Тамбур - Малышева Анна Витальевна. Страница 43

У Юлии чуть отлегло от сердца. Она ведь наслушалась немало душераздирающих исповедей о том, как дети желали уйти с отцом. Папа такой добрый, веселый и ласковый. Мама — грустная, часто плачет, читает мораль…

И ребенок зачастую начинал обвинять в распаде семьи именно мать. Какая от нее радость? Папа прав, что уходит, и я пойду с ним! А что оставалось делать матери?

Намыливать петлю? Начать пить? Или тупо внушать себе, что жизнь не кончена?!

— Кстати, — уже со слабой улыбкой сказала она, — никак не могу понять, зачем ты назвала нашу собаку Дерри?

Овчарка была взята из питомника ее старых знакомых. Юлия заранее договорилась, что купит суку (они мягче), и как только появились щенки, их с Олей позвали на осмотр. Оля моментально выбрала черно-коричневый комочек и сказала, что если уж нужно называть на букву "Д", то пусть будет Дерри. А Дерри — так назывался городок из произведений Стивена Кинга, которым зачитывалась Оля. Надо сказать, что события в том городке штата Мэн происходили не слишком приятные.

Убийства, исчезновения детей и взрослых и прочие милые вещи, вплоть до аномальных явлений. И потому каждый укус Дерри владелица автоматически ставила в счет ее имени. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!»

Но этим вечером собака была очень подавлена семейным скандалом и вела себя тише воды, ниже травы.

Забившись под ноги Оле, она тягостно вздыхала и закатывала глаза с таким видом, будто желала дать полезный совет, да не могла.

— Почему? — Оля улыбнулась. Она уже успокоилась — или заставила себя казаться спокойной. — Ты же знаешь, что я читала в то время, когда ты купила собаку. А вот почему ты билеты порвала, а?

— В самом деле! — Юлия с досадой нащупала в кармане кофты обрывки. — Могли бы пойти вдвоем, а третий продать. Прости. Иногда просто голова кругом идет…

— Да я все понимаю.

Конечно, что-то она и выиграла. Дочь уже не вела себя с нею так резко, почти нахально, как прежде. Теперь Юлия понимала — так подросток защищался от тайны, которую вынужден был хранить, и от сознания, что между родителями, этими богами Олимпа, не все и не всегда бывает гладко. Хорошо еще, что вовремя поговорили! Все могло быть хуже. В таких ситуациях дети часто сбегают из дома. Улица — девочка четырнадцати лет — раздоры в семье — сложный характер… Известно, чем это кончается.

Вечер они провели вместе, отчаянно дуясь в карты.

Оля играла лучше, может, потому, что всерьез увлеклась. Ее мать только делала вид, что ее волнуют не правильно взятые прикупы, и рассеянно отдавала проигрыши — играли, по семейной традиции, на спички. Дерри была тут же рядом и с интересом совала свой мокрый нос в самый неподходящий момент — когда игроки расплачивались. В конце концов, собака ухватила большой коробок хозяйственных спичек и с победоносным видом Ильи Муромца растоптала его вдребезги. При этом у нее был такой вид, как будто она раз и навсегда избавила семью от лютого врага.

Все было вроде неплохо, но Юлия той ночью не спала. Муж не вернулся. Спала ли Оля — неизвестно. С некоторых пор дочь стала такой взрослой, что задавать подобные вопросы было нелепо. Не спит — стало быть, есть о чем подумать. Дерри шлялась по коридору и тяжело вздыхала. Она отчетливо осознавала, что в доме неладно и нужно держать ночную вахту.

Утром, в понедельник, Юлия наскоро собрала дочь в школу, погуляла с собакой и снова упала на постель.

Ей удалось подремать всего ничего — пару часов. Потом снова тревожные мысли. Муж не перезвонил. Значит, все. Она перегнула палку Та, другая, конечно, оказалась ласковее. И наверное, красивее. И черт-те что еще!

А теперь она должна сидеть у телефона и ждать звонков. Ночь с понедельника на вторник. Смена началась час назад, а звонок был всего один, да и тот пустяковый.

Это была легкая ночь В понедельник даже те люди, у которых серьезные проблемы, больше думают о работе, чем о телефоне доверия.

