Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь. Страница 105

— Со студенческих лет мы с вами слегка изменились, — улыбается Георгий Васильевич Чичерин.

— Все течет, — философски замечает Луначарский. — Что же… Приступим. Прошу, Николай Константинович, к столу.

Расположившись за столом — тонкий сладостный аромат исходит от желтых продолговатых груш, — все некоторое время неловко молчат.

Наконец Рерих достает из портфеля (кстати, в проходной, когда был предъявлен пропуск, живописец отказался открыть его для досмотра и чуть не разразился скандал, который предотвратили сопровождающие — один из них бегал куда-то звонить) — итак, Николай Константинович достает из портфеля ларец черного дерева с драгоценными камнями на крышке, от которых невозможно оторвать глаз.

— Я выполняю высокое поручение махатм, — голос его звучит торжественно и твердо. — В этом ларце священная гималайская земля…— Предполагалось сказать дальше: «Она взята в стране учителей человечества — Шамбале», но эту фразу он пропускает. — Махатмами я уполномочен возложить ее на могилу…— он чуть запнулся, — махатмы Ленина.

Возникла неловкая пауза. Все думают об одном: как исполнить торжественный ритуал? Ведь нет никакой могилы Ленина. Мавзолей не назовешь могилой…

«Оставлю ларец на столе, — принимает решение посланец махатм. — Пусть они сами…»

Ларец55 поставили рядом с букетом сирени.

Николай Константинович достает из портфеля лист пергаментной бумаги бледно-желтого цвета с тибетским орнаментом по краям. Текст написан по-русски, безукоризненным каллиграфическим почерком.

— Вот, — он кладет послание на стол, — вам от махатм. И в вашем лице — всем вождям Новой страны, то есть той России, которую вы создаете.

Первым берет послание Луначарский. Читает. Лицо его непроницаемо. Глаза за стеклами пенсне прищурены.

На Гималаях мы знаем совершаемое вами. Вы упразднили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили семью лицемерия. Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы избавили землю от предателей денежных. Вы признали, что религия есть учение о всеобъемлющей материи. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины. Вы указали на значение познания. Вы преклонились перед красотой. Вы принесли детям всю мощь космоса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построения домов общего блага!

Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преждевременным, так же как мы признали своевременность вашего движения и посылаем вам всю нашу мощь, утверждая единение Азии. Знаем, многие построения свершаются в года 28 — 31 — 36. Привет вам, ищущим общего блага!

Прочитав послание, Луначарский молча передает его Чичерину.

И пока тот читает…

Я, автор книги о Николае Константиновиче Рерихе, мог бы написать обширный комментарий к этому потрясающему документу, проанализировав каждую его фразу. Однако убежден: в комментариях послание не нуждается. Для человека, живущего в начале XXI века, безусловно ясно: каждая фраза в послании — блеф, абсурд, зло и в конечном счете преступление, потому что поощряет преступные деяния тогдашних коммунистических правителей Советского Союза, поощряет «своевременность и благо» «Великого Октября» и благословляет установление такого же «рая» в Азии.

Позволю себе только одно замечание: никогда подобное не могли написать истинные махатмы, учителя и «ведущие» человечества, в существование которых я свято верю. Они знают ВСЕ: прошлое и настоящее, они провидят будущее. Но им не дано впрямую вмешиваться в историю народов, населяющих планету: каждый народ и каждый отдельный человек свободен в своем выборе и в своих действиях, ибо мы посланы в этот мир Создателем Космоса для любви и свободы. Великие учителя могут только советовать, наставлять, остерегать от неверных решений и поступков. Но никогда они не будут поощрять зло и насилие, тем более когда и то и другое провидят. «Послание махатм», врученное Рерихом в Кремле Луначарскому и Чичерину, — прямое поощрение зла и насилия, которые уже тогда были зримы, реальны и известны не только махатмам, но и всему цивилизованному миру. Поэтому не приходится сомневаться в том, что авторы этого «документа» — Николай Константинович и Елена Ивановна Рерихи. О чем, кстати, свидетельствует и стилистика послания.

