Умирающий свет - Мартин Джордж Р.Р.. Страница 55
— Гвен, — тихо позвал он.
Ее глаза открылись на миг, и она резко мотнула головой с беззвучным криком: «Нет!»
— Эй! — позвал он, но ее веки снова плотно сомкнулись, и она затаилась внутри себя, оставив Дерка одного. С ее браслетом и его страхами.
Комнату заливал солнечный свет, вернее то, что называлось на Уорлорне солнечным светом: полдневные лучи оттенков заката косо струились из окон, а в широких полосах света лениво плавали пылинки. Гвен лежала наполовину в тени, наполовину на свету.
Дерк больше не разговаривал с Гвен и не смотрел на нее, он разглядывал узоры света на полу.
В центре комнаты они были окрашены в теплые тона красных оттенков, над ними плясали пылинки — выплывая из темноты, они становились то темно-красными, то золотыми, отбрасывая крошечные тени, потом снова исчезали за пределами лучей. Он протянул руку и держал ее на свету — несколько минут?.. часов?.. Он не знал, сколько. Ладонь становилась теплее и теплее, пылинки кружились вокруг нее, тени струились вниз, как потоки воды, когда он шевелил пальцами. Солнце казалось теплым, ласковым. Неожиданно у него возникло ощущение, что движения его руки, как и бесконечное кружение пылинок, не имеет никакого значения и никакого смысла. Музыка напела ему об этом, музыка Ламии-Бейлис.
Он отдернул руку и нахмурился.
Пятно света на полу, наполненное движением, окружала колеблющаяся темная полоса, потому что солнечные лучи пробивались сквозь кайму черно-красных пятен на стекле. Она охватывала освещенную часть пола с пляшущими пылинками со всех сторон.
Углы комнаты были погружены в темноту. В них никогда не заглядывали ни Хаб, ни Троянские Солнца, в них притаились жирные демоны и бесформенные силуэты страхов Дерка, исчезавшие, как только взгляд становился пристальнее.
Улыбаясь и потирая заросший щетиной подбородок, который уже начал чесаться, Дерк смотрел в темноту углов и снова слушал даркдонскую музыку. Он не понимал, как ему удавалось не замечать ее, но теперь она по-прежнему заполняла все пространство.
Башня, ставшая их домом, пропела свою протяжную, низкую ноту. Прошли годы, века… Ей ответил хор пронзительных вдовьих завываний. Он слышал пульсирующий стук, крики брошенных детей, легкие, скользящие звуки ножей, режущих живую плоть. И барабан. Каким образом ветер мог бить в барабан, он не знал. Может быть, это было что-то другое, но оно звучало, как барабан. Хотя и очень, очень далеко и бесконечно одиноко.
Так безгранично одиноко!
Расплывчатые тени столпились в самых дальних, темных углах комнаты, потом стали исчезать. Дерк увидел стол и стулья, выросшие из стен и пола, как диковинные пластиковые растения, и удивился тому, как он мог увидеть в них что-то другое. Солнце немного сместилось, и только тонкий лучик пробивался теперь сквозь окно, но наконец и он ускользнул из комнаты, и мир стал серым.
Когда мир стал серым, он заметил, что пылинки уже больше не танцуют. Нет. Совсем нет. Он пощупал воздух, чтобы убедиться в этом — в нем не было ни пыли, ни тепла, ни солнечного света. Он глубокомысленно кивнул. Ему казалось, что он открыл великую истину.
Расплывчатые пятна света заскользили по стенам. Призраки пробуждались к ночной жизни. Иллюзии и пустые оболочки старых снов — все они не имели цвета. Краски предназначались живым, здесь им не было места.
Призраки зашевелились. Они не могли покинуть стен, никто из них. Иногда Дерку виделось, как один из них останавливает свой бешеный танец и начинает отчаянно биться о стеклянную стену, которая не пускает его в комнату. Призрачные руки колотили, стучали, но комната не сотрясалась. Беззвучность была присуща этим существам, легким и прозрачным, хотя и умеющим стучать. Но потом им все равно приходилось возвращаться к танцу.
Их танец, пляска смерти, хоровод бесформенных теней… о, это было так красиво! Их движения, наклоны, повороты — языки серого пламени. Они двигались искуснее, чем пылинки, эти танцоры, сплетавшие узоры своего танца под музыку Города Сирен.
Одиночество. Пустота. Разложение. Одинокий барабан, размеренно гудевший: «один… один… один…» Все было бессмысленно.
