая, считалась пропавшей уже вечером третьего… Конечно, сказала об этом своим сыновьям. Сама-то, возможно, ни при чем. И что? Василий как в воду канул. А Петр… Черт, он же полез на крышу, чтобы встретиться с братом! Стало быть, у них там вчера была назначена встреча! Можно было накрыть обоих, голубчиков!»

Она едва не застонала, поняв, что упустила такой шанс. «Вот если бы взять их там обоих! Но неужели… Неужели тело все еще там, внизу?! Как они не боялись оставлять его там?!»

Ночь была прохладной и свежей, но у нее снова появилось чувство, что нечем дышать. Слез не было, плакать она не могла. «Нелка, глупая бедная Нелка… Вычислила этого Василия Врача, прибежала к его матери, увидела снимок Петра… Что потом? Потом его мать, возможно, все-таки сказала ей, что Вася может быть на крыше. Сказала же она это мне – а ведь перед этим даже имени не спросила! Значит, и ей могла сказать такое… Нелка полезла наверх… И что? Возможно, она вела себя, как дурочка, заговорила прямо о том, что хочет узнать. И кто ее знает, о чем еще. Она так жалела Леньку, да и эту Иру тоже, хотя почти ее не знала… Могла впасть в истерику или, того хуже, начать взывать к его совести… И он сбросил ее туда… Боже мой».

Но в следующий момент ей уже казалось почти нереальным, что это могло произойти в действительности. Конечно, выхода в тот двор-колодец нет. Он не был спроектирован и не был пробит в стене. В этом Дуня не сомневалась. Но ведь туда выходили окна обитаемых квартир! Неужели никого не привлек шум падающего тела, сильный удар об асфальт? Наконец, жильцы первого этажа… Неужели они никогда не выглядывают в окно? Они ведь должны были что-то заметить! Даже если там невероятно темно – тем более! Зажигают ведь они у себя свет! И свет, падая во дворик, кое-что все-таки освещает. Не могло тело оставаться там бог знает сколько времени! И потом, туда мог вести какой-то ход, о котором Дуня попросту не знала, так как не была жильцом того дома. Какая-нибудь заколоченная подъездная дверь. Подвальная дверь, в конце концов. Канализационный люк – иначе куда девался нападавший туда за зиму снег, куда стекала дождевая вода? Да жильцы нижних этажей попросту захлебнулись бы, если никакого выхода оттуда не было!

А в следующий миг она снова увидела искаженное лицо Петра и ощутила спиной неровный край парапета, к которому он ее прижал, пытаясь столкнуть с крыши… И у нее опять закружилась голова. Девушка поспешно бросила вниз сигарету и плотно закрыла окно.

«Одно я знаю точно – МЕНЯ он пытался туда столкнуть, – думала она, укладываясь в постель и заставляя себя закрыть глаза. – Значит, мог столкнуть и Нелку. Завтра я узнаю это. Уже через несколько часов. Совсем скоро».

Но в том дворе она оказалась намного позже – в пятом часу следующего дня. К этому моменту девушка была настолько измучена бесконечными уговорами и объяснениями, которые пришлось давать следователю, что воспринимала все происходящее как-то отстраненно.

Дозвонившись до следователя утром, она сперва попыталась объяснить все по телефону. Ее попросту не поняли или же не приняли всерьез. Она сорвалась и стала требовать, чтобы немедленно обыскали дворик-колодец, потому что иначе труп оттуда могут унести. Тогда у нее попросили еще раз назвать свое имя, а также адрес и телефон. Дуню просто трясло, хотя она пыталась говорить спокойно, чтобы ее не приняли за сумасшедшую.

Кончилось тем, что она поехала в следственное управление. Там пришлось долго ждать – нужный ей человек, как оказалось, куда-то уехал полчаса назад, не дождавшись ее появления. Все попытки возмутиться ни к чему не привели. Ей твердо сказали, что он поехал не развлекаться, и вообще, тут никто не развлекается, все работают. Сядьте и посидите.

Но в конце концов она своего добилась. И скорее всего, подействовали не ее выкладки насчет того, что могло случиться с Нелли, а рассказ о том, что вчера случилось с нею самой. Особенно – история со сломанной ногой Петра.