Они, безусловно, знали обо всем, что творится в Советском Союзе. И тут возникает ошеломляющий вопрос: зачем?.. Господи! Зачем они это сделали?

…Чичерин положил лист пергаментной бумаги с текстом послания на стол, и на него села большая навозная муха синего цвета, слетев с переспелой груши, на которой только что закусывала.

Георгий Васильевич был бледен.

— Вы хотите что-нибудь добавить, — спросил Луначарский, — к написанному ими?

— Да! — сказал Рерих. — Мне есть что добавить. Он говорил больше часа. Его не прерывали. Прозвучал страстный монолог.

Но ничего нового в нем не оказалось, во всяком случае, для наркома иностранных дел Чичерина. Было повторено с пространными пояснениями то, что Георгий Васильевич уже знал из докладной записки советского посла в Германии Крестинского и стенограммы сказанного ему Рерихом во время их тайной встречи в Берлине, в советском посольстве: для торжества справедливости и всеобщего благоденствия сначала в России и в Азии, а потом, возможно, во всем мире необходимо объединение коммунизма и буддизма в единую доктрину; а практически воплотить этот замысел в жизнь должен Советский Союз. Только теперь это были не личные соображения живописца Рериха, а предложения гималайских махатм, которые для осуществления «великой идеи» готовы передать «всю нашу мощь» Новой стране. Этими словами Николай Константинович и закончил свою страстную речь.

И опять в комнате возникло гнетущее молчание.

— Что же, — сказал Луначарский, поднимаясь со стула с явным облегчением, — мы обсудим… Подумаем. Верно, Георгий Васильевич?

— Да, да! Безусловно, — заспешил Чичерин. — Обсудим, подумаем.

…Рерих не помнил, как его проводили до машины.

Войдя в свой номер в гостинице «Метрополь», где его с нетерпением ждали Елена Ивановна и Юрий Николаевич, он произнес только два слова:

— Полный провал.

— Значит, — Лада была близка к обмороку, — значит, мое видение было ложным?..

Рерих, не ответив, ушел в свою спальню.

Юрий Николаевич с тревогой смотрел на мать: только бы не начали мелко трепетать ресницы, что является первой предтечей приступа эпилепсии.

На следующий день позвонил Бокий.

— Не огорчайтесь, Николай Константинович… Должен вам сказать: с посланием махатм ознакомлен Сталин. Кто-то из двух наркомов…

— И что же? — прошептал Рерих.

Очевидно, Глеб Иванович не расслышал в телефонной трубке этот шепот и продолжал:

— Ознакомлен Иосиф Виссарионович и с совместным предложением… Махатм и вашим. Я имею в виду выработку единой практической доктрины на основе коммунизма и буддизма. — Живописец молчал, боясь пропустить хоть слово. Лицо его покрыли крупные капли пота. — Он сказал буквально следующее: «Марксизм-ленинизм — материалистическое учение, и ни с какой религией соединен быть не может. Помните слова товарища Ленина на этот счет?»

— Что… Что он имел в виду?

— Владимир Ильич завещал нам тезис, в который вложен практический смысл. И этот тезис со всей большевистской жестокостью проводится в жизнь, — Бокий знал, что все «их» гостевые номера в гостинице «Метрополь» прослушиваются в НКВД. — Вот этот тезис: «Религия — опиум для народа».

Рерих подавленно молчал, думая: «Это больше чем провал…»

— Вот что, Николай Константинович… Нам надо обсудить дальнейшую программу вашего пребывания в Москве. — «Какая еще программа?..» — испугавшись пока неизвестно чего, подумал живописец. — Вы сейчас свободны? Я за вами через полчаса заеду.

В машине за рулем оказался сам начальник спецотдела, и, развернувшись на Манежной площади, они медленно покатили по Тверской в сторону Триумфальных ворот.