Запасной выход - Малышева Анна Витальевна. Страница 37

– Я ведь обещал тебе, что мы будем вместе! – Он уже почти визжал. – Неужели нельзя подождать, совсем немножко!

– Чего ждать? – перебила я. – Я уже дождалась этих похорон, твоих угроз, я два дня подряд опаздываю на работу, не высыпаюсь и чувствую себя полным…

Он ударил меня по лицу. Прямо по губам. Не очень сильно, так что я даже не пошатнулась. На миг все стало очень ярким – невероятно ярким, как будто экран телевизора отрегулировали с ночного мягкого режима на контрастный, дневной. Я видела черные точки его зрачков, капли тумана на обесцвеченном ежике волос, дрожащие яркие губы, и пар, вырывающийся из них… До меня донесся чей-то голос – какой-то мужчина желал знать, что тут творится.

Я оглянулась. Шофер. Он подошел совсем близко и, казалось, был готов вмешаться. Женя развернулся к нему, будто собирался драться.

– Не лезьте!

– Ты что ее бьешь, козел? – Тот подошел еще ближе. Женю трясло – я видела, что сейчас он не отдает себе отчета, что этот мужик свалит его одним взмахом руки. И схватила его за бахрому на куртке:

– Стой, не связывайся! – А шоферу крикнула: – Все в порядке, правда!

– Да я убью его! – визгливо крикнул Женя.

– Ну да, одного ты уже убил! – вырвалось у меня. Может, потому, что он всерьез собирался драться, а я испугалась. За него, разумеется.

Женя замер. Он все еще смотрел на шофера, тот – на него. Мимо прошла группка людей, возвращающихся из крематория. Знакомых там не было, и слава богу. Все смотрели на нас. Было ясно, что здесь происходит что-то неладное.

– Ты что сказала? – повернулся ко мне Женя.

Шофер сделал еще один шаг. И сказал, что сейчас надерет этому сопливому щенку хвост. Что Женя – наркоман, ублюдок и что он таких ненавидит и готов душить голыми руками. Но вряд ли Женя его слышал. Он смотрел на меня, его трясло, и я видела, что он совершенно беспомощен. И поэтому схватила его под руку и потащила к обочине. Мы провалились в снег, но я не остановилась, даже когда почувствовала, что ботинки насквозь промокли. Я тащила Женю к лесопосадке возле шоссе, а шофер стоял и смотрел на нас, как на ускользнувшую добычу. Женя тяжело дышал, пошатывался, но вырваться не пытался.

Я прижала его к дереву, откуда-то сверху посыпались хлопья слежавшегося мокрого снега. Он тяжело дышал, не сводя с меня взгляда. Потом закрыл глаза. Мальчик, которого приперли к стенке в школьном коридоре и, кажется, будут бить.

– Ты убил Ивана? – Я схватила его за лацканы куртки и легонько тряхнула. Женя ударился головой о ствол дерева – он даже не собирался сопротивляться. И молчал. Ужаснее всего было, что он молчал и не открывал глаз. Я тряхнула его еще раз, чувствуя, что сила уходит из пальцев и сейчас я завизжу, сяду на снег и начну плакать.

– Убил его?! – повторила я. – Да что ты молчишь, гад, отвечай!

Он приоткрыл глаза:

– Нет.

– Ты врешь!

– Я его не убивал. – Слова как-то странно искажались, а может, слух меня подводил. Я уже плакала. – Я его не трогал.

– Но ты видел, как его убили? Ты должен был видеть!

– Нет! – Он закричал так, что нас, наверное, услышали возле морга. – Отпусти, ничего не было! Я ничего не знаю!

Он рванулся и с легкостью освободился. А затем бросился бежать – нелепо размахивая руками и проваливаясь в снег по колено. Только бежал он не к шоссе, а в глубь посадки. Я бросилась за ним. Сухая ветка зацепила мои волосы, и я рванулась, оставив на сучьях рыжую прядь. Снег обваливался с деревьев, засыпая мне лицо, воздуха не хватало. Я видела впереди Женю – он упал коленями в сугроб и стоял на четвереньках, пытаясь отдышаться. Я догнала его прежде, чем он встал, и навалилась сзади. Мы барахтались в снегу, вцепившись друг в друга, и я ощущала такую ненависть, что мне уже не было страшно. Я слышала свой голос – он твердил одно и то же:

– Ты его убил, ты убил, ты…

– О господи… – Женя вдруг отвернул лицо и застыл, лежа на спине, глядя в серое небо между ветвей. Я сидела рядом, задыхаясь и вытирая слезы. Помню, что когда я бросилась его догонять, у меня в руках были вязаные перчатки. Теперь их не было. Я думала об этих дурацких перчатках и пыталась вспомнить, сколько пар я потеряла за свою жизнь. О господи, сколько же их было, на каких дорогах они валяются, и почему это так важно вспомнить… У меня появилось чувство, что я схожу с ума. Причем с поразительной скоростью.

