Собаки - Меттер Израиль Моисеевич. Страница 2

Все и было сделано, как положено: долго и кропотливо устанавливали осветительную аппаратуру – на свирепом морозе это не так-то просто, – режиссер и оператор, окоченев до синевы и переругиваясь осипшими голосами, выбрали точки съемок, моторист запустил ветродуй, – вьюга поднялась знатная! – и вот тут-то получился чудовищный конфуз. Служебно-розыскной пес Урал, бесстрашный зверь, не раздумывая кидающийся на человека, стреляющего из пистолета в упор, Урал, который не моргнув глазом валил преступников, размахивающих ножом, этот самый Урал – грозная помесь волка и овчарки, – как только его подвели к ревущему ветродую, жалобно заскулил и, поджав хвост, улепетнул подальше. Бедняга милицейский пес разные ужасы видел и слышал на своем собачьем веку, ко многому его приучили в спецшколе угрозыска, но ветродуя там не проходили.

Пробовали вывести в поле вторую служебно-розыскную собаку – и снова тот же бесславный финал: она так же позорно оробела и отказалась работать. Очевидно, все-таки в этих специальных школах уровень воспитательной работы среди собак недостаточно высок, имеется и там слабинка.

К ужасу всей группы, и в особенности ее директора, съемочный день был начисто сорван. А этот день влетает по смете во много сотен рублей. Директор попробовал было намекнуть, что метель вовсе не обязательна, но режиссер посмотрел на него такими мерцающими глазами, какие бывают, говорят, у тигра перед решающим прыжком к горлу своей жертвы.

Драматическое уныние царило в тот вечер в избе, где расположилось руководство съемочной группы. Даже Юрий Владимирович Никулин, один из самых прелестных и неунывающих людей на земле, сколько ни пытался развеселить своих товарищей по несчастью, ничего поделать не смог. Директор бормотал, что этих сволочных собак он завтра же снимет с питания и будет жаловаться на них министру, а режиссер с хрустом заламывал свои нервные пальцы. И тут кто-то вспомнил, что несколько месяцев назад на киностудию «Мосфильм» пришло письмо, над которым в свое время незлобиво посмеялись студийные редакторы. Письмо пришло из Киева от сантехника Михаила Длигача. Страстный собаковод-любитель, Длигач писал, что у него есть умнейший пес Дейк; Длигач сообщал также, что, прочитав в «Новом мире» повесть «Мухтар», он сочинил по этой повести киносценарий и предлагает студии себя как автора и дрессировщика, а своего Дейка – как исполнителя главной роли. К письму была приложена фотография красавца пса, увешанного наградными медалями. Сценарий Длигача оказался неумелым, на письмо ему никто не ответил.

Нынче же, очутившись в бедственном положении, режиссер решил воспользоваться подвернувшимся последним шансом. На другой же день сантехник Длигач со своим Дейком были доставлены самолетом из Киева в окоченевшее от мороза подмосковное село.

Дейк плевал на ветродуй. Пес и ухом не повел в его ревущую сторону. По-видимому, это объяснялось двумя обстоятельствами: во-первых, он вместе со своим хозяином не раз бывал на аэродромах, пользуясь воздушным транспортом; во-вторых же – и это, пожалуй, главное, – я не встречал пса, у которого было бы так развито чувство собственного достоинства, как у этого Дейка. Даже с Длигачом он держался на равных. Приказания хозяина он выполнял неукоснительно, однако безо всякого собачьего холуйства, словно бы отдавая себе отчет, что Длигач в некоторых вопросах старше и опытнее. Никакой излишней торопливости, угодливого заглядывания в глаза хозяина у Дейка не было. Он выслушивал поданную команду и исполнял ее точно и разумно, ибо эта команда усваивалась Дейком как нечто совершенно необходимое им обоим в данное мгновение, и никакие объективные причины и посторонние обстоятельства не могли помешать псу исполнить его служебный долг. (Кстати, если подобное отношение к своей работе и своему долгу можно выработать в себе только с помощью условных рефлексов, то я лично очень сожалею, что мои условные рефлексы худо развились именно в этом направлении.)

