Закон крови - Микулов Олег. Страница 51
Колдун раскладывал на куске кожи подвески, вырезанные из мягкого белого камня, и думал.
Вот эта, первая, – день суда и казни. Дальше – Серые Совы перебираются на новое место. Еще одна – их старое стойбище совсем опустело. Теперь подвеска побольше: день, когда появился огненный шар, когда разразилась невиданная гроза… Как же так?
Колдун помнил слова молодого Куницы: «Пусть мой старший собрат будет осторожен и смотрит в три глаза на все: и на людей, и на Мир. Боюсь, это еще не конец». И он смотрел в три глаза, особенно в те дни, значение которых ему когда-то буквально вбил в голову его наставник, великий Хорру… Да. Случилось. Что – не понятно, но случилось… И почему-то не в первый посмертный срок, а на следующий день! Не мог же в самом деле лишенный имени оставаться живым в течение целого дня! Или мог?
Подвески продолжали появляться одна за другой. Так или иначе, второй посмертный срок был вчера, в ночь Посвящения. Или сегодня! Нужно быть готовым, – вот только к чему?
Третий срок неясен, и до него – далеко. Хорру наставлял, указывая на палочку, изображающую второй срок: «Если здесь Старуха спит – это лучшее для мертвого и худшее для живых! Если смотрит в полный глаз, то наоборот. А о третьем сроке узнаешь так: Старуха, спящая во второй срок, должна проснуться и заснуть снова. В одну из ночей ее сна настанет третий срок! » – «Но как я узнаю?..» – «Спросишь духов. Если захотят – помогут!»
«Если захотят»… Сейчас духи явно не хотели помочь (или не могли ). Их предупреждения значили не больше того, что сказал Куница; их ответы были столь же смутными, как и собственные знания Колдуна о том Враге : больше, чем ничего, но меньше, гораздо меньше того, что нужно для того, чтобы отбить нападение… Или и впрямь Хорру был прав, и Тот непобедим?! Хорошо, что Дрого вернулся вовремя!
Придется ждать. Только ждать: Враг первым нанесет удар, и, быть может, тогда удастся что-то сделать. Но каким будет этот новый удар? Выдержит ли его их Род?
Колдун боялся напрасно. В эту ночь ничего ужасного, ничего необычного не произошло. Разве что…
Йом проснулся в самый глухой час от отвратного, тягостного сна. Его кто-то звал, вернее, подзывал, и он знал – кто !
Сны бывают разные; не все из них опасны, не все – вещие; порой духи просто шутят. Но Йом понял: это – не шутка духов, это хуже, и покидать жилище нельзя. Вытянув мизинец и указательный палец левой руки ко входу, он забормотал заклинания. Но тут застонала, а потом проснулась его Нага, ждущая ребенка.
– Муж мой, мне страшно!
И тогда он, рыжебородый, рывком сбросил шкуру, схватил, не глядя, бивневое копье и, презрев опасность, вышел в ночь.
Безлунная ночь была теплой и звездной. Он был готов встретить любого врага – копьем, защитным жестом и заклинанием… Зубами, если придется! Но никого не было ни рядом с его жилищем, ни дальше – у общих очагов, на тропе. Лишь какая-то крупная птица скрылась в сосняке на той стороне ручья.
Постояв и послушав лесные звуки, Йом вернулся в свое жилье, поставил копье и лег на женской половине, к жене.
– Спи, Нага, никого нет! – прошептал он, обнимая любимую жену, чувствуя, что она все еще вздрагивает от страха. Нага потерлась щекой о грудь мужа и замерла. Вскоре ее дыхание стало спокойным, ровным. Но Йом еще долго не мог уснуть. Никого не было у входа, но почему-то он был уверен: еще за миг до того, как он откинул полог, там кто-то стоял.
Глава 10
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Основа жизни – это мясо, а мясо дает охота. Мужчина прежде всего охотник; в сущности, это одно и то же: мужчина – охотник, который при необходимости может стать и воином, защитником. К счастью, такая необходимость возникает не так уж часто, особенно здесь, где издавна живут бок о бок сильные общины трех дружественных Родов. Кого им бояться? Кто может им угрожать? Инородцы появляются редко, всегда с миром, с дарами, и сами они, дети Мамонта и дети Серой Совы, оказываясь в чужих землях, предпочитают не воевать, хотя, конечно, бывает всякое… Дети Куницы? С ними сложнее, об их путешествиях к Великой воде никто ничего не знает толком… Но врагов они не приводили ни разу.
