В погоне за призраком, или Испанское наследство - Марвел Питер. Страница 49

– Барбадос – английская колония, – напомнил Ришери. – Появление французского военного корабля неизбежно привлечет внимание и не всем понравится.

– Вы правы, – кусая губы, согласилась Лукреция. – Но мы что-нибудь придумаем. В конце концов, мы же не воюем!..

– Чему я очень рад, – мрачно добавил Ришери, поднимаясь. – Однако, поскольку мы послезавтра снимаемся, позвольте мне приступить к выполнению своих обязанностей!

Лукреция подумала, что она, кажется, перегнула палку. Тем более ей самой не хотелось лишать себя маленьких радостей и так бездарно проводить остаток ночи. Поэтому она вплотную приблизилась к Ришери и, улыбаясь, произнесла:

– Впрочем, капитан, я по-прежнему намерена приятно провести этот дивный вечер.

Ришери остановился, и на лице его мелькнуло удивление.

– Не бросите же вы даму на произвол судьбы? – лукаво продолжила она и метнула на Ришери обжигающий взгляд.

Шевалье был не дурак, и, взглянув в изумрудные призывающие глаза, он коснулся ее холодных как мрамор губ.

Капитан Ришери покинул спальню графини уже на рассвете.

Закутавшись в мантилью, она вышла его проводить. Он долго целовал ее на прощание, пока наконец ей это не надоело и она не подтолкнула его к выходу. Сбежав с крыльца, он обернулся и, сняв шляпу, отвесил ей изящный поклон.

– Аделаида, звезда моя, вы прекрасны! – воскликнул он. Во взгляде его она прочла восхищение и, сдерживая неуместную зевоту, послала ему на прощание воздушный поцелуй. Шевалье, окрыленный и счастливый, поспешил выполнять ее указания, а Лукреция, проводив взглядом его статную фигуру, покачала головой.

– Ах, если бы военные были хоть чуточку умнее! – пробормотала она себе под нос. – Нет, впрочем, это лишнее! Будь они умнее, управляться с ними не было бы никакой возможности! Пусть все идет как идет. Однако как понять эту загадку? «Голова Медузы» с грузом несуществующего серебра... Или это пустая болтовня?

Она вернулась в дом, задумчиво обрывая драгоценные кружева.

В голове ее одна за другой вертелись самые различные комбинации, самые оригинальные предположения. Остановиться на одном из них она не могла, потому что слишком мало знала, – увы, слухи зачастую так и остаются слухами, не больше. Чтобы составить себе более ясное представление о случившемся, было необходимо попасть туда, откуда все началось. В одном Лукреция была уверена – большой добычи пираты на «Голове Медузы» точно не взяли. Будь там богатый груз – молва об этом уже облетела бы половину колоний. Было и кому разносить их по островам: пираты, команда «Медузы»... Одни бы трезвонили об этом из бахвальства, другие из сожаления, а возможно, и злорадства. Нет, серебра на «Голове Медузы» определенно не было. Но зато на ней был... Веселый Дик! И это так же верно, как то, что флейт с Барбадоса оказался пустышкой. Возможно, именно эта новость и есть то самое важное, из-за чего она пересекала океан и терпела общество неуклюжих грязных матросов. Веселый Дик...

Однако как быть с тем, что рассказал Ришери? Ссора между квартирмейстером и капитаном – это серьезно. Ссора из-за денег вдвойне серьезнее. Черный Билл пустил по волнам своего квартирмейстера, в этом сомневаться не приходится. И уж во всяком случае, обратно к себе он его не взял бы. И тем не менее Веселый Дик оказывается на захваченном Биллом корабле. Что это может означать? Две загадки, ключ к которым наверняка лежит на Барбадосе. Нет, она совершенно права – она должна как можно скорее увидеть Давида Абрабанеля. Не поняв, что произошло с «Головой Медузы», она не сможет действовать дальше.

Предаваясь размышлениям, миледи подумала, что все равно не уснет, и решила выпить кофе.

Оборвав шнурок и еле разбудив меланхоличную Берту, она велела подать огня и завтрак в постель, а затем принялась набивать трубку.

Ришери выполнил все как надо. К вечеру явились матросы с «Черной стрелы» и забрали дорожные сундуки. Лукреция же, которую снова навестил шевалье, осталась дома до утра.

Отплытие назначили на пять часов пополуночи.

Поднятые паруса отливали молочной белизной, в призрачном свете угасающих звезд атласные воды залива лениво колыхал прохладный ветерок. Фрегат медленно двинулся к выходу из бухты, а над островом не спеша разгоралась заря нового дня.

Лукреция в одиночестве стояла на квартердеке и смотрела вдаль за пустой горизонт. Где-то там скитался человек, чье существование придавало ее жизни единственный смысл. Иногда Лукреция думала, что Господь Бог, если, конечно, Он существует, спас ее и сохранил его только для того, чтобы они еще раз встретились. Потом она вспомнила полные страсти ласки капитана, и губы ее исказила презрительная усмешка. Каждый раз, отдаваясь мужчине, она представляла себе, какую боль причиняет Роджеру, и мысли об этом доставляли ей мстительное наслаждение. Важно было другое – навсегда забыть о том, что она сама испытывала в объятиях Роджера. Отгоняя мучительные воспоминания, она забавлялась тем, что воображала себе, что бы он сделал с теми, кто наставляет ему рога.

Помечтав немного подобным образом, Лукреция прощальным взглядом окинула оставшийся позади остров и отправилась в свою каюту, чтобы безмятежно проспать в ней до самого обеда.

«Черная стрела» бросила якорь в Карлайлской бухте. Спустя некоторое время на борт фрегата поднялся помощник губернатора. Капитан Ришери церемонно приветствовал его и обратился с нижайшей просьбой позволить его кораблю остаться под защитой форта на неопределенное время, сославшись на необходимость произвести на судне ремонт и пополнить запасы продовольствия.

Обходительность француза, щедро приправленная увесистым кошельком, произвела на помощника губернатора самое выгодное впечатление. А еще большее впечатление произвели на него зеленые глаза обворожительной пассажирки, которую он увидел на борту. Конечно, он не мог отказать столь прекрасной леди в гостеприимстве. Красавица приняла приглашение с благодарностью.

Таким образом, Лукреции удалось совершенно естественно и безболезненно ступить на английский берег. Конечно, назовись она своим именем, к ее услугам был бы сам губернатор, но ее настоящее имя было последним, что бы она произнесла даже под пыткой.

Помощник губернатора, совершенно очарованный неожиданной гостьей, сразу же представил ее господину Джексону как несчастную гугенотку, чье положение после смерти мужа-голландца невыносимо ухудшилось, и она была вынуждена покинуть Ла Рошель и перебраться сюда, в колонии, чтобы здесь спокойно доживать свои дни в трудах и молитве. Поскольку гостья оказалась вдовой подданного Голландских Штатов, поприветствовать ее явился и сам господин Давид Малатеста Абрабанель с дочерью.

Найти общий язык с «земляками» не составило для Лукреции, или госпожи Аделаиды Ванбъерскен, большого труда. И хотя купец оказался твердым орешком, его юная дочь Элейна своей искренностью и прямотой заронила в душу Аделаиды немалые надежды. Из некоторых замечаний Элейны можно было понять, что девушка знает нечто интересное. Лукреция решила, что глупо упускать лишнюю возможность почерпнуть новые сведения, и принялась очаровывать Элейну, рассчитывая быстро завести с ней дружбу.

После обеда, который из дипломатическиз соображений дал в честь гостей губернатор, Лукреция попросила Элейну сопровождать ее в прогулке по саду.

– Простите, я так долго была в обществе простых матросов, – с виноватым видом призналась она, – что теперь мне просто хочется побыть наедине с женщиной, чье воспитание безупречно, а положение уважаемо. Я оставила во Франции близкую подругу, и мысль о том, что мне не с кем разделить теперь свои тревоги и надежды, приводит меня в отчаяние. Знаете, я сейчас подобна умирающему от жажды человеку, который видит перед собой источник чистой воды. Мне так хочется просто поговорить о предметах, которые близки и понятны женской душе, а может быть, и просто помолчать, глядя на эти прекрасные цветы... Знаете, там, где мы жили с мужем, тоже было много цветов! Когда я смотрю на этот сад, слезы застилают мне глаза. Я сразу вспоминаю свой дом, свою покойную мать... Вы поймете меня, моя милая!