Из четырех собак, снимавшихся в роли Мухтара, самым талантливым артистом оказался Дейк. Он даже полюбил самый процесс съемок; стоило режиссеру крикнуть в микрофон: «Внимание. Мотор. Начали!»как Дейк кидался к съемочной площадке, стараясь попасть в ближнюю точку перед кинокамерой. Его совершенно очевидно не удовлетворяли массовки и мелкие эпизоды, он ощущал себя центральным героем фильма и обожал крупные планы.

При всем том, была одна главная трудность, преодолевать которую приходилось все девять съемочных месяцев.

Четыре собаки, включая и одареннейшего Дейка, совершенно ни во что не ставили режиссера, оператора и артистов, не говоря уж о директоре группы, должность которого абсолютно не фиксировалась собачьим разумением.

Псы признавали только своего хозяина. Они готовы были – правда, с некоторым усилием над собой – терпеть артистов рядом, если те не слишком нарушали привычные для псов нормы поведения. На любое проявление амикошонства, актерской развязности, на желание болтливо сблизиться псы отвечали угрожающим рычанием. А уж какое бы то ни было приказание, отданное артистом, пес встречал таким ледяным презрением, что артист неловко смешивался и старался превратить все это в шутку.

Но ведь на экране Мухтар принадлежит Глазычеву, беззаветно любит его, слушается малейшего его слова. А Глазычева играет Юрий Никулин. А Дейку, Уралу и двум другим собакам Никулин напрочь безразличен. Безразличен – в лучшем случае, а то и попросту враждебен, поскольку он для них «чужой».

Еще в самом начале работы, когда Дейк был только-только утвержден в роли Мухтара, Длигач тотчас же обратился к Никулину с просьбой:

– Юрий Владимирович, разрешите мне называть вас Юрой.

Никулин удивленно посмотрел на него. – Видите ли, – пояснил Длигач, – мой Дейк любит короткие имена: Юрий Владимирович – это для него слишком длинно. Я буду подавать ему команду: «Иди к Юре!» или «Иди с Юрой!». А каждый раз говорить ему: «Иди к Юрию Владимировичу» или «Иди с Юрием Владимировичем»– это было бы для него слишком официально и утомительно.

Вот почему, если бы зрители фильма услышали черновую фонограмму съемок, то они несказанно поразились бы количеству «лишних» реплик, лишних потому, что реплики эти подавались не героями фильма, а Длигачом и проводником милицейских собак. Псы ведь исполняли лишь то, что им велели их хозяева.

Были на съемках случаи крайне рискованные. Я говорю о тех эпизодах, где по ходу сюжета следовало натравливать злобного пса на артистов. По грозной команде: «Фасе, Дейк!» или «Фасе, Урал!» – собака спускается хозяином с поводка и в ярости мчится на заклятого врага. Как бы ни был умен пес, невозможно, подав эту страшную команду, тут же шепнуть ему, рассвирепевшему, на ухо: «Пожалуйста, делай все по-нарочному!..» То есть шепнуть-то, конечно, можно, однако пес в это мгновение знает и чувствует лишь одно: ему надо оградить своего любимого хозяина от смертельной опасности, оградить даже ценой собственной жизни! И всю свою мощь, отвагу и злобу пес вкладывает в этот рывок по команде «фасе!».

И вот представьте себе. На заслуженную артистку Аллу Дмитриевну Ларионову надо натравить Дейка. Этого требует сюжет эпизода. Мало того. При съемках любого фильма оператор непременно делает несколько дублей – один и тот же эпизод снимается не единожды, а три-четыре раза, порой и гораздо больше. Значит, разъяренный Дейк по команде «фасе!» кинется на Ларионову, рыча повалит ее, станет рвать, и это надо повторять и повторять, покуда режиссер и оператор не сочтут, что дубль получился достаточно реалистично.

Сперва решили, что в этом эпизоде будет сниматься не Алла Дмитриевна, а ее дублерша. Строжайшие меры предосторожности были приняты: тело артистки под шубой обмотали пластами плотного войлока – прокусить этот защитный слой пес не смог бы. Длигач, стоявший поблизости, напряженно следил за каждым движением своего Дейка, готовый в любую долю секунды броситься в кадр и мгновенно оторвать пса от артистки. И все-таки, и все-таки… страшновато! Я вполне понимал и искренне жалел дублершу, когда увидел после съемок ее бледное, осунувшееся и все еще испуганное лицо. Однако на другой день, когда мы просматривали отснятый и отпечатанный материал, Алла Дмитриевна Ларионова сказала режиссеру: