Нефритовые четки - Акунин Борис. Страница 136

Должен с гордостью сказать, что, оправившись от первого испуга, я более не терял присутствия духа. Вот Сибата явно осторожничал, все время держался у меня за спиной. А еще пишут, будто нация самураев не ведает страха.

Расположение дома я успел изучить неплохо. На втором этаже Боско повернул налево, а там была комната с одной-единственной дверью. Оттуда беглецу уж точно деться было некуда, разве что выскочить из окна. Но прыгать со второго этажа французского замка – мероприятие рискованное. Все кости переломаешь.

Поэтому я не торопился.

Заглянул в комнату – очень осторожно, чтоб не попасть под выстрел. И правильно сделал! У самого моего уха раздался отвратительный звон. Это пуля попала в железную скобу двери.

Я отшатнулся, однако то, что я успел разглядеть, мне очень не понравилось.

Боско стоял на подоконнике, у открытой рамы, и явно готовился прыгать. А что если ему повезет, и он не расшибется? До земли футов двадцать. Это, конечно, высоко, но всякие чудеса бывают.

Решение было принято моментально. Я снова высунулся и выстрелил по черной фигуре, хорошо различимой в сероватом прямоугольнике окна. Хотел попасть в ногу, но прицелиться не успел – Боско спустил курок одновременно со мной. Я нырнул в укрытие. Мысленно прикинул, сколько патронов остается в барабане. Кажется, всего один.

Сибата сидел на мешке у стены, в абсолютно безопасном месте, и с олимпийским спокойствием ожидал, чем закончится перестрелка. Помню, это здорово меня разозлило.

– Рутьше с пора, – мирно произнес он.

Я не сразу понял, что он имеет в виду. С пола? В самом деле. Совет неплох.

Улегшись на живот, я опять высунулся.

Управляющего на подоконнике не было, лишь покачивались оконные створки.

Поднявшись, я вбежал в комнату. Пусто. Все-таки спрыгнул!

Выглядывать в окно смысла не было. Разве в ночной мгле что-нибудь разглядишь?

– Скорее в парк! – крикнул я. – Может быть, он сломал ногу!

Но Сибата удержал меня.

– Не надо в парк. – Его голос был все так же безмятежен. – Надо в басьню.

Прав, он опять был прав! Если Боско спрыгнул удачно, его уже не догнать. Если расшибся – далеко не уползет.

Как я мог забыть, что на противоположной стороне замка тоже шла перестрелка? Возможно, Холмсу и Фандорину нужна помощь.

Мы побежали через пустые комнаты. Наши шаги гулко отдавались под высокими сводами.

На главной лестнице и в диванной не было ни души. Японец показал пальцем на расколотую стенную панель – туда попала пуля.

Из башни не доносилось ни звука.

– Холмс! – позвал я. – Вы где?

Сердитый голос из щели ответил:

– Входите, Уотсон, входите! Надеюсь, хоть вы-то своего не упустили?

Я протиснулся в проход. За мной туда же с разбега кинулся азиат.

Башня была освещена лишь пламенем камина. Багровые сполохи придавали открывшейся моему взору картине довольно зловещий вид.

На полу, прямая, словно натянутая до предела струна, лежала Эжени. Она была недвижна, глаза закрыты. Над девушкой склонился мрачный Фандорин.

Холмс стоял у открытого окна, откуда несло холодом, и делал рукой какие-то странные пассы.

– Жива? – вот первый возглас, вырвавшийся у меня.

– Без чувств, – ответил русский.

– А где Лебрен? Неужели выпрыгнул? Но это третий этаж, а внизу каменные плиты!

Холмс поманил меня рукой.

– Взгляните-ка. – Я увидел, что к подоконнику прикреплена туго натянутая веревка из тонких, но прочных нитей. – Не выпрыгнул, а соскользнул. Путь отступления был подготовлен заранее.

Лицо у сыщика было хмурое, а я вдруг спохватился, что не удосужился проверить подоконник, с которого прыгнул Боско. Вдруг управляющий не прыгнул, а спустился по веревке? Ну конечно же! То-то он без колебаний бросился именно в ту комнату, а не в какую-либо другую!

Я схватился за голову.

Выходит, оба преступника благополучно сбежали, а между тем (я выдернул из кармана часы) уже двадцать минут двенадцатого! Если бомба действительно существует, до взрыва остается всего сорок минут! До истечения срока ультиматума – десять!

