Избранные - Марышев Владимир Михайлович. Страница 25

Ворохов обвел взглядом обстановку комнаты. Шикарная стенка, довольно дорогой музыкальный центр, японский телевизор, видик, компьютер со всеми прибамбасами… У Марго была явно не рядовая зарплата! «Кто же это такой щедрый? — подумал он. — ЦРУ? Дурак вы, ваше благородие: неужели, работая на Лэнгли, она бы стала вообще заикаться про заграницу? Да и не все ли равно? Устроилась — и хорошо».

— Я вижу, на работе тебя ценят, — сказал Ворохов.

— Да не жалуюсь. Своего авто, правда, пока нет. Но я, честно говоря, не очень-то и люблю водить. Еще вопросы есть? Тогда посиди тут, а я пойду переоденусь.

Марго исчезла в спальне, а Ворохов подошел к стенке и стал разглядывать книги. Это занятие он любил и, впервые оказываясь у кого-нибудь в гостях, даже пытался угадать, что обнаружит в библиотеке хозяина — томики Стивена Кинга или Хулио Кортасара. Что ни говори, а подбор книг может порой рассказать о человеке куда больше, чем его многочасовые излияния в какой-нибудь теплой компании!

Так… Ну, Булгаков — это само собой? Как же без него! Гоголь, Достоевский, Чехов, Брехт, Хемингуэй, Фейхтвангер… Ого, фантастики-то сколько! Прямо бальзам на душу. Лем, Стругацкие, Брэдбери, Дик, Гибсон (надо же — в оригинале!), Симмонс… М-да, мадемуазель, макулатуры вы не держите. Впрочем, кто бы сомневался!

— Гляжу, ты даром времени не теряешь. — Ослепительно улыбаясь, Марго выступила из спальни, и Ворохов, увидев ее более чем легкомысленный наряд, сразу забыл о пище духовной. Короткий черный топик почти не оставлял простора для фантазии. Он усиленно подчеркивал аппетитные окружности — так, что соски, казалось, вот-вот проклюнутся сквозь модную лоснящуюся ткань. Вторым предметом туалета была цветастая пляжная юбочка, открывающая по самое некуда умопомрачительно длинные ноги.

— Ну, — Марго словно не замечала, что повергла Андрея в ступор, — что это ты там ищешь? Свои произведения? Должна тебя разочаровать. Кирилл Ильич, конечно, слово сдержит, книжку твою издаст. Но придется потерпеть — у него сейчас проблемы.

Ворохов продолжал молча смотреть на нее, словно хотел на всю жизнь запомнить именно такой.

— Ты не переутомился? День, конечно, выдался не из легких. Но это поправимо.

Она взяла Андрея за руку. Нет, не просто взяла, а нежно, почти неощутимо, одними пальцами обволокла его запястье. Это походило на то, как врач измеряет у своего пациента пульс. Вот именно — только походило, потому что ни один врач на свете не сумел бы сотворить с Вороховым такое: каждый его нерв, завибрировав, как струна, отозвался на прикосновение Марго, по телу волнами разлилось блаженство. Как она это делала? Просто знала, на какие чувствительные точки надо нажимать? Или было что-то еще — необъяснимое, иррациональное?

«Колдунья, — восхищенно подумал он. — А может… Может, действительно гейша? Гетера? Дама, умеющая поддержать беседу о высоких материях, но куда лучше овладевшая главным для своей профессии искусством — постельным? Неужели обучалась этому в каком-нибудь подпольном „институте неблагородных девиц“, регулярно проходя… гм… производственную практику? Нет! Не верю! Пусть лучше будет колдунья!»

Марго потянула его за собой, и он покорно пошел, медленно переставляя ноги, словно пробираясь в странном вязком тумане. Попытался представить, что ожидает его за приближающейся дверью спальни, — и не смог: все предыдущие романы казались ему теперь лишь прелюдией к чему-то огромному, прекрасному, как сама Вселенная, которую он так долго пытался постичь и описать.

Однако дверь скрывала не лестницу, ведущую прямиком на седьмое небо, а всего лишь кровать. Двуспальную.

Ворохов так и думал, но все же испытал нечто похожее на укол ревности: кто знает, скольким мужчинам посчастливилось оценить достоинства этого просторного ложа! Он по-прежнему молчал, ощущая непонятную робость, и это, похоже, устраивало Марго. Она медленно расстегивала его рубашку, и Ворохов какое-то время не поддавался магии ее пальцев. Но колдовство продолжалось, и, когда по его коже словно пробежали огненные язычки, Андрея наконец проняло.