— Дерк! — раздался голос Гвен.
Тряхнув головой, он отвел взгляд от стен и посмотрел вниз, где в темноте лежала Гвен. Была ночь. Ночь. Он не заметил, как прошел день.
Гвен не спала. Она смотрела на него.
— Прости, — сказала Гвен. Она говорила ему что-то. Но он уже все знал, понял по ее молчанию, по… по гудению барабана или музыке Крайн-Ламии.
Он улыбнулся.
— Ты не забыла, не так ли? Дело не в этом. У тебя была причина, чтобы не снимать его… — он указал на браслет.
— Да, — призналась она.
Гвен села в постели, одеяло свалилось к ее талии. Джаан расстегнул верхнюю часть костюма, когда укладывал ее, и теперь блуза свободно свисала с плеч, открывая взору мягкий изгиб груди. В мерцающем свете фресок ее кожа казалась бледно-серой. В груди Дерка ничто не шевельнулось. Ее рука опустилась на браслет. Она коснулась его пальцами, погладила, вздохнула.
— Я никогда не думала… не знаю… я сказала тебе, Дерк, то, что должна была сказать. Иначе Бретан Брейт убил бы тебя.
— Может быть, так было бы лучше, — отозвался он.
В его голосе не было горечи, скорее растерянность сбитого с толку человека.
— Значит, ты не собиралась бросить его?
— Не знаю. Как я могла это знать? Я должна была попытаться, Дерк. Действительно должна была. Хотя я никогда не верила этому. Я говорила тебе. Я ничего не скрывала от тебя. Здесь не Авалон, и мы изменились. Я не Джинни, никогда ею не была, а теперь еще меньше, чем когда-либо.
— Да, — согласился он, кивая. — Я помню, как ты вела машину. Как ты держала руль. Твое лицо. Твои глаза. У тебя глаза жадеитовые, а улыбка серебряная. Ты напугала меня, — он отвел от нее взгляд, посмотрел на стены.
Светящиеся фрески двигались в беспорядке под звенящую дикую музыку. Призраки пропали. Он только на минуту отвернулся от них, и вот они растаяли, исчезли. Как и его мечты, подумал Дерк.
— Жадеитовые глаза? — удивилась Гвен.
— Как у Гарса.
— У Гарса голубые глаза, — возразила она.
— И все же как у Гарса.
Она засмеялась, потом застонала.
— Больно смеяться, — сказала она. — Но это забавно. Я и Гарс. Ничего удивительного, что Джаан…
— Ты вернешься к нему?
— Возможно. Я не уверена. Мне было бы тяжело бросить его сейчас. Ты понимаешь? Он сделал свой выбор наконец, когда направил лазер на Гарса. После этого, после того как он восстал против своего тейна, сообщества, всей планеты, я-не могу так просто… ты понимаешь. Но я не стану снова его бетейн, никогда. Наши отношения никогда не будут серебряно-жадеитовыми.
Дерк чувствовал себя опустошенным. Он пожал плечами.
— А я?
— Ты ведь понимаешь, что у нас ничего не получилось. Ты должен был это почувствовать. Ты не перестал называть меня Джинни.
Он улыбнулся.
— В самом деле? Возможно. Вполне возможно.
— В самом деле, — она потерла виски. — Я чувствую себя немного лучше. У тебя есть еще протеиновые плитки?
Дерк достал из кармана одну и кинул ей. Она поймала ее в воздухе левой рукой, улыбнулась ему и, развернув, начала есть.
Он резко встал, засунул руки глубоко в карманы куртки и отошел к высокому окну. Верхушки белых как кость башен все еще тускло краснели в бледных отсветах заката. Видимо, Хеллей и его спутники еще не полностью ушли с неба. Но внизу улицы даркдонского города были погружены в ночь. Каналы казались черными лентами, с красноватой каймой фосфоресцирующего мха. В его колеблющемся свете Дерк увидел своего одинокого лодочника, каким он уже видел его однажды в тех же темных водах. Он опирался на шест, как всегда, и его лодка легко скользила по течению, неуклонно приближаясь. Дерк улыбнулся.
— Добро пожаловать, — пробормотал он. — Добро пожаловать.
— Дерк, — позвала его Гвен.
Она уже поела и застегивала свой комбинезон. Мрачное свечение стен окаймляло ее фигуру. Позади нее серо-белые танцоры продолжали свой настенный танец. Дерк слышал удары барабана, шепот, обещания. И он знал, что обещания ложны.