Фандорин, присев на корточки, тер девушке виски.

Она застонала, длинные ресницы затрепетали. Глаза широко раскрылись, в них читался ужас.

– Он не профессор! – пролепетали бледные губы.

Я кивнул:

– Мы знаем.

– Это Арсен Люпен!

– Это нам тоже известно. Успокойтесь и расскажите, что здесь произошло. Отчего вы кричали?

Мы собрались вокруг бедняжки, и она, судорожно всхлипывая, рассказала следующее:

– Он наклонился надо мной, как-то странно улыбнулся и говорит: «Мадемуазель, слыхали вы об Арсене Люпене? Это я, собственной персоной. Мне прискучили дурацкие игры. Пора кончать. К тому же я знаю, что эти упрямцы денег не отдадут. Придется прибегнуть к сильному средству. Сейчас вы закричите, очень громко и убедительно. Если нет, придется повернуть рычаг». Именно так он сказал. Я ничего не поняла, хоть слушала очень внимательно. У него был такой страшный взгляд!

Она разрыдалась, и я стал ее утешать, а Фандорин сказал:

– Ну вот и прояснилось. Боско – разведчик, а роль п-приезжего светила взял на себя главарь. «Лебрен» – «Люпен», в самом сходстве имен чувствуется та самая г-гасконада, о которой вы говорили, сэр.

Холмс жестом показал, что мисс дез Эссар готова продолжать, и русский замолчал.

– …Я пробовала крикнуть, как он требовал… Но он остался недоволен. «Увы, мадемуазель, вы скверная актриса. Тем хуже для вас». А потом… – Ее голос задрожал еще сильней. – …Он подошел к рычагу и повернул его со всей силы… Боль была ужасной! Я не знаю, кричала ли я… Больше ничего не помню.

Фандорин с Холмсом бросились к «дыбе», чтобы ослабить натяжение веревок. Я же осторожно осмотрел щиколотки и запястья несчастной барышни. Там отпечатались глубокие вмятины, кое-где кожа лопнула, и сочилась кровь.

– Мерзавец! – не сдержался я. – Он еще подлее, чем я думал!

Даже сухарь Холмс был потрясен. Сдавленным от волнения голосом он сказал:

– Я должен извиниться, сударыня. Перед вами и перед вашим отцом…

– В чем, сэр?

Мокрые от слез глаза смотрели на него с удивлением.

– Неважно… – пробормотал Холмс, отвернулся и нарочито деловым тоном принялся восстанавливать ход событий. – Все ясно. Перед тем, как лишиться чувств, вы издали крик, который мы не могли не услышать, даже находясь на первом этаже. Люпен встал вон там, в проходе. Ему нужно было удостовериться, что мы клюнули. Увидев нас, он трижды выстрелил, чтобы мы укрылись. Это дало ему время спокойно выбраться через окно. Его сообщник в это время должен был похитить из столовой мешок. Утешимся по крайней мере тем, что денег негодяй так и не получил. Я вижу, мешок у мистера Сибаты.

Японец с достоинством поклонился. Следовало признать, что из всех нас он единственный поступил, как должно, и не сделал ни одной оплошности.

– Господа, до нового года всего двадцать две минуты, – напомнил я. – Оставаться здесь мы не можем. Нужно как-то действовать! Госпожу дез Эссар придется вынести отсюда на руках. Другого выхода нет! Нужно рискнуть. Может быть, подсунуть под спину штору и осторожно вытянуть по полу?

Мои слова были восприняты с поразительным спокойствием. Ну, мисс Эжени, еще не отошедшую от кошмарного потрясения, а главное, не знающую об адской машине, я мог понять. Но остальные!

Холмс, например, взглянул на меня так, будто я сморозил глупость.

– Не нужно драматизировать, дорогой Уотсон. Полагаю, мисс дез Эссар выйдет отсюда сама. Я не врач, но позволю себе предположить, что фальшивый профессор в своих интересах… несколько преувеличил тяжесть травмы. Сударыня, попробуйте пошевелить конечностями.

Девушка испуганно посмотрела на него, не решаясь выполнить просьбу. Перевела взгляд на Фандорина. Тот успокоительно кивнул, и тогда она, закусив губу, осторожно подвигала сначала кистями, потом стопами.

Я испытал невероятное облегчение.