Зазвонил телефон Она взглянула на часы и сняла трубку — Добрый вечер, — приветливо сказала она. Даже если бы весь мир рушился, и при этом зазвонил ЕЕ телефон, она все равно говорила бы с участием в голосе. — Вас слушают.

— Я уже вам звонил, — еле слышно прошептал голос, и у нее по спине пробежала ледяная змейка. Галина узнала этот голос!

— Да-да! — воскликнула она, перекладывая трубку в левую руку и открывая журнал. — Вы — Даня!

После короткой паузы голос прошептал, что, кажется, имени не называл Или называл? Та ночь кажется ему сном, полным дурных кошмаров.

— Вы не называли имени, — спохватилась Галина. — То есть… Называли. Вот у меня тут записано…

Женщина не знала, как загладить свой промах. Имя ей назвал следователь, однако нужно ли было Дане знать о его визите? Будет ли он с нею говорить после этого?

И вообще — откуда он звонит? Его выпустили из больницы? Он оправдан?

И снова парень еле шепчет — ну не громче, чем ночная бабочка шелестит крыльями.

— Значит, назвал, — пробормотал тот. — Ничего не помню. Удивляетесь, что опять звоню?

Галина горячо заверила парня, что не удивляется, очень рада его слышать, только есть маленькая просьба — говорить погромче. Она едва различает звуки. Рука, в которой она сжимала трубку, сильно дрожала. Голос этого парня, подавленный, чуть слышный, больной, разом вернул ее в ту ночь с четверга на пятницу. Веселая была ночка — хотя день, наступивший вслед за нею, был еще веселей… Узнать от собственной дочери, что муж гуляет на стороне… Она бессознательно полагала, что это несчастье является прямым следствием трех звонков Дани, хотя это и была страшная глупость. Просто все совпало по времени и пошло не так — и ох, как не так!

— Я не могу громче, — прошептал парень. — Я звоню из больницы, из палаты. Хотел позвонить из туалета, но, понимаете, за мною везде ходит санитар, даже туда… А кабинок там нет — просто дырки в полу. Он стоял и смотрел. Понимаете, у нас же сплошные самоубийцы! Любой может повторить попытку. Я вам звоню уже из палаты. Накрылся одеялом с головой. Телефон мама принесла, молодец…

— Да-да, — Галина и сама почему-то заговорила чуть не шепотом, хотя никакой нужды в этом не было. — Вы… Вы там потому, что пытались покончить с собой?

Так?

Послышался сдавленный смешок, и Даня признался, что так оно и есть. Но есть и кое-что другое.

— Вы единственный человек, с которым я могу поговорить, — прошептал он. — Разве не странно? Я вас и в глаза не видел, а вот… Листовки с рекламой вашего телефона кидали в наши почтовые ящики. Я обычно такой мусор выбрасываю, но тогда, в тот четверг, взял…

Наверное, предчувствовал, что придется так низко пасть.

— Простите? — нервно переспросила Галина.

— Да позвонить в телефон доверия. Разве это не последняя степень падения? — слегка надменно спросил Даня. — У нормального человека должен быть друг или родственник, который… Да что объяснять?

— Постойте, — Галина нашарила на столе смятую пачку из-под сигарет и с досадой убедилась, что ни одной не осталось. В последние дни она курила так много, что даже начала покашливать. — Позвонить кому-то совсем не стыдно. И поверьте мне — очень часто свои проблемы легче обсудить с совершенно незнакомым человеком Родственник начнет выдвигать свои претензии, доводы, а тут — полная свобода. И…

— У вас несчастный голос, — перебил ее Даня. — Тоже дела плохи?

Галина выпрямилась и, прикрыв глаза, провала быструю медитацию. «Я на работе, на работе, на работе! Я не имею права на слабость!» Открыв глаза, женщина дружелюбно сказала, что она самый обыкновенный человек и, конечно, у нее тоже есть проблемы. Но она сидит здесь не затем, чтобы их обсуждать. Это была обычная формула, которой полагалось отделываться от клиентов. А те часто — ох, как часто — пытались побольше узнать о психологе, которому выкладывали свои беды.

Так сказать, сблизиться, войти в доверие. Это был тот же синдром, который овладевает клиентом в публичном доме. Наскоро позанимавшись сексом с проституткой, он непременно желает знать, откуда она родом и как «дошла до жизни такой».