Убийца с крестом - Монтечино Марсель. Страница 24

– Дядя Чарли, – вмешалась Уэнди. – А вот Хоуи говорит, что он точная копия его деда, который эмигрировал из Минска.

– Ох, не смеши меня, разве может такой красавчик происходить из какого-то жалкого Минска? – Чарли приблизил лицо к животу младенца и сделал вид, что хочет прокусить тонкую синюю фланель. Джошуа захихикал, схватился за живот и чуть было не потерял равновесие. Чарли положил его на стойку и склонился над ним, гугукая и корча смешные рожи. Малыш засмеялся, задрыгал ножками и стал играть с подбородком Чарли.

– Нет, вы только посмотрите на это лицо!

Ансамбль заиграл: вопреки ожидаемому, звучал не оглушительный рок, а мягкая, чувственная боссанова. Голд узнал этот танец – ему было полтора десятка лет. Джазмены любили эту мелодию и всегда включали ее в свой вечерний репертуар. Любила ее и Анжелика.

– Папа, потанцуй со мной. – Уэнди уже тянула его на площадку. – Дядя Чарли присмотрит за Джошуа, правда ведь, дядюшка?

– Да я готов тебе даже заплатить за это удовольствие!

Они были единственной парой на площадке. Уэнди прижалась к нему, положила голову ему на грудь. Голд заметил, что на них смотрит весь зал. Здесь были Уотерманы – семейство кузена Эвелин, Джейсоны из Ла-Джоллы, Джо Маршалл, (сын лучшей подруги матушки Эвелин) со своей женой – шиксой из Торонто. Голду даже показалось, что где-то мелькнул один из бывших мужей Кэрол, но он не был уверен в этом.

– Как я рада, что ты пришел, папочка. – Уэнди подняла к нему лицо. – Я очень тебе благодарна. Я ведь знаю, тебе это нелегко далось!

– А-а-а-а... – сказал Голд с таким видом, как будто это была для него пара пустяков.

– Папа, – мягко упрекнула она. – Ну, я ведь точно знаю, как трудно тебе здесь находиться.

Он обнял ее крепче.

– Я пришел повидаться с тобой, детка!

С полминуты они танцевали молча. Голд машинально отметил, что музыкант, играющий на басу, знал свое дело.

– Ты с матерью еще не говорил?

– Нет еще.

«Пока что я избежал этого удовольствия», – подумал он.

– А Питера не видел еще?

Голду показалось, что на долю секунды у него остановилось сердце.

– В храме только.

– Папа, он просто отличный мальчишка. – Она выдержала паузу. – Ты бы очень гордился им.

Голд промолчал.

– Он очень похож на тебя, правда, папа! – Подняв голову, она взглянула на него и заговорщически зашептала: – С того самого дня, когда мать принесла его из роддома, я стала видеть тебя во всем, что бы он ни делал! Он ложку держит, как ты, ест то же самое, что ты.

Ну, во всем сходство! И чем старше он становится, тем больше походит на тебя. Он вылитый ты, папочка!

– Ну угомонись, Пирожок! К чему об этом говорить – в эту дверь ломиться бесполезно.

– Знаю, знаю. – Она машинально погладила его по плечу. – А знаешь, он спрашивал у меня о тебе.

– Да-а?

– И не один раз. Однажды, когда он был совсем еще маленьким, я застала его врасплох – он разглядывал твое фото на комоде у меня в спальне. Начал меня расспрашивать, хотел знать о тебе все.

– Неужто? И что же ты ему сказала?

– Ну, что ты – мой отец, что вы с матерью были когда-то женаты. Все в таком духе. Но мне кажется, что он догадывается о большем.

Голд слегка отстранил ее от себя.

– Почему ты так думаешь?

– Знаешь, когда тетя Кэрол начинает говорить с матерью о тебе, он сразу затихает и старается не пропустить ни слова. По-моему, он знает, что Стэнли ему не отец.

– Кто ему сказал об этом, мать?

Уэнди тихо рассмеялась.

– О нет! Все, что ему сказала мать, было следующее: «Питер, когда ты родился, мы с отцом еще не были женаты. Не правда ли, я ужасна?»

Голд печально улыбнулся: «Нет, Эвелин, ты вовсе не была ужасна. Просто ты не была Анжеликой».

– Как бы там ни было, папа, я настояла на твоем приходе. Конечно, Стэнли прекрасный человек, он всегда был добр ко мне, и он обожает Питера, просто обожает его! Но все же ты его настоящий отец.