– Я не убивал, клянусь тебе, – пробормотал он, продолжая разглядывать небо. У него на лице таял снег, но он не вытирал мутных, текущих по щеке капель. – Я пальцем его не тронул, да и не смог бы. Ты же знаешь меня, ты же понимаешь…

– Я ничего не знаю. – Я пыталась найти свою сумку. Неужели я ее тоже потеряла? В конце концов, сумка обнаружилась за спиной. – Я больше не знаю тебя!

Он заплакал. Это было ужасно. Он плакал, и его лицо, которое я всегда считала красивым, морщилось, искажалось, становилось жалким и уродливым. Наверное, он сам об этом знал, потому что закрывался ладонями и пытался отвернуться. И ревел, не переставая.

– Ты его убил! – повторила я. – Ты убил его, потому что он обозвал тебя дешевой шлюхой!

– Нет… – промычал он, не отнимая рук от лица.

– Что значит «нет»?! Я все знаю! Вы повздорили, он оскорбил тебя, ты его послал подальше, и он ушел! А потом он вернулся, и вы его убили!

– Нет, все было не так! – взвизгнул он и сделал отчаянную попытку подняться. Я навалилась на него сверху, прижав к сугробу, и силой заставила убрать руки с лица. Он морщился, будто его пытались заставить принимать горькое лекарство. Как же мне хотелось его ударить!

– А как все было?! – крикнула я. – Как все было, сукин ты сын?! Совсем голову потерял со своей карьерой, на все готов! Подожди, закончишь свой славный путь в тюрьме! «Взлет и падение Зигги Стардаста*» – ты же мечтал об этом!

Он больше не плакал. Лежал на спине, даже не пытаясь меня сбросить, сопел и шмыгал носом, вытирал глаза. Потом сипло сказал, что замерз – куртка промокла на спине. Он наверняка заболеет.

Я его отпустила. И сидела на снегу, глядя, как Женя поднимается, пытается отряхнуть одежду и жалко озирается по сторонам. Интересно, что он вы-сматривает? Может быть, ждет, что кто-то придет на помощь?

– Как все было? – повторила я. – Если ты не скажешь – я прямо сейчас иду искать первого попавшегося милиционера. Звезда ты хренова!

И он заговорил. Прислонился спиной к дереву, сунул руки под мышки, пытаясь согреть закоченевшие пальцы, уставился в снег и заговорил. А я сидела возле его ног и слушала. И чувствовала себя Гердой, которая все-таки расшевелила заледеневшего Кая. Только никакой радости от этого не испытывает.

Все было не так – судя по его словам. Иван действительно явился в студию ровно в семь часов. И пытался отговорить Женю от его намерений. Причем никак это не мотивируя.

– Он все твердил, что я не добьюсь никакого успеха и пожалею, что ввязался… – сказал Женя. – Твердил, как попугай, и я уже не знал, что ему отвечать, как избавиться. Я не оскорблял его. Он начал первый, когда пришел…

– Кто? – спросила я, когда пауза затянулась.

Пришел продюсер. Все было готово к прослушиванию, в приемной ждали музыканты, которые хотели показать себя с наилучшей стороны. Аппаратуру настроили. Сварили кофе. Настроение было рабочее, просто замечательное. И все портил только Иван.

– Он ходил за мной по пятам и нудел, нудел… Не давал нам начать, – измученно рассказывал Женя. – В конце концов я сказал, что люди по одной мерке не кроятся, и если он не смог добиться успеха, это еще не значит, что я тоже не смогу. Он пришел в бешенство! Да он просто сдурел!

Последние слова он произнес с неожиданной яростью. Я даже испугалась, что сейчас Женя сообразит, что я не так сильна, чтобы удержать его здесь, и попросту сбежит. А мое намерение обратиться прямо в милицию… Правду сказать, я говорила куда решительнее, чем думала. Всерьез я задумалась после того, как увидела его слезы. Это меня как-то потрясло. Нужно было держаться, а я расклеилась. В конце концов, он был мне не чужой. Пока не чужой.