Молодые годы короля Генриха IV - Манн Генрих. Страница 17
— Я не только восхищаюсь вашей проницательностью, она меня простопугает.
— Я понимаю, почему. Вам, вероятно, никогда не приходило на ум, что к моимпослам, которые являются моими шпионами, тоже приставлены шпионы и они следятза вами.
Тут Волсингтон выказал величайшее изумление, хотя отлично все это знал.
— Сознаюсь, — смиренно промолвил он, — что я заговорил сначала о маленькомпринце Наваррском, а не о его матери потому, что моя государыня — прекраснаямолодая королева. Будь моим государем старый король, я бы вел с ним беседу лишьо матери принца. Ибо опасна только королева Жанна.
Он увидел по ней, что уже наполовину выиграл: поэтому в его голосепродолжали звучать сугубая преданность и проникновенность.
— Мне придется поведать вашему величеству одну весьма печальную историю,которая показывает, до чего люди коварны и лживы. Вот как бедную королеву Жаннупровел один англичанин! — Казалось, посол сам потрясен до глубины души, онпредостерегающе поднял руку.
— Нет, не я. Мы должны всегда вести себя достойно. Это был всего лишь одиниз моих уполномоченных, и замысел был его. Я предоставил ему свободу действий,и вот он отправился в Ла-Рошель, где можно было наверняка застать всех друзейкоролевы Жанны, в том числе и графа Людвига Нассауского. Мой агент подговорилэтого немца улечься в постель и разыграть тяжелобольного, так что Жанна в концеконцов посетила страдальца…
Посол продолжал свой рассказ, развертывавшийся в духе шекспировских комедий;но тем бесстрастнее была его серьезность и тем больше наслаждалась королева.Уже немало посмеявшись, она заявила:
— Если этот Нассау — такой болван, то нечего строить из себя хитреца.Отговаривает Жанну от брака ее сына с француженкой, когда это единственное, чтомогло бы помочь и немецким протестантам и французским! Значит, она так всемуповерила? И что я возьму в мужья ее сына? И что ее дочь сделается королевойШотландской?
— Люди обычно склонны принимать слишком ослепительные перспективы за правдуименно потому, что они ослепляют, — торопливо подсказал посол. Елизавета же,явно довольная, продолжала:
— Вот, значит, как обстояло дело, когда вы меня сватали за маленькогоНаварру? Почему же вы сразу всего этого не выложили? Неужели я должна сначалаотрубить вам голову, Волсингтон, чтобы услышать от вас что-нибудь приятное?
— Тогда это бы вас меньше позабавило, чем сейчас, я же только и забочусь отом, как бы услужить моей великой государыне, даже рискуя собственнойголовой.
— Этой вашей остроумной проделки я не забуду.
— Она родилась целиком в голове моего агента, некоего Биля.
— Так я вам и поверила. Вы хотите скромностью увеличить ваши заслуги. Авсе-таки не забудьте пожаловать вашему Билю соответствующее вознаграждение. Ноне слишком большое! — тотчас добавила Елизавета: она была скуповата.
Козни, западни и чистое сердце
Третьей зрелой дамой, озабоченной судьбой Генриха, была Жанна, его мать, ноиз всех трех лишь она одна трудилась ради него самого. Поэтому она не доверялаискренности двух других королев и полагалась только на себя. Жаннадействительно навестила графа Нассауского на одре болезни, ибо ей все ушипрожужжали о том, как ужасно стонет ее близкий друг. Правда, он лежал наподушках весь багровый и разгоряченный, но скорее от вина, нежели от лихорадки,так, по крайней мере, показалось Жанне. Все же она заставила его сначалавыложить все те приятные новости, какие сообщил для передачи ей англичанинБиль, его собутыльник: о нападении на испанское посольство, о найденных тамбесспорных доказательствах того, что французский двор ведет двойную игру.Жанне-де предлагают в невестки принцессу Валуа, а в то же время опятьстакнулись с Филиппом Испанским. Как же может Екатерина при этом выполнитьусловие, поставленное Жанной, и вместе с протестантским войском освободитьФландрию от испанцев?