– Пирожок, настоящий отец – это человек, который тебя вырастил. Питера, как ты только что сказала, вырастил Стэнли, и надо отдать ему должное, у него это прекрасно получилось.

– Но, папа, неужели тебе не любопытно? Неужели ты не хотел бы...

– Абсолютно, солнце мое!

– Зачем же ты пришел сегодня?

Голд поцеловал ее светло-соломенные волосы, пахнущие шампунем.

– Я пришел проведать тебя, Уэнди. Это ты просила меня. Это ты звонила мне три раза, чтобы я не забыл. И я знал, что это значит так много для тебя, Уэнди. И ни для кого больше. И пожалуйста, никогда не забывай об этом.

Несколько танцующих пар присоединились к ним на площадке. Солли Саймон – брокер, в которого Эвелин была влюблена в университете, – протанцевал мимо со своей молодой женой.

– Привет, Джек! Рад тебя видеть. Я смотрел вчера вечерние новости. Хорошая работа! Надо бы перестрелять всех этих подонков. Уэнди, как там твой малыш?

Танцевали также Чартовы – они жили на той же улице, что и Эвелин с Голдом в ту пору, когда у них был домик в Калвер-Сйти. Они кивнули ему и понимающе улыбнулись. Чартовых Голд ненавидел.

Все больше парочек пробивалось на площадку, становилось тесно. Ансамбль плавно перешел к другой боссанове.

– Придешь завтра пообедать? Я цыпленка «энчалада кассероле» приготовлю – ты ведь его так любишь. «Шестьдесят минут» посмотришь, с малышом повозишься.

– Посмотрим, Пирожок.

– Ну, постарайся прийти, папочка! Хоуи говорил, что ему, наверное, придется пойти на встречу с клиентом, так что мы с Джошуа будет одни-одинешеньки.

Полицейский инстинкт Голда сработал автоматически – что-то было не так. Голд был в полном замешательстве: ему никогда не приходилось проверять этот инстинкт на своей семье. На Анжелике – да, но только не внутри семьи.

– У Хоуи деловая встреча в воскресенье? Что-то это не похоже на нашего мистера Джона Макэнроу [42], на нашего мистера Шесть Сетов По Воскресеньям! Кого же ему так приспичило видеть в воскресенье?

– Да я не знаю. Каких-то юристов, наверное. Он что-то говорил насчет встречи с какими-то юристами.

– По какому поводу?

– Что? – В глазах Уэнди мелькнула тень беспокойства.

– Встреча будет по какому поводу, зайка?

– Ой, папа, у меня нет ни малейшего понятия.

– А где, собственно говоря, Хоуи сейчас? Что-то я его нигде не видел.

– Он говорил, что после службы в шуле [43] ему надо будет кое-куда позвонить. Он наверняка скоро придет сюда. Он так хотел тебя видеть!

– Да неужели?

– О да, сегодня утром он меня аж три раза спрашивал, придешь ли ты сюда. Он правда тебя любит, папочка.

«Ага!» – подумал Голд.

– А ты не знаешь, зачем это я ему нужен?

– Да мне кажется, никаких особенных дел у него к тебе нет. – Тут ей что-то пришло в голову, и она рассмеялась. – Может, он хочет научить тебя играть в теннис?

Голд выдавил из себя смешок, но глаза его были холодны.

– Как же все-таки замечательно, что ты пришел сегодня. – Уэнди прижалась к нему теснее. Они продолжали кружиться под музыку. По шумному, набитому публикой залу шныряли фотографы, пытаясь поймать «откровенные» кадры: стариков с молоденькими девочками, отцов с дочерьми, матерей с сыновьями. В противоположном конце зала официанты – под «охи» и «ахи» гостей – открыли длинную буфетную стойку. Фотографы поспешили запечатлеть нарезанную печень в формочках и маринованную сельдь. Все выстроились в очередь и принялись нагружать свои тарелки горами разных салатов, свежих фруктов, креветочных коктейлей, грудинками цыплят «тернияки» на деревянных шомполах, рисом и салатом из раков «ньюбург». Взмыленный шеф-повар нарезал толстыми, сочными ломтями первоклассное жаркое и сдабривал его соусом и хреном.

Ансамбль закончил свое попурри постепенным замедлением ритма и вычурно угасающим дуэтом барабана и саксофона-тенора. Несколько пар зааплодировали. Голд взял Уэнди под руку и повел к бару. Чарли Виганд приветствовал их широкой улыбкой.