Конечно, еду дает не только охота. Трудно даже представить, как жили бы люди без всего того, что собирают неустанно женщины в лесу, на полянах и болотинах, У Большой воды и у ручьев, – без ягод и грибов, без съедобных кореньев и зерен, без улиток и речных раковин. Но охота – это не только еда. Из чего и чем шили бы женщины одежду, обувь и сумки, чем укрывались бы в холодные зимние ночи, если бы не шкуры, жилы и шерсть, если бы не кости, из которых делают не только наконечники и кинжалы, но и шилья, иглы, лощила и множество других инструментов, обойтись без которых в домашнем хозяйстве просто невозможно?
Охотятся по-разному. На длинноухих и на песцов ставят силки; каждый охотник – по-своему, в одиночку. За более крупной добычей уходят группами – по два, по три, а то и по пять человек, порой – очень далеко, за несколько переходов. Именно так Йом с четырьмя сородичами добыли бизона – не в окрестностях, куда эти звери заходят редко, а далеко на юго-западе, в степи. На стоянку принесли только самые лакомые куски, присоленные золой, шкуру да голову – знак охотничьей удачи. В одиночку на крупного зверя выходят редко – по необходимости. Впрочем, порой появляются в общине странные любители одинокой охоты. Таким был Мал.
Но есть еще и Большая охота, в которой участвует не одна, а по меньшей мере две общины, и не только мужчины, но и все сородичи – от мала до велика. Это – не только добыча мяса, но и праздник. И хотя Большие охоты происходят не так уж часто (на то он и праздник!), но именно им-то и обязаны общинники основным запасом всего того, что дает охотничья добыча.
Все, что ходит, бегает и прыгает по земле, летает по воздуху, плавает в воде, может стать охотничьей добычей. Но к этому подходят с выбором. Запрещено убивать своих братьев и сестер – зверя или птицу, являющихся Родовым тотемом. Это могут делать только люди другого Рода. Так, ни один из сыновей Мамонта не смеет нанести вред своему старшему брату – волосатому слону, но для сыновей Серой Совы или Куницы такого запрета нет. Не поощряется и пустое убийство, ради развлечения. Убивать можно для еды, ради шкуры и меха, ради костей… Из доблести, наконец! Но даже мальчишка, раздавивший мимоходом беззащитного птенца, жестоко за это поплатится: от взрослого мужчины – затрещиной и надранными ушами, от своих сверстников – едкими насмешками. Для настоящего же охотника такой поступок немыслим. А вот если тот же мальчишка добудет для еды пару-другую жирных сурков, сумеет изловить длинноухого, а то и утку или перепелку подстрелит коротким дротиком, – его ждет только похвала.
Взрослые охотники с сурками связываются редко, разве что изголодавшись. От хорошей птицы не откажутся, если подвернется под руку, но специально охотиться не станут. Иное дело, подколоть или даже взять голыми руками в Большой воде хорошую рыбу: тут требуется и смекалка, и ловкость. Но, конечно, главная их добыча – крупный зверь. Однако и здесь есть свои тонкости.
В речных долинах, в кустарниковых зарослях водятся волосатые носороги. С ними люди предпочитают не связываться без необходимости: зверь этот сильный, злобный и глупый, а мясо его не вкусное, да и короткие, искривленные кости не очень удобны для поделок, разве что шерсть хороша. Но охота на него очень опасна, и мужчины выходят на нее лишь тогда, когда парочка неразборчивых носорогов, облюбовав себе местечко вблизи от стойбища, становится угрозой для общинников, у которых в речной долине свои дела, – в первую очередь для детей и женщин. Еще опаснее – тигролев, хищник не только могучий, но необычайно умный и коварный, к счастью, довольно редкий. Его преследуют из мести за украденного ребенка, за растерзанного общинника и – ради доблести: победить тигрольва, тем более в одиночку, – подвиг! Иное дело, бурый медведь, великий любитель сладких красных ягод и дикого меда. Он тоже встречается нечасто и с человеком связываться не любит: не тронешь его – и он тебя не тронет. Но… у него такая теплая шкура! Из-за нее-то, да еще ради целебного сала, отправляются заботливые мужья в лесную чащу. Конечно, особую славу такая добыча не приносит: по единодушному мнению и сыновей Мамонта, и сыновей Серой Совы, охота на лесного медведя не слишком опасна. Вот если бы это был вурр – страшный пещерный медведь!.. Говорят, он вдвое, а то и втрое больше лесного и свиреп, как разъяренная тигрольвица! Но о вурре – только слухи: старики рассказывают то, что сами когда-то слышали. Никто из мужчин не видел его воочию, даже Арго, даже старый Гор!