Жанна размышляла: «От кого бы ему все это знать, как не от англичан, которыеи подстроили нападение на посольство?» Во время беседы Жанна пощупала утолстого Людвига лоб и за ушами и нашла, что он здоров как бык. Поэтому онавелела своему хирургу войти и дать больному кое-какие целебные средства,которые ему, хочешь не хочешь, а пришлось проглотить. Через короткое времябедняга ужасно вспотел: лекарство подействовало и на желудок, ввиду чего Жаннепришлось ненадолго выйти из комнаты. Когда же она возвратилась, ее жертваоказалась куда податливее и без обиняков призналась, что все сведения идут отгосподина Биля, а он бесспорный агент Волсингтона.
— Но он мой друг, — заявил доверчивый Нассау, — и вы можете веритьрешительно всему, что он сказал. Мне он лгать не станет.
— Милый кузен, свет и люди очень испорчены — я не говорю о вас, —снисходительно добавила Жанна. В ответ немец-протестант, выказывая истинную игорячую заботливость, стал заклинать ее — пусть ни за что не соглашается набрак сына с француженкой. Ведь тогда ее сын опять попадет в лапы католиков,протестанты лишатся своего предводителя, сам же принц решительно ничего невыиграет, только изменит истинной вере. Да и потом — чем он будет в качествесупруга принцессы Валуа? Ведь не королем же Франции! — А вот еще в однойстране, — и здесь Нассау сделал многозначительную паузу, — он может бытькоролем. И великим королем! Его сестра, ваша дочь Екатерина, мадам, тожесделается королевой. Все это настолько послужит делу истинной веры, что уж поодному этому должно осуществиться, — добавил добряк, — и я твердо верю, чтогосподь бог повелел мне открыть все это вам.
Жанна видела, что о своем Биле он уже забыл.
Людвиг говорил горячо, потом вдруг, охваченный слабостью, упал на подушки, иЖанна оставила его, поручив заботам своего врача. Ей было жаль, что пришлосьстоль сурово, обойтись с этим честнейшим человеком, но иначе из него правды невыудишь. Ибо, к сожалению, оружием лжи служат не только люди, лишенныечести.
С последним вздохом, который слетел с его губ перед обмороком, ЛюдвигНассауский успел назвать ей имена тех, кто предлагает брак и престол ее детям:Елизавета Английская и король Шотландский. Другая мать решила бы, что это,пожалуй, слишком большая удача, но не Жанна д’Альбре: она нашла ее совершенноестественной, если вспомнить высокое происхождение королевы Наваррской, успехипротестантских войск и святое достоинство истинной веры. Ей и в голову непришло, что Елизавета, желая воспрепятствовать союзу Жанны с французскимдвором, может с помощью ни к чему не обязывающих намеков сделать обманноепредложение. Королева Жанна была слишком горда и не допускала мысли, что кто-тоспособен воспользоваться ею как средством и помешать Франции объединиться иокрепнуть.
На другой день она сказала Колиньи: — Всю ночь я старалась выпытать угоспода бога, в чем же его истинная воля; следует ли моему сыну стать королем вАнглии или же во Франции? А как полагаете вы, господин адмирал?
— Полагаю, что мы этого знать не можем, — ответил он. — Бесспорно одно:самые ревностные гугеноты, ваши надежнейшие приверженцы, будут оченьнедовольны, если принц, ваш сын, вступит в союз с заклятыми врагами истиннойверы. Ну, а будет ли господь бог против этого, я не могу утверждать, —осторожно закончил адмирал.
— А он и не против, — решительно заявила Жанна. — Он открыл мне, что к этомуделу я должна подойти чисто по-мирски, имея в виду единственно лишь честь иблаго моего дома — а их он почитает и своими! Вот что господь мне открыл.
Колиньи сделал вид, будто она убедила его. На самом деле он, конечно, и самне доверял англичанам и их планам, ибо судил как солдат. Ведь английскаяпротестантка должна была бы помочь ему освободить Фландрию от испанцев, ноименно этого она делать не желала. А католический двор Франции охотно обещалему поддержку. Поэтому адмирал был за брак принца Наваррского с МаргаритойВалуа и если приводил возражения, то лишь такие, которые бы еще больше укрепилиЖанну в ее решении. Жанна твердила о том, что англичане — исконные враги ихстраны. Колиньи же возражал, что сейчас этой вражды нет — как будтонедостаточно и того, что, женившись на английской королеве, принц терялрешительно все — свою национальность, свои шансы на французский престол.