— О! — простонал он и попытался запустить руки под черный топик, однако Марго не дала ему перехватить инициативу.

— Подожди, не суетись, — сказала она, освобождая его от рубашки и переключаясь на брюки. — Я знаю, что мужчина ты горячий: тогда, во время танцев, это чувствовалось, да еще как! Но пусть сегодня, в первый раз, все будет так, как я хочу. Позволишь мне такой каприз?

Он хотел было воспротивиться (что же это: мужику — и не действовать, превратиться в послушный манекен?), но неожиданно для себя кивнул.

— Умница! — похвалила она Андрея и, отступив назад, откровенно залюбовалась. Ворохов своего тела не стыдился, во время интимных встреч мог подолгу расхаживать перед подружками в костюме Адама и даже пару раз бывал на нудистском пляже. Но сегодня все было не так. Чувство неловкости усилилось, и, увидев, как беззастенчиво разглядывает его Марго, он поспешил подойти вплотную. Как оказалось, ей только этого и надо было! Она немедленно обвила руками шею Андрея, и в глазах у него вспыхнуло, а затем сразу же потемнело — такое бывает от болевого шока, когда, например, сильно ударишься коленкой о твердый предмет. В наступившем сумраке Ворохов видел только приближающиеся ослепительно алые губы. Они призывно раскрылись, и Андрей ответил на призыв, а затем язык Марго перетек ему в рот и забился там, заплясал, запрыгал, как маленький беспокойный зверек.

Поцелуй длился и длился, пока Ворохов не утратил чувства реальности. Вокруг него водили хоровод загадочные тени, а Андрею казалось, что он находится внутри медленно набирающего обороты огромного волчка. Неожиданно мрак расцвел оранжевыми блестками, словно кто-то осыпал стенки «волчка» светящимися конфетти. Они сновали туда-сюда, уворачиваясь друг от друга, но все же иногда сталкиваясь и тут же погибая в яркой вспышке. Прошла минута, другая… Вспышек стало намного больше, как будто невидимые эльфы, разрезвившись, непрерывно высекали пламя волшебными палочками. И вдруг огоньки разом погасли — кроме двух, нежно-зеленых, застывших чуть пониже его глаз. Откуда-то пролился свет, и Ворохов вновь увидел лицо Марго. Ее губы все еще были полуоткрытыми. Он вглядывался в это лицо, одновременно узнавая и не узнавая, как после провала в памяти, а перед глазами продолжали кружиться оранжевые светлячки…

— Что… — с трудом ворочая языком, выговорил он. — Что это было?..

— Почти ничего, — ответила Марго и загадочно улыбнулась. — Все еще впереди.

Она несильно, но властно надавила ему на плечи и добилась того, чтобы он сначала опустился на колени, а затем распростерся прямо на паласе. Ворохова переполняла благодать. Было так замечательно, что он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова разомкнул веки, то увидел прямо над собой ноги Марго. Они тянулись и тянулись вверх, как бы сами по себе, но в конце концов все же встречались, и в этом месте вздымался соблазнительный холмик, накрытый темной, курчавой шапочкой: под легкомысленной юбчонкой не было ничего. Андрей этого не ожидал, и внезапное открытие вызвало у него неудержимую эрекцию. Не в силах больше сдерживаться, он обхватил ноги Марго чуть повыше точеных лодыжек и потянул вниз. Однако искусительница уже сама сгибала колени, садясь ему на живот. Тут-то бы, выражаясь цивилизованно, «все и произошло», но дальнейшие вольности были пресечены: как только бедра Марго обняли бока Андрея, она отвела его руки и уложила их на палас.

— Я не прошу тебя остыть, но все же какое-то время будь, пожалуйста, паинькой. Поверь, я отлично знаю, что делаю.

Ворохов не мог возразить, даже если бы захотел: все тело пронзила сладостная дрожь. Она усилилась, когда Марго начала ласкать его руками, словно играя на обнаженных нервах. Потолок закачался и поплыл, люстра, украшенная бахромой хрустальных подвесок, рассыпалась на сотни искрящихся осколков. Затем откуда-то сверху спустились полупрозрачные стеклянистые нити. Они повисли в воздухе, изгибаясь, как живые, и то и дело соединяясь по пять-шесть. Образовавшиеся фигуры почему-то напоминали китайские иероглифы. Вскоре они заполнили все пространство комнаты — и вдруг растаяли, оросив Андрея